Доза абсурда: как сюрреализм помогает понять реальность

В 1999 году американская телекомпания ABC заказала пилотный выпуск нового сериала в Лос-Анджелесе. Он начинается того, что женщина выживает после автокатастрофы. В ее сумке $125 тысяч, но она не помнит, кто она и куда направляется.

Те, кто надеялся, что на этом этапе развернется стандартная сюжетная линия, был сильно разочарован. Во многих сценах остается недосказанность, и они кажутся несвязанными. А еще там появляются жуткие фантастические персонажи, в том числе карлик с огромными протезами вместо рук и крошечной головой, и загадочный ковбой, который совершенно не соответствует современному Голливуду.

Хотя телекомпания закрыла сериал еще до выхода в эфир, режиссер превратил пилот в художественный фильм, который был выпущен по всему миру. И при этом он не стал «исправлять» несоответствия: один критик фильма жаловался, что в нем «нет никакого смысла… Ни цели, ни логики в событиях». Большая часть обзора Salon сводится к вопросу: «Что, черт побери, происходит в этом фильме?»

Тем не менее, сегодня «Малхолланд Драйв» Дэвида Линча считается одним из лучших фильмов XXI века (в том числе по данным опроса BBC Culture в 2016 году), а те его элементы, которые сбили с толку критиков, некоторые называют гениальными.

Многие произведения искусства — такие, как фильмы Линча, сочинения Франца Кафки и юмор «Монти Пайтон», — намеренно ставят под сомнение наше понимание мира. В них всех есть нелогичные, вроде бы неуместные элементы, которые причудливым образом соотносятся с чем-то привычным.

Привлекательность этого вида искусства объясняют недавние работы психологов, раскрывающие странные эффекты, которые оно может оказывать на мозг. Исследования, касающиеся «модели поддержания смысла» человеческого мышления, показывают, что сюрреалистическое и абсурдное искусство может быть настолько тревожным, что мозг будет реагировать на него почти как на физическую боль, но в то же время оно приводит нас к более прочному ощущению себя и открывает разум для поиска новых путей осмысления мира. Эти находки дают возможность улучшить образование и даже объясняют реакцию на некоторые абсурдные политические события последних лет.

Модель поддержания смысла впервые предложили в 2006 году три психолога — Стивен Хейне, Трэвис Прулкс и Кэтлин Вос. Они вдохновлялись французско-алжирским философом Альбером Камю, который утверждал, что человеческий разум постоянно пытается построить представление о реальности как едином, связном целом. Это стремление он охарактеризовал в «Мифе о Сизифе» (1942) как «ностальгию по единству».

Хейне и его коллеги предположили, что наше умственное представление о мире похоже на тонкую сеть взаимосвязанных убеждений, фиксирующих отношения между нами и другими людьми, местами и объектами вокруг нас. Когда мы сталкиваемся с необъяснимым событием, которое, по-видимому, нарушает эти рамки, мы чувствуем глубокую неопределенность — «ощущение абсурда».

Используя эти идеи в качестве стартовой площадки, психологи описали три способа, с помощью которых разум пытается смягчить это чувство. Наиболее радикальный — создание нового ментального представления, «добавляющего» необъяснимое событие в число имеющихся ментальных моделей. Альтернатива — интерпретировать событие так, чтобы оно соответствовало уже существующей модели. Или, напротив, мозг может укрепить другие убеждения и ценности, даже если они относятся к другой области, совершенно не связанной с текущим событием. Это последнее явление психологи описали как «гибкая компенсация». Оно предполагает «отступление в безопасное место, где мир снова обретает смысл», — объясняет Хейне.

Свидетельства существования «гибкой компенсации» уже были получены в более ранних психологических исследованиях. В одном из них студенты, которые показали плохие результаты тестов, чаще выражали поддержку выигравшей спортивной команде, предположительно в качестве утешения пошатнувшейся самооценки. Другое исследование показало, что люди, которые чувствовали себя социально изолированными, активнее защищали свою национальную идентичность. Хейне и его коллеги пришли к выводу, что, если теория поддержания смысла верна, то у сюрреалистических или абсурдных произведений искусства, созданных с целью бросить вызов нашему взгляду на мир как на логическое, органическое место, должны быть аналогичные последствия.

В одном исследовании, предназначенном для проверки этой теории, психологи попросили добровольцев прочитать «Императорское послание» (1919) — притчу Кафки, в которой содержится запутанный парадоксальный вывод главного героя, что независимо от того, как далеко он идет по дворцу, ему никогда не добраться до выхода. После этого участники оценили, насколько они ценят страну, где родились, национальность и родной язык. Как и предсказывает модель поддержания смысла, люди, которые читали притчу Кафки, компенсировали чувство неуверенности, подчеркивая свою культурную самобытность, значительно сильнее, чем люди, которые читали басню Эзопа.

Позже исследователи обратили свой взор на визуальное искусство. Они показывали добровольцам либо «Пейзаж с двойной радугой» (1812) Джона Констебла, либо абстрактную экспрессионистскую картину Виллема де Кунинга «Без названия XVI» (1976), либо сюрреалистическую картину Рене Магритта «Сын человеческий» (1964), на которой изображен человек в пальто с яблоком, парящим перед его лицом — сопоставление знакомых элементов незнакомым способом. После этого все добровольцы заполнили один и тот же опросник, в котором анализировалась их «личная потребность в структуре» — то есть то, насколько люди ценят порядок и привычность, а не спонтанность и непредсказуемость.

И снова психологи увидели доказательства гибкой компенсации: картина Магритта провоцировала гораздо большую «потребность в структуре», чем другие произведения искусства. Удивительно, но потребность в структуре тех, кто смотрел на картину Магритта, была такой же высокой, как и у другой группы людей, которые писали о своей смерти. Неожиданная связка человека и яблока, по-видимому, представляла собой такую же угрозу для умственного представления людей о мире, как и размышления об их собственной гибели.

На нейронном уровне дискомфорт, вызванный абсурдом, похоже, аналогичен физической боли. В еще одном эксперименте Хейне и его сотрудники дали добровольцам либо обезболивающее (ацетаминофен), либо плацебо, а затем одна часть участников смотрела клип из сюрреалистического фильма Линча «Кролики» (2002), а другая — писала короткое эссе о смерти. В обоих случаях у добровольцев, принимавших обезболивающее, впоследствии отмечалось снижение гибкой компенсации по сравнению с теми, кто принимал плацебо.

Как это ни парадоксально, но юмор может также уменьшить психологические последствия абсурда. В другом исследовании Хейне добровольцы читали историю, основанную на бунтарском скетче «Монти Пайтона». Как и ожидалось, в результате они продемонстрировали гибкую компенсацию (выносили более суровые моральные суждения) — но только если они не осознавали, что это была шутка. «Понимание, что это шутка, устраняет ожидаемые противоречия; вы признаете, что это должно быть смешно, — говорит Хейне. — Те, кто не понимал, что это была шутка, не смогли этого сделать и воспользовались гибкой компенсацией».

С появлением данных о процессе поддержания смысла некоторые психологи надеются, что эта теория может помочь в образовательном процессе. Подобно другим негативным чувствам, таким как гнев или стресс, дискомфорт, вызванный абсурдом, может обострить мышление, в том числе улучшить навыки распознавания образов. Например, после прочтения рассказа Кафки добровольцы быстрее обнаруживали и запоминали правила, определяющие порядок (на первый взгляд случайных) цепочек букв. «Они становятся очень внимательными к миру, — объясняет Хейне. — [И они] пытаются разобраться в том, что в текущий момент не имеет смысла». Похоже, что это связано с небольшим увеличением рабочей памяти, которое дает мозгу дополнительные ресурсы для поиска упорядоченных связей в хаосе вокруг.

Таким образом, преподаватели могут сознательно создавать чувство неуверенности, чтобы побудить учеников искать смысл в материале, который они изучают. Например, нетрудно представить, что такой эффект может произвести урок физики о Большом взрыве, если учитель подчеркнет тревожные последствия, вытекающие из этой идеи. По другим предметам учителя могут открыто оспаривать распространенные заблуждения и мифы. «Почти все, что противоречит здравому смыслу, может сработать», — говорит социальный психолог Джейсон Мартенс из Университета Капилано в Канаде. С этим согласен и профессор когнитивной психологии из Университета Осло Рольф Ребер. Он полагает, что преподаватели могли бы «начинать с удивительного факта, который на первый взгляд не имеет смысла», чтобы побудить студентов искать новые связи.

Хейне считает, что модель поддержания смысла может объяснить даже наши реакции на недавние политические потрясения. После стольких неожиданных поворотов многие люди чувствуют, что в мире больше нет смысла, и из-за этой неопределенности могут еще больше укрепиться в своих политических взглядах. «Я часто задаюсь вопросом, не это ли служит причиной усиления поляризации, которое мы наблюдаем, — говорит он. — Людям хочется спрятаться в безопасном месте, еще больше опираясь на существующие убеждения о том, каким должен быть мир».

Но объясняет ли модель поддержания смысла то, почему людям нравятся сюрреалистичные и абсурдные развлечения? «Я думаю, что люди обращаются к работам таких авторов, как Дэвид Линч, по тем же причинам, что и к фильмам ужасов. Фильм ужасов — это безопасная возможность провести эксперимент над своими страхами. Вы можете исследовать свои эмоциональные реакции, зная, что с вами все будет хорошо. На мой взгляд, некоторым людям нравится исследовать свои экзистенциальные тревоги таким же безопасным образом», — считает Хейне.

Телевизионные боссы, которые заказывали пилот «Малхолланд Драйв», похоже, не оценили эту возможность. Как сказал в то время один из продюсеров несостоявшегося сериала, «ABC считает, что зрители слишком глупы, не хотят ни в чем разбираться или получать какой-то сюрреалистический опыт». На деле те самые абсурдные моменты, которые оттолкнули руководство телеканала, как раз и производят мощный психологический эффект, объясняющий непреходящую привлекательность «Малхолланд Драйв». Что бы это ни было — работа Магритта, Кафки или Линча, — небольшая доза сюрреализма и абсурда помогает нам решать более сложные вопросы о нашем собственном месте на Земле и стимулирует поиск смысла.

Источник