Глава Thiel Capital: «Стремление к росту превращает нас в негодяев»

«Мы думаем, что капитализм занят идеологической борьбой с социализмом, но мы даже не представляем, что капитализм может победить его собственное детище — технология».

Так Эрик Вайнштейн, математик и управляющий директор инвестиционной фирмы Питера Тиля Thiel Capital, начал недавнее видео для BigThink.com. В нем он утверждает, что технологии настолько изменили наш мир, что «нам может понадобиться гибридная модель, которая будет парадоксально более капиталистической, чем капитализм сегодня, но, возможно, даже более социалистической, чем коммунизм прошлых лет».

Другими словами, социалистические принципы могут быть единственным, что может спасти капитализм.

Мысль Вайнштейна отражает растущее в Кремниевой долине осознание проблем, с которыми сталкивается капиталистическое общество. Технологии будут и дальше менять наши профессиональные траектории, работники будут все больше перемещаться по всем направлениям и, вероятно, многие потерянные рабочие места нельзя будет заменить.

Поэтому многие технологические деятели и предприниматели в Кремниевой долине сходятся на том, что универсальный базовый доход может смягчить неблагоприятные последствия технологических инноваций.

Я решил поговорить с Вайнштейном о кризисе капитализма — как так получилось, что можно сделать, и почему он считает, что неспособность действовать может привести к краху общества. Больше всего его заботит, что класс миллиардеров — к которому он не относится, но с которым соприкасается в своей работе, — слишком медленно осознает необходимость радикальных изменений.

Почему технологии могут разрушить капитализм

Шон Иллинг: В наши дни популярна фраза «поздний капитализм». Считаете ли вы ее аналитически полезной?

Эрик Вайнштейн: Я нахожу ее лингвистически точной и политически провокационной. Я не думаю, что в дальнейшем не станет рынков. Я не думаю, что капитализм потерпит неудачу и будет заменен анархией или социализмом. Я думаю, что, возможно, это всего лишь конец начала капитализма, и что его следующий этап сохранить многие из его основных принципов, но в почти неузнаваемой форме.

Считаете ли вы, что рыночный капитализм изжил себя?

Я считаю, что рыночный капитализм, как мы его понимаем, фактически привязан к определенному периоду времени и определенному стечению обстоятельств. Я имею в виду связь между продуктом чьего-то труда и потребностями в нем человека. Между экономикой, в основном состоящей из частных товаров, и услугами, которые могут облагаться налогом для оплаты небольшого числа общественных благ, рыночная цена которых будет намного ниже суммарной стоимости товаров.

Кроме того, это совпало со способностью быстро обучаться в молодости, чтобы получить надежный навык, который можно использовать на протяжении всей жизни. Я считаю, что многие из этих обстоятельств сейчас исчезают, потому что они фактически никогда не связывались ни одним фундаментальным законом.

Большая вина за это лежит на технологиях, которые вы справедливо называете детищем капитализма. Возможно ли, что детище капитализма может стать его разрушителем?

Это важный вопрос. Со времен индустриальной революции благодаря технологиям рабочие переходили от деятельности с наименьшей ценностью к занятиям с гораздо более высокой ценностью. Проблема с компьютерными технологиями заключается в том, что они, по-видимому, нацелены на цикличные действия. Если разложить человеческую деятельность на ту, которая случается только один раз, и ту, что происходит ежедневно, еженедельно, ежемесячно или ежегодно, то становится понятно, что технологии могут вовсе избавить нас от цикличных действий, вместо того, чтобы заменить циклическую деятельность с низкой значимостью на аналогичную — с высокой.

Эта тенденция кажется объективно плохой для большинства людей, чья работа состоит в основном из рутинных действий.

Я думаю, это означает, что у нас есть преимущество перед компьютерами, особенно в области экономики, основанной на особых возможностях. Как правило, это удел менеджеров хедж-фондов, рекламщиков, инженеров, всех, кто на самом деле пытается делать то, чего никогда не делал раньше. Мы никогда не задумывались, как склонить все общество, в котором доминирует рутина, к новой экономике, в которой мы конкурируем, где у нас есть определенное преимущество над машинами и способность делать то, что раньше никогда не делалось.

Не у всех могут быть необходимые навыки. Возможно, большое количество людей просто не сможет процветать в этом пространстве, независимо от возможностей для обучения или образования.

Это зависит от вашего взгляда на образование. Бакминстер Фуллер (известный американский автор и архитектор, который умер в 1983 году) сказал: «Мы все рождены гениями, но что-то в процессе жизни лишает нас гениальности». Я думаю, что в последнее время тем, что лишает нас гениальности, стало образование.

Проблема в том, как устроена наша образовательная система. Мы берем нашу естественную склонность к исследованию и преобразуем ее в готовность к отупляющей рутине. Это связано с тем, что система была разработана для создания людей, пригодных для конкретной работы, но такие рабочие места точно будут уступать место экономике, все больше основанной на разовых возможностях.

Это проблема с определенным, но чрезвычайно сложным решением.

Отчасти вопрос в том, как отказаться от системы образования, которая унифицирует людей по социально-экономическому спектру, и напомнить себе, что горничная отеля, которая заправляет нашу постель, может быть на самом деле художником-любителем. А бухгалтер, ведущий наши налоги, вполне может после полуночи работать над сценарием. Я думаю, что для многих бюрократов в Вашингтоне не совсем ясно, что талант и творчество существуют во всех сферах жизни.

Почему капитализм нуждается в социализме

Как должен выглядеть гибрид капитализма и социализма?

Я не думаю, что мы знаем, как это выглядит. Я считаю, что капитализм должен быть гораздо более свободным. В некоторых областях необходимо радикально отменить регулирование, чтобы позволить умам, способным на величайшие творческие подвиги, освободиться для экспериментов и игр, поскольку им предстоит создавать чудеса, на которые будет опираться наша будущая экономика.

Точно так же мы должны понимать, что наше население — это не совокупность рабочих, которые должны вносить свой вклад в машину капитализма, а скорее нация душ, чье достоинство, благополучие и здоровье должны рассматриваться с гуманитарных позиций.

Людям придется заниматься общественно-позитивной деятельностью, но не вся она сможет занять достаточную долю потребительского рынка на соответствующем уровне, и поэтому я думаю, что нам придется форсировать гиперкапитализм, который обеспечит рост гиперсоциализма, основанного как на достоинстве, так и на необходимости.

То, что вы описываете, – это почти революционный прорыв в политике и культуре, и мы не сможем сделать это по чьей-то команде.

Я считаю, что как только наш главный творческий класс преодолеет социально негативные препятствия, он сможет выбирать, будет ли капитализм развиваться эволюционно или революционно, и я надеюсь, что просвещенный эгоизм миллиардеров заставит их выбрать просвещенный подход к переосмыслению работы, который отдаст должное подавляющему большинству людей.

Вы уверены, что класс миллиардеров настолько просвещен? Я вот — нет.

Это любопытно. Несколько лет назад произошел тихий сдвиг, когда в накуренных комнатах перестали смеяться над проблемами неравенства и начали принимать их, как свои собственные.

Я думаю, что класс миллиардеров хочет быть уверенным, что не посеял семена крайне разрушительного социального краха, и я считаю, что видел реальную личную трансформацию многих ведущих технологических мыслителей, когда они всерьез задумывались о последствиях своей работы. Немногие из них хотят, чтобы их запомнили как убийц, которые уничтожили завоевания, накопленные со времен промышленной революции.

Поэтому я считаю, что желание оставить позитивное наследие мотивирует многих из них на инновации вроде, например, универсального базового дохода. При этом они понимают, что Вашингтон не имеет новых идей ни в социальном плане, ни в технологическом.

Но как мы допустили, чтобы все стало так плохо? Давно известно, что политические системы, как правило, рушатся без надежного среднего класса, выступающего в качестве буфера между бедными и богатыми, но мы все же оказались в этих нестабильных условиях.

Один мой друг сказал мне: «Современный аэропорт — идеальная метафора для зарождения классовой вражды». Я спросил: «Почему тебе так кажется?» Он сказал: «Богатые люди сидят в первом и бизнес-классе, и бедные должны проходить мимо них в эконом-класс, чтобы подчеркнуть их привилегию». Я ответил: «Я думаю, эта метафора еще лучше, потому что эти люди в первом и бизнес-классе на самом деле не настоящие богачи. Настоящие — в другом терминале или в другом аэропорту».

Мне кажется, что наибольшая опасность состоит в том, что по-настоящему богатые люди все больше отдаляются от жизни остальных и становятся в значительной степени нечувствительными к проблемам тех, кто все еще получает почасовую оплату. Поэтому они не могут предвидеть многих изменений, и ценой этой бесчувственности может стать начало революционных волнений.

Тем не менее, я надеюсь, что по мере роста социальных волнений нынешняя политическая система начнет перестраиваться, хотя бы в силу инстинкта самосохранения самых состоятельных людей.

Как же быть, если люди, обладающие способностью что-то изменить, сидят в плотном коконе и не осознают чрезвычайную ситуацию?

Знаете, не будет никаких предупреждающих выстрелов. Когда демонстранты Occupy Wall Street покинули парк Зуккотти и отправились к домам в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене, это было адресовано обладателям солидных капиталов. К счастью, протестующие были достаточно умны, чтобы понять, что мирная демонстрация — лучший способ показать потенциал нестабильности тем, кто еще не понял всех раскладов.

Почему экономика — гигантский карточный домик

С тех пор прошло шесть лет, но ничего не изменилось. Какой-то урок из этого был вынесен?

Ну, мы слишком сильно обвиняем банкиров. Проблема заключается в том, что и протестующие Occupy Wall Street, и банкиры заблуждаются. Они считают, что у банкиров есть больше власти, чем на самом деле. Реальная проблема, с которой еще предстоит столкнуться нашему обществу, заключается в том, что примерно в 1970 году мы закончили несколько периодов закономерного экспоненциального роста науки, технологии и экономики. С тех пор мы пытаемся разобраться с тем фактом, что почти все наши институты, которые процветали после Второй мировой войны, основываются на гипотезе роста.

Что именно это означает?

Это означает, что всем этим учреждениям, будь то юридические фирмы, университеты или военные организации, приходится считаться с устойчивым состоянием [что означает экономику с мягкими колебаниями роста и производительности], признать, что рост не может быть устойчивым; иначе им приходится строить финансовые пирамиды или пытаться сожрать окружающих, чтобы достичь некоего фейкового роста и поддерживать себя на плаву. Это большая история, о которой никто не говорит. У нас есть общесистемная проблема с этой установкой на рост, которая превращает нас всех в негодяев и лжецов.

Расскажите об этом поподробнее.

Конечно. Скажем, у меня есть растущая юридическая фирма, в которой на каждого партнера есть пять юристов, и эти юристы надеются стать партнерами, чтобы нанять пять новых юристов взамен. Эта формула иерархического труда работает хорошо, юридическая фирма растет, но как только она достигает устойчивого состояния, на каждого партнера может приходиться только один юрист, которому придется ждать много лет, прежде чем стать партнером. Эта экономическая модель не работает, потому что увеличенные часы работы и меньшая оплата, которую человек готов принять на позиции начального уровня, предполагает быстрое дальнейшее продвижение. Это повторяется с профессорами и их аспирантами. Это часто повторяется в военных иерархиях.

Это происходит практически везде, и когда экспоненциальный рост заканчивается, каждому из этих учреждений приходится либо внедрять новую бизнес-модель, либо продолжать использовать старую, паразитируя на чьем-то источнике дохода.

Источник