Железная клетка Макса Вебера: каков на самом деле дух капитализма?

Знаменитая работа Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» (1905) — это, несомненно, одно из самых непонятых канонических произведений, которые изучают, пересказывают и почитают в университетах по всему миру. Это не значит, что преподаватели и студенты глупы. Это говорит о том, что это короткое эссе, которое охватывает очень широкую предметную область, было написано интеллектуалом до мозга костей на вершине его творчества. Он был бы обескуражен, обнаружив, что его используют в качестве элементарного введения в социологию для студентов-магистрантов и даже школьников.

Сегодня мы используем слово «капитализм», как если бы его значение было самоочевидным, или, как если бы оно исходило от Маркса, но так быть не должно. Слово «капитализм» было собственным словом Вебера, и он определил его так, как считал нужным. Его самым общим смыслом была просто современность: капитализм был «самой роковой силой в нашей современной жизни». Если конкретнее, он контролировал и порождал «современную культуру», то есть свод ценностей, которым руководствовались люди на Западе XX века и руководствуются сегодня на большей части земного шара в XXI веке. Таким образом, «дух» капитализма — это также и этика, хотя, без сомнения, название эссе было бы немного плоским, если бы звучало как «Протестантская этика и этика капитализма».

Эта современная «этика», или кодекс ценностей, отличалась от существовавших раньше. Вебер полагал, что все предыдущие этики – то есть социально принятые кодексы поведения, а не абстрактные утверждения богословов и философов, – были религиозными. Религии давали четкие указания, как вести себя в обществе, в простых человеческих терминах, в формулировках, которые были приняты за моральные абсолюты, обязательные для всех людей. На Западе это было христианство, и его важнейшее социальное и этическое предписание исходило из Библии: «Люби ближнего». Вебер не был против любви, но в его представлении любовь была личным делом, царством близости и сексуальности. В качестве руководства по социальному поведению в общественных местах фраза «люби ближнего своего» выглядела явной бессмыслицей, и это было основной причиной того, что требования церквей говорить с современным обществом в подлинно религиозных терминах были невыполнимы. Вебер не удивился бы ни долгому царствованию лозунга «Бог есть любовь» на Западе в XX веке — оно началось еще при нем, — ни тому, что его социальные последствия оказались настолько ограниченными.

Этика или кодекс, которые доминировали в общественной жизни в мире модерна, были совершенно другими. Прежде всего они были безличными, а не персональными: во времена ​​Вебера договоренности о том, что считать правильным и неправильным для каждого конкретного человека, претерпевали изменения. Религиозные истины — основа этики — теперь оспаривались, а другие проверенные временем нормы, такие как отношение к сексуальности, браку и красоте, требовали пересмотра. (Призрак из прошлого: кому сегодня придет в голову отстаивать обязательные представления о красоте?) Ценности все чаще становились характеристикой индивидуальной, а не общественной. Поэтому общественное поведение было не зоной человечного, теплого взаимодействия, основанного на общем интуитивном понимании правильного и неправильного; оно было прохладным, сдержанным, жестким и трезвым, подвергалось строгому личному самоконтролю. Правильное поведение заключается в соблюдении правильных процедур. Оно подчиняется букве закона (ибо кто может сказать, каков его дух?) и основано на рациональности. Оно логично, последовательно и гармонично или же подчиняется неоспоримым современным реалиям, таким как власть большинства, рыночные силы и технологии.

Помиомо традиционной этики, поменялось кое-что еще. Масштабное распространение знаний и размышлений о знаниях не давало никому возможности познать и изучить все. В мире, который невозможно понять в целом, где нет общепризнанных ценностей, большинство людей цеплялось за конкретную нишу, к которой они были наиболее привязаны: работа или профессия. Они рассматривали свою работу как пострелигиозное призвание, «абсолютную самоцель», и если современная «этика» или «дух» и имела какую-то высшую основу, то это была именно работа. Один из самых распространенных стереотипов о подходе Вебера — утверждение, что он проповедовал трудовую этику. Это ошибка. Он лично не видел особой добродетели в поту — он считал, что лучшие идеи приходят к нему, когда он отдыхает на диване с сигарой, — и если бы он знал, что его поймут таким образом, он бы указал, что современный Запад отличается от предыдущих обществ и их систем ценностей отнюдь не готовностью к тяжелому труду. Однако идею о том, что работа занимает все больше места в жизни людей, он считал глубоко современной и характерной времени.

Такая профессиональная этика была как у предпринимателей, так и у все более высокооплачиваемой квалифицированной рабочей силы, и именно эта комбинация создавала ситуацию, когда «наивысшим благом» было получение денег, все больше денег без каких-либо ограничений. Это именно то, что чаще всего называют «духом» капитализма, но следует подчеркнуть, что это была не просто этика алчности, которой, по признанию Вебера, много лет и которая вечна.

На самом деле здесь есть два набора идей, хотя они пересекаются. Первый относится к потенциально универсальным рациональным процедурам — специализации, логике и формально последовательному поведению, а второй ближе к современной экономике, центральной частью которой выступает профессиональная этика. Ситуация модерна была результатом упора на конкретную функцию в условиях, когда большинство людей перестали пытаться понять современность в целом. В результате они не контролировали свою судьбу, а подчинялись набору рациональных и безличных процедур, которые Вебер называл железной клеткой или «стальным панцирем». Учитывая его рациональные и безличные основы, этот панцирь был далек от человеческого идеала теплоты, спонтанности или широты мировоззрения; тем не менее, рациональность, технологии и законность привели к материальным благам для массового потребления в беспрецедентных количествах. По этой причине люди вряд ли сбросят с себя панцирь «до тех пор, пока не будет сожжен последний центнер ископаемого топлива».

Это чрезвычайно мощный анализ, который очень многое говорит о Западе XX века и о множестве западных идей и приоритетов, которые остальной мир с радостью все больше и больше принимает с 1945 года. Его сила не просто в том, что он говорит, а в том, что Вебер стремился понять, прежде чем вынести суждение, и увидеть мир в целом. Если мы хотим выйти за его пределы, мы должны сделать то же самое.

Источник