Душа идет, идет, идет: почему охотники-собиратели отказываются от оседлости

Современные охотники-собиратели отказываются вести оседлый образ жизни, создавая мобильные сети сообществ, сравнимые с большими городами. Эволюционный эколог Сесилия Падилья-Иглесиас рассказывает о том, почему земледелие так и не стало привлекательным для некоторых общин.

Мы движемся шеренгой сквозь тропический лес. Во главе один из наших проводников прорезает мачете узкие туннели в зарослях листвы. Двое других следуют за нами с большими контейнерами питьевой воды и провизией на всю предстоящую неделю. В самом конце шеренги последний из четырех наших проводников следит за тем, чтобы мы, исследователи, не отстали и не заблудились в лабиринте деревьев. Мы измотаны. И никого не нашли, семь часов продираясь сквозь растительность, воду и грязь. Я потеряла счет тому, сколько раз мы останавливались, чтобы обсудить альтернативные маршруты.

Мужчины-проводники ищут свой дом. Этот дом не стоит на месте, а перемещается по тропическим лесам региона Ликуала в северной части Республики Конго вслед за племенем Мбенджеле баяка. Это одна из немногих сохранившихся в мире кочевых общин охотников-собирателей, у которых нет ни постоянного места жительства, ни частной собственности.

Меньше года назад мы ходили по этим же грязным тропах, каждый день посещая временную стоянку Мбенджеле баяка. Тогда их пристанище гудело от детского смеха. Женщины ходили за дровами или помогали собирать манго мужчинам, которые не ушли на охоту за антилопами. По земле стелился дым, предназначенный для отпугивания ядовитых муравьев.

Теперь этот лагерь, где мы провели столько времени, представляет собой обычную пустую поляну, где можно увидеть брошенные копья, плетеные циновки и корзины или крыши временных жилищ. Однажды члены племени просто поднялись с места и ушли в тропический лес. Куда? Это был первый вопрос, который мы задали нашим гидам. Но вместе с ответом на него мы пытаемся понять и менее однозначные вещи. Почему подобные племена сознательно выбрали жизнь в вечном движении? Почему они отказываются от оседлости даже в 21 веке, несмотря на давление общества и плюсы, которых не дает кочевой образ жизни?

Эти вопросы не новы. По крайней мере, с 60-х годов прошлого века охотники-собиратели — от племени кунг-сан в Калахари до австралийских коренных общин — заставили антропологов пересмотреть общепринятые мысли о прогрессе и эволюции. И, возможно, самый важный из таких поворотов в сознании произошел в 1966 году вдали от бассейна реки Конго, когда группа этнографов, археологов, биологов и антропологов собралась на симпозиум «Человек-охотник» в Чикагском университете. Среди ученых были Маршалл Салинс, Джордж Питер Мердок, Джулиан Стюард, Ричард Боршей Ли, Ирвен ДеВор. Это был первый симпозиум, на котором антропологи подобного масштаба собрались вместе, чтобы поделиться результатами своих полевых наблюдений за жизнью самых разных племен охотников-собирателей. Случилась своего рода революция в знаниях об эволюции нашего вида. Некоторые предыдущие предположения о природе сообществ охотников-собирателей были отвергнуты, а взамен антропологи предложили новую историю социальной эволюции.

Предыдущие исследования, которые проводились в 18-19 веках, часто изображали сообщества охотников-собирателей как примитивные осколки прошлого, целью которых было собирать ресурсы для жизни в течение тех коротких и тяжелых дней, что им отведены. Эти представления помогли заложить «моральную» основу для вытеснения охотников-собирателей с мест проживания и их колонизации по всему миру.

На симпозиуме 1966 года ученые заявили, что сообщества охотников-собирателей — не бедные примитивные племена, вовлеченные в постоянную борьбу за ресурсы. Некоторые сообщества, по утверждению Салинса, можно даже назвать «богатыми». Переход к земледелию не всегда гарантирует материальные улучшения, и у охотников-собирателей иногда даже больше свободного времени, чем у земледельцев, более разнообразное питание и лучшее состояние здоровья. Ли и ДеВор подтвердили, что образ жизни охотников-собирателей — самая успешная адаптация, когда-либо достигнутая человеком.

Но при этом новая версия социальной эволюции все еще имела отголоски старых идей. Оседлость по-прежнему воспринималась как единственная возможная форма социального прогресса. Согласно истории, наш вид когда-то состоял из небольших, мобильных и равноправных групп охотников-собирателей, в которых насчитывалось 25-50 человек, и все они были близкими родственниками. Размер группы определялся ресурсами, доступными в данной среде обитания, а членство в группе — тесными родственными узами. Люди жили так до появления сельского хозяйства около 11 000 лет назад, когда мы начали выращивать себе пищу и одомашнивать скот.

Когда успешные сельскохозяйственные сообщества начали распространяться по всему миру, местные охотники-собиратели были вынуждены адаптироваться к нему. Некоторые присоединились к земледельцам, другие были вытеснены в среду, непригодную для сельского хозяйства, или медленно вымирали.

Симпозиум опроверг идею о том, что современные охотники-собиратели едва могут обеспечить себе существование. Позднее эта мысль была доведена до крайности Джаредом Даймондом, который в статье 1987 года «Худшая ошибка в истории человечества» заявил, что внедрение сельского хозяйства было «катастрофой, от которой мы так и не оправились». Основываясь на выводах симпозиума и других антропологов, Даймонд заявил, что сельское хозяйство принесло в наш мир социальное и половое неравенство, болезни и деспотизм. Почему же тогда оседлые сообщества стали доминирующими, если от них столько вреда?

Ответ связан с преимуществами социальной сложности. Даймонд писал, что сельское хозяйство могло прокормить гораздо больше людей, чем охота, хотя качество жизни при этом ухудшалось. Поддержка большего числа людей также имеет свои преимущества, среди которых можно выделить накопление культурных ценностей, рост числа социальных институтов, усложнение политических и экономических систем.

Но и эти прогрессивные выводы представляли охотника-собирателя как пережиток прошлого, вытесненный большими и сложными оседлыми сообществами. Небольшие мобильные группы, согласно этой идее, никогда не будут иметь преимуществ перед большими оседлыми. Сельское хозяйство по-прежнему рассматривается как контрольно-пропускной пункт на пути к прогрессу и развитию больших обществ. И это неверно.

Новое исследование сообществ охотников-собирателей показывает, что сети социальных связей, которые создают мобильные группы, больше, чем ожидалось. Эти сети, определяемые передвижением с места на место, могут быть ответственными за появление некоторых характеристик, которые отличают нас, людей, от приматов. Перемещение охотников-собирателей может объяснить появление сложной, кумулятивной культуры и способности поддерживать высокий уровень генетического разнообразия, даже когда размеры популяции значительно снижаются. Мобильность не является устаревшим образом жизни. Для многих групп это осознанный выбор, позволяющий создавать сложные сообщества, которые больше похожи на мобильные созвездия, чем на деревни или города.

Так почему же участники симпозиума «Человек-охотник» ошиблись? Основная проблема заключалась в том, что большинство из них провели очень мало времени среди одной группы охотников-собирателей. Они ограничились пребыванием в небольшом временном лагере и были обмануты его размерами.

В 21 веке охотники-собиратели продолжают осознанно выбирать жизнь, наполненную вечным движением, чтобы оставаться частью больших и сложных сообществ, распределенных по территориям, которые могут соперничать по размеру с крупнейшими городами земли. Я приехала в конголезский тропический лес в надежде, что Мбенджеле баяка расскажут мне именно такую историю.

Четверо наших проводников объясняют, что во временных лагерях, которые мы посещали ранее, люди оставались только в сезон дождей. По их словам, конкретные места для стоянок были выбраны стратегически, чтобы облегчить охоту на мелкую дичь. Теперь дожди прошли, и наступил рыболовный сезон, поэтому большинство семей Мбенджеле баяка перебрались к главной реке региона — Мотаба.

Добравшись до новых лагерей, мы обнаружили, что сезонное перемещение — это не единственный биоритм, который задает движение сообщества охотников-собирателей. Каждое утро, задолго до восхода солнца, люди покидают лагерь, чтобы ловить рыбу, охотиться, собирать дрова, семена, клубни диких растений и зеленые листья маниока, необходимые для сака-сака, местного деликатеса, который готовят с применением арахисовой пасты и пальмового масла. Эти походы могут длиться от нескольких часов до нескольких недель и уводить собирателей далеко от лагеря. Чтобы поговорить с кем-нибудь об их жизни, нам приходилось просыпаться задолго до восхода солнца, то есть до того, как они отправятся на поиски пищи, или дожидаться позднего вечера (а иногда ждать по несколько дней).

Мы планировали поговорить с каждый членом сообщества в каждом лагере, но порой, спустя неделю ожидания, нам приходилось сдаваться.

Лагеря у реки Мотаба находятся в центре маршрута, по которому когда-то проходило одно из крупнейших в мире расширений сельского хозяйства. Земледельческие популяции распространились по всему африканскому континенту и стали доминировать на территории, ранее населенной только охотниками-собирателями. Сегодня в Центральной Африке все еще существует множество групп охотников-собирателей. В бассейне Конго 20 таких групп.

Считается, что в Центральной Африке сельскохозяйственная революция произошла 5000 лет назад, хотя есть свидетельства того, что люди начали выращивать культуры и накапливать ресурсы несколькими тысячелетиями ранее. Из горных регионов Камеруна предки сегодняшних носителей языка банту двигались на восток и юг, пока не расселились по всему континенту, принося с собой одомашненные культуры, обычаи, новые понятия, такие как право собственности, и новые способы создавать масштабные поселения.

История социальной эволюции, выдвинутая исследователями в 20-м веке, предполагает, что прибытие этих фермеров – с их новыми инструментами, средствами производства и социальной организацией – подавило местных охотников-собирателей, вытеснив их с родных мест и лишив развития. Однако Мбенджеле баяка и другие сообщества выжили, а в Центральной Африке проживает самое большое в мире количество мобильных групп.

Сегодня, по некоторым оценкам, от 250 000 до 350 000 человек в бассейне Конго живут в основном за счет охоты и собирательства, несмотря на энергичные усилия правительства. Конечно, они находятся в постоянном контакте с другим населением, занимающимся фермерством, говорят на их языках, обмениваются с ними продуктами питания и другими товарами, но им удалось сохранить свой образ жизни на протяжении сотен тысяч лет.

Согласно традиционной истории эволюции, возникновение сельского хозяйства неизбежно запускает цепочку событий, включающую демографический бум и иерархические социальные структуры. В Африке этот процесс позволил обществу накопить ресурсы и устранить неопределенность, связанную с добыванием пищи. На первый взгляд, оседлость предлагает более безопасный, надежный и желанный образ жизни. Трудно принять тот факт, что некоторые люди просто не хотят его вести. Легко поверить в то, что прогресс — это дорога с односторонним движением. Однако внедрение сельского хозяйства не было окончательным и односторонним переходом. Многие сообщества «экспериментировали» с ним, не становясь полностью от него зависимыми. А другие, которые на определенном этапе полностью зависели от сельского хозяйства, позже вернулись к охоте и собирательству. Одним из наиболее интересных примеров являются группы охотников-собирателей Грейт-Бейсин (США), говорящие на нумическом языке, такие как шошоны. Эти группы, которые были потомками первых возделывателей кукурузы в Мексике и на юго-западе США, полностью отказались от своего сельскохозяйственного образа жизни около 1000 лет назад. Кроме того, отказ от сельского хозяйства, по-видимому, способствовал их быстрому распространению по плато Колорадо, что потенциально указывает на адаптивную природу мобильного образа жизни.

Даже в странах «плодородного полумесяца», где, как предполагают, обосновались первые земледельческие сообщества, существует 3000-летняя пропасть между самыми ранними свидетельствами о выращивании диких злаков и появлением первых одомашненных культур. Повторные исследования показали, что в условиях неолита сельскохозяйственные культуры можно было надежно одомашнить всего за 20-30 лет. Почему собирателям, живущим в регионах, столь подходящих для сельского хозяйства, потребовалось для этого 3000 лет? Возможно, оседлое земледелие не всегда было таким желанным.

Есть свидетельства того, что раннее выращивание культур во всем мире представляло собой сезонную стратегию, а не аграрную революцию. Быть может, собиратели пользовались моментами, когда почва становилась наиболее плодородной после разливов рек и озер. Такая стратегия позволяла людям выращивать растения только тогда, когда земля для этого подходила. А остальное время и энергию они посвящали сбору дикой пищи, ремесленничеству, ритуалам и рассказыванию историй. Более того, племена учитывали, что пойма реки может в один год быть плодородной, а в другой нет. У общин не было особых стимулов селиться в определенном месте или монополизировать какой-то участок земли.

Распространение фермеров в Африке, их сезонное выращивание ямса, маниока, пальмовых орехов и других культур привели к экстремальным переменам для местных охотников-собирателей. Тем не менее, как показывают новые генетические исследования, большинство малых мобильных групп продолжали процветать и после прибытия фермеров. И даже будучи окруженными крупными аграрными сообществами, они не оказались на грани исчезновения.

Какую роль мобильность сыграла в их успехе? Было ли движение всего лишь побочным эффектом образа жизни или чем-то более фундаментальным?

Сегодняшние охотники-собиратели живут, как правило, на временных небольших стоянках, разбросанных по разным местам. Возможно, именно маленький размер этих лагерей стал причиной того, что археологи и антропологи полагали, что мобильные сообщества представляли собой малые группы, состоящие из нескольких семей, которые делили между собой ресурсы. Разделение еды рассматривалось как способ смягчить опасность, а движение групп — как неизбежное следствие жизни в неопределенной среде. Согласно этому объяснению, охотники-собиратели переселялись только потому, что заканчивалась еда.

Большинство исследований мобильности охотников-собирателей сосредоточено на том, как истощение ресурсов и другие условия определяют передвижение. Но таким образом не получится объяснить всю динамику передвижений в большинстве сообществ охотников-собирателей. Да, Мбенджеле Баяка перемещают лагеря, когда ресурсы начинают иссякать, или когда меняется сезон. Они также регулярно совершают длительные походы на охоту или рыбалку, не меняя места жительства. Но некоторые перемещения не имеют ничего общего с ресурсами. Мбенджеле баяка могут покинуть свой лагерь, чтобы найти супругов, завязать дружеские отношения или принять участие в поминальных церемониях, где люди вместе поют и покупают друг у друга моконди масана (ритуальные вещи, основанные на верованиях в лесных духов). Члены общины должны участвовать в таких церемониях, а также навещать дальних родственников.

Это не новое явление. Врач и антрополог Жак Лалуэль, работавший в этом племени в 1940-1950 годы, рассказывал о встречах с людьми, вернувшимися из 800-километровых поездок. Генетические и антропологические исследования нашей группы обнаружили этот вид социального взаимодействия в еще более глубоких временных масштабах: многочисленные сообщества охотников-собирателей из бассейна Конго регулярно смешивались и обменивались культурными предметами за тысячи лет до того, как в регионе началось расширение сельского хозяйства. Судя по этим данным, Мбенджеле баяка и другие группы в бассейне Конго переселяются не просто потому, что закончилась еда. Они являются частью мобильного общества, большого, сложного и распределенного.

Есть свидетельства аналогичной динамики среди охотников-собирателей и в других частях Африки. В 2022 году сравнение бусин из скорлупы страусиных яиц в Восточной и Южной Африке выявило 50 000-летнюю сеть обмена, соединяющую эти два региона. В ритуалах участвуют люди, путешествующие за сотни километров, чтобы обмениваться бусами и другими предметами друг с другом. Подобные системы также существовали среди охотников-собирателей в других частях мира, например, у австралийских аборигенов. Похоже, что на протяжении всей нашей эволюционной истории передвижение никогда не было исключительно средством поиска пищи, а помогало находить друг друга на целых континентах.

В 2014 году исследователи подсчитали количество людей, известных двум группам охотников-собирателей: хадза в Танзании и аче в Парагвае. Оказалось, что люди из этих популяций знали других, живущих на расстоянии от 80 до 150 км друг от друга, и что эти люди посещали лагеря друг друга, чтобы участвовать в коллективных ритуалах, вместе охотиться, делиться едой и новостями, а также учиться друг у друга. Результатом этого движения стало создание крупных социальных сетей, распределенных по огромной территории.

По оценкам исследователей, среднестатистический взрослый хадза или аче на протяжении всей своей жизни изучал методы изготовления инструментов, используя 300 образцов для подражания. Ученые предположили, что большое количество образцов может объяснить одну из характеристик, которая отличает людей от других видов. Речь о нашей невероятной способности к инновациям и накоплению сложной культуры. Стремясь к большему числу образцов для подражания, люди, возможно, имели больше шансов встретить других людей, у которых культура развита значительно лучше и эффективнее.

Возникновение и развитие сложной культуры было не единственной причиной, по которой охотники-собиратели оставались мобильными. Еще одна важная причина — поиск супругов из разных регионов, поскольку в некоторых группах населения часто действуют четкие правила, запрещающие браки между людьми из одного сообщества. Мбенджеле баяка не исключение. В подростковом возрасте мобильность особенно выражена, поскольку люди должны совершать длительные передвижения в поисках супругов из достаточно удаленных мест за пределами местного сообщества. Генетические исследования как современных, так и доисторических охотников-собирателей показали, что эта практика, вероятно, была важна на протяжении всей истории нашего вида, поскольку она снижала риски инбридинга, когда плотность населения падала до низких показателей.

Сохранение мобильности было полезной стратегией для обеспечения успеха и устойчивости нашего вида на заре его существования. Какие преимущества предлагает образ жизни охотников-собирателей сегодня? Мбенджеле баяка живут в тесном контакте с фермерским населением, и большинство из них даже время от времени обрабатывают собственные поля. Этим охотникам-собирателям было бы очень легко перенять более сложные методы ведения сельского хозяйства и осесть, как это сделали многие другие мобильные группы. И все же они предпочитают этого не делать.

В период с 2013 по 2014 год группа исследователей из Университетского колледжа Лондона жила с охотниками-собирателями Агта на северном побережье Филиппин. Правительство там недавно попыталось расселить эти мобильные группы, стимулируя оседлость деньгами. В то время как некоторые общины агта по-прежнему занимаются исключительно охотой и собирательством, другие стали более оседлыми, деля свое время между собирательством и выращиванием риса. Лондонские исследователи решили выяснить, что случилось с общинами агта, которые стали вести оседлый образ жизни, и полученные результаты помогли объяснить некоторые сложности, связанные с этим переходом.

Исследователи обнаружили, что оседлый образ жизни и земледелие привели к гораздо более высокому уровню рождаемости, что позволило группам поддерживать более высокую плотность населения. Однако не все результаты были положительными. Более высокая плотность населения способствовала распространению вирусов, бактерий и других инфекций, что привело к более высоким показателям заболеваемости и смертности, особенно среди детей. Исследователи также обнаружили, что люди, которые начали заниматься сельским хозяйством, каждую неделю работали примерно на 10 часов дольше, чем их соседи-собиратели. Это увеличение рабочей нагрузки было особенно выражено среди женщин агта, которые работали в полях, что оставляло им вдвое меньше свободного времени, чем женщинам в общинах собирателей. Свободное время, которым наслаждаются мобильные охотники-собиратели, само по себе может рассматриваться как преимущество. Это также могло бы объяснить, как эти сообщества смогли передать многочисленные навыки и знания из поколения в поколение, путешествуя на огромные расстояния.

Мобильные сообщества продолжают структурировать нашу историю даже сегодня, когда охотники-собиратели XXI века осознанно выбирают свой образ жизни в постоянном перемещении. Но для Мбенджеле баяка, обитающего в тропических лесах бассейна реки Конго, мобильность — это не только образ жизни. Она определяет всю космологию вечного движения.

«Предположим, кто-то умирает, — объяснил пожилой целитель Мбенджеле по имени Фата своему другу-антропологу Джерому Льюису в 1997 году. — Его тело уходит в землю и никуда не движется. Но душа не стоит на месте, она идет, идет, идет, идет».

Источник