Управляя субъективностью: почему мошенникам комфортно в современном мире

Банкротство финансового гиганта Wirecard на фоне громкого скандала с мошенничеством шокировало общественность. И размером аферы в 3,5 млрд евро, и тем, что руководство «немецкого чуда» – инновационного, поддерживаемого правительством «ответа» Кремниевому финтеху – оказалось замешано во всех видах мошенничества: от прямой фальсификации счетов до фиктивных денежных потоков и дочерних компаний-призраков. В подобных историях поражает не только количество жертв, поверивших в «ничто», но и наличие среди этих жертв суперпрофессионалов. Причина, считает социолог из Университетского колледжа Лондона Арис Компорозос-Афанасиу, в том, что современные финансы давно во власти не рациональности, а «алхимии» – яркого символа мира «постправды».

По мнению Компорозоса, один из способов понять современную «алхимию финансов» – это обратиться к автору одноименной книги Джорджу Соросу. Несмотря на экономическое образование, он был одним из учеников выдающегося философа Карла Поппера, познакомившего его с социологической теорией рефлексивности, которая утверждала, что поведение человека определяется не реальностью, а его субъективным представлением о ней. И показательным примером являются самосбывающиеся пророчества, когда отношение людей к ситуации как реальной делает ее реальной по последствиям.

Сам Сорос в контексте своей инвестиционной стратегии объяснял рефлексивность как «двустороннюю связь между принимаемыми решениями и событиями будущего», где, с одной стороны, «движение цен на финансовых рынках пытается предсказать будущее», а с другой – финансовые рынки вместо простого отражения действительности «сами активно ее формируют».

Одним из ключевых моментов в этой концепции был фактический разрыв с прогнозированием, основанным на объективных данных собственно рынка («точной наукой»), и включение в этот процесс человеческой субъективности («ритуалов и заклинаний»). Как поясняет Компорозос: «Вместо того чтобы пытаться расшифровать неоспоримую истину о рыночных ценах и отделить ее от «шума» человеческих предубеждений и иррационального поведения, Сорос предположил, что гораздо умнее принять эту искаженную реальность финансов». И преуспел.  Так, на противостоянии центробанков Германии и Англии, зная за сутки о решении последнего понизить процентную ставку, Сорос сыграл против фунта стерлингов и на его сокрушительном падении за один день получил рекордную прибыль в 1 млрд долларов.

У этой «работы с искажениями» оказалась и масса последователей. Среди них, например, такие крупные мошенники, как Сэм Бэнкман-Фрид, глава рухнувшей криптобиржи FTX, и Ян Марсалек, один из руководителей Wirecard. По словам автора, вместо того, чтобы просто подделывать экономические «факты», они пытались контролировать силы, их формирующие: «Подобно Соросу, они стремились не просто интерпретировать “мышление рынка”. Они также стремились изменить его материальную реальность».

При этом, говорит Компорозос, «фигура рыночного алхимика появилась задолго до современных финансовых злодеев»: «В США конца XIX века в заголовках новостей доминировали биржевые спекулянты и типстеры, вызывая ожесточенные дебаты о легитимности и моральности спекуляций, которые и определили историю современных финансов». Однако в тот период, когда математическое прогнозирование приобрело популярность на крупнейших фондовых биржах США, а дух научной современности олицетворяла рациональность, «финансовые алхимики» не считались нормой. Хотя, по сути, статистические методы анализа, произведя революцию в изучении динамики рыночных цен, еще больше отрывали их от материальной реальности активов. А среди трейдеров утвердилась вера в некую «фундаментальную правильность» цен на акции и их колебания.

К этому добавился и ренессанс гностики, возникший на рубеже веков и породивший, по словам Компорозоса, «влиятельные финансовые практики, включая “технический анализ” и популярные руководства по трейдингу, разъясняющие достоинства “гностического разума”». В итоге, биржевые маклеры, увлеченные «герметическими поисками, подкрепленными непоколебимой верой в рациональность рынков», из провозвестников рациональности превратились, по утверждению историка Юджина Маккаррахера, в жрецов «денежного колдовства».

Широкое распространение поддерживаемых правительством ценных бумаг и обещаний более демократичных рынков сделало «евангелие от трейдеров» массовым – дилетанты осваивали «рыночную мудрость» наравне с профессионалами. Однако, по словам Компорозоса, если профессионалы «умело пожинали плоды финансовой алхимии» и выглядели «компетентными кормчими на бурных спекулятивных рынках», те, кто находился внизу финансовой иерархии, воспринимались как «иррациональная толпа», склонная к маниям, панике и заблуждениям, подверженная манипуляциям и обману, угрожающая стабильности рынка. «Их “шум” рассматривался как искажение рыночной реальности, искажение фундаментальных истин, вызванное сигналами цен на акции», – поясняет он.

При этом, например, признание в начале прошлого века торговли фьючерсами (наиболее спекулятивный вид финансовой деятельности) законной и желательной, поскольку она позволяет обществу «самонастраиваться на вероятное», с одной стороны, отражало сближение идей демократизации и спекулятивных финансов. А с другой – разграничивая профессиональные биржи и непрофессиональные букмекерские конторы, утверждало в мире рынков огромное неравенство.

И хотя подобные решения лишь усиливали «волшебную силу» финансовой алхимии, ее продолжали рассматривать в качестве «не-нормы» – «обратной стороны институциональных норм, которые считаются постоянными, справедливыми и стремящимися к равновесию», – и соответственно интерпретировали с позиции лжи и жадности. Но такой подход, считает Компорозос, затеняет более сложную реальность финансов, где «алхимия» – не исключение, а часть основания. И особенно заметно эта фундаментальная особенность финансового капитализма расцвела сейчас – «в мутном пространстве больших данных и их корреляций, где безраздельно царит шум».

Именно поэтому стали возможны многомиллиардные аферы на глобальных рынках, потому что рынки – это «миры, где шум и сигнал невозможно отличить, а границы между реальным и фальшивым гораздо более проницаемы, чем это предполагается в общепринятых описаниях мошенничества». И именно поэтому мошенничество становится всё более неочевидным и сложным для определения. В таком контексте, говорит Компорозос, финансовая алхимия похожа скорее на искажение, чем на прямой обман: «Вместо четкого перехода от факта к выдумке это выглядит амбивалентным сосуществованием правды и лжи».

Поэтому сегодняшнее финансовое мошенничество не является чем-то из ряда вон выходящим, оно часть более масштабной истории – «эпистемологического кризиса», охватившего все стороны жизни и размывающего границы между подлинным и фальшивым. Это и большие технологии, создающие параллельные реальности (например, метавселенную), которые декларируются как способ борьбы с экзистенциальными будущими угрозами (при этом степень их надуманности оценить сложно), но которые по факту могут быть способом отвлечь внимание от реальных проблем, в том числе и у их создателей. Это и большие языковые модели, склонные к «галлюцинациям» – смешению в своих ответах правды и вымысла. И конспирологические движения, в поисках некоей новой истины оспаривающие проверенные научные факты. И фейковые новости, разжигающие реальные социальные и политические конфликты. И т. д., и т. п.

По словам Компорозоса, в мире «постправды», где с разной степенью осознанности демонтируются средства, с помощью которых мы ищем и познаем истину, возникает вопрос о природе самой реальности. «По мере того, как это состояние сомнения и замешательства захватывает повседневную жизнь, наша способность отличать факты от вымысла ослабевает. Всё кажется “почти правдой” и ничто не кажется “совсем ложью”, – поясняет он. – Современные финансы лишь стали символом такого положения дел».

Например, насколько реальна стоимость невзаимозаменяемых токенов (NFT), которая «дико колеблется»? Так, в феврале прошлого года выяснилось, что более 80% таких токенов, созданных на самом популярном NFT-маркетплейсе OpenSea, – это мошенничество, плагиат или спам. И рынки блокчейн-активов, по словам автора, благодатная для этого почва, поскольку они «по своей сути непрозрачны и построены вокруг системы убеждений, которая бросает вызов “реальной” оценке – консенсусу, установленному центральными банками, рейтинговыми агентствами и торговлей на рынке Форекс». Более того, именно они часто становятся площадкой, где сочетаются традиционные и «высокотехнологичные» формы мошенничества.

При этом, говорит Компорозос, современные финансисты зачастую открыто признают себя «исполнителями трюков», что парадоксальным образом делает «алхимию» еще более эффективной: «Ее массовая привлекательность проистекает из ее укорененности в наших нестабильных социальных и культурных мирах, где непрозрачность и зрелищность часто становятся привычными чертами повседневной реальности». И современные финансовые субъекты – отнюдь не простаки, охваченные «коллективными галлюцинациями», – используют силу «алхимии» гораздо более творчески и зачастую преднамеренно: «Их коллективное самовыражение породило политику, богатую мифами, простирающуюся от причудливой конспирологии вроде QAnon до “атмосферных” сообществ тиктокеров, игровых и криптоторговых субкультур».

Поэтому, полагает автор, чары финансиализации не так-то легко развеять и свести лишь к психологии толпы и тяге к иррациональному богатству: «Нынешний “кризис реальности” требует большей чувствительности к способности рыночных искажений создавать поглощающие параллельные миры. Искажение стало очень важной силой в самых разных областях – от науки до культуры, от анализа данных до музыки».

При этом Компорозос отмечает, что «интерпретация сигналов» тесно связана с изучением порождающих возможностей «шума» – «поиском союзников в ошибках, сбоях и “плохих данных”, присущих всем формам жизни и пронизывающих наши способы репрезентации истины». Как в свое время общественность, увлеченная спекулятивными возможностями фондовых рынков, оказалась приглашенной и на «рынок идей», в конечном итоге укрепивший позиции либеральной демократии. Так и сейчас, по его мнению, в «фальшивых мирах» финансовой алхимии важно увидеть «не только их желание обмануть нас, но и их возможности создать условия для нашей борьбы за другие, более демократичные реальности».

Источник