Духи и карма: как маленькие общества обошлись без большого бога

Все человеческие общества были сформированы религией, что заставляет психологов задуматься о том, как она возникла, и повлияли ли определенные формы верований на разные аспекты эволюционировавшей социальной структуры. Согласно одной из точек зрения, например, вера в «большого Бога» – всемогущее карающее существо, которое выносит моральный приговор нашим действиям, – сыграла важную роль в социальном и политическом усложнении человеческих культур.

Но под сомнение эту теорию поставило исследование религиозных систем в Австронезии (малые и островные государства, расположенные от Мадагаскара до острова Пасхи). Оно показало, что в этих государствах более общая вера в сверхъестественное наказание обычно предшествовала политической сложности, а вера в высшие божества появилась уже после формирования сложных культур.

Джозеф Уоттс, работавший над данным исследованием психолог из Оклендского университета (Новая Зеландия), хотел проверить идею о том, что «большие боги» управляют и поддерживают эволюцию больших обществ. Психолог Ара Норензаян из Университета Британской Колумбии в Ванкувере (Канада), предположил, что вера в морализирующих высших богов (moralizing high gods, MHGs) позволила обществу перерасти свою ограниченную способность контролировать нравственное поведение, угрожая возмездием даже тем, кто тайно совершал проступки.

Наиболее распространенные культы с MHGs – христианство и ислам, доминирующие представители так называемых авраамических религий, – появились относительно недавно и явно позже возникновения сложных обществ. Но вопрос в том, были ли более ранние верования с MHGs, например, в цивилизациях бронзового века, катализатором социально-политической сложности или ее результатом.

По словам Уоттса, исследователям вместо того, что искать статистические связи между социальной сложностью и религиозными верованиями, нужно разобраться в причинах и следствиях. «Австронезийские культуры представляют собой идеальный образец для проверки теорий об эволюции религий в досовременных обществах, потому что они были в основном изолированы от современных мировых религий, а их местные верования в сверхъестественное и культовые практики были хорошо задокументированы», – говорит он.

Большое разнообразие

Уоттс и его коллеги из порядка 400 известных австронезийских культур выбрали 96, обладающих подробными этнографическими записями, исключив те, где контакт с авраамическими религиями мог иметь искажающее внешнее влияние. В итоге был представлен широкий спектр культур – от коренных гавайцев, придерживающихся политеистических верований, до народа мерина на Мадагаскаре, верящего в верховного Бога.

Команда рассмотрела два класса религий: культы с MHG и более широкие верования в систему сверхъестественного наказания (belief in systems of supernatural punishment, BSP) за социальные проступки, где, например, воздаяние совершается с помощью духов предков или неодушевленных сил, таких как карма. Хотя обе схемы рассматривают религиозных или сверхъестественных агентов как источник кодексов морального поведения, BSP не предполагает единого верховного божества, которое наблюдает за этим процессом.

Исследователи пришли к выводу, что шесть культур имели MHG, 37 – BSP, а 22 оказались политически сложными. Чтобы выяснить, как общества были взаимосвязаны и обменивались идеями, ученые использовали деревья эволюционных связей между культурами, созданные на основе более ранних исследований языковых отношений. Это, в свою очередь, позволило им проверить различные гипотезы о MHG и BSP – например, предшествовала ли появлению политической сложности вера в MHG (и, возможно, затем стабилизировала ее).

«Хотя верования в MHG действительно развиваются вместе с политической сложностью, они скорее следуют за ней, чем ее стимулируют», – говорят исследователи. Однако в случае BSP верования, похоже, способствуют возникновению политической сложности, хотя никоим образом ее не гарантируют.

«Думаю, что порядок событий, который предпочитают авторы, – это то, что ожидается от первопричин», – говорит эволюционный биолог Марк Пейгл из британского Университета Рединга. Он полагает, что общества стали политически более сложными по мере развития торговли и репутации, и ключом к этому процессу был язык, а не религия.

Итак, для чего нужен морализирующий высший бог? «Это инструмент контроля, используемый проповедниками религии, чтобы укрепить свою власть, – говорит Пейгл. – Как только у вас появится большое общество, производящее множество товаров и услуг, это богатство может быть использовано кем-то, кто сможет захватить власть. Самый быстрый способ сделать это – уровнять себя с верховным божеством, а затем составить списки вещей, которые люди могут и не могут делать, и которые станут «моралью» применительно к нашему социальному поведению».

Антрополог Херви Пиплз из Кембриджского университета (Великобритания) отмечает, что есть убедительные доказательства того, что даже если культы MHG не создают политической и социальной сложности, они могут влиять и стабилизировать ее. И добавляет: «Это исследование впечатляющее и новаторское, но, возможно, его трудно сделать всеобщим».

С этим соглашается и Норензаян. «В Австронезии социальная и политическая сложность была ограничена, – говорит он. – Были примеры вождеств, но не было ни одного общества, развитого до уровня государства. Поэтому неудивительно, что большие морализирующие боги там не играют центральной роли». Он утверждает, что такие боги действительно эволюционировали вместе с очень большими обществами государственного уровня, обычно встречающимися в Евразии. По его мнению, не стоит предполагать, что идея «больших богов» будет применима везде.

Источник