Илай Парайзер: «Фейковые новости — не проблема»
Интернет-активист, писатель и соучредитель Upworthy рассуждает о том, во что и почему люди верят в интернете
БудущееПосле выборов в США, когда многие эксперты объясняют победу Трампа предвзятостью СМИ и фальшивыми новостями, Илай Парайзер выглядит настоящим пророком. В 2011 году он написал книгу, предупреждающую, что инструменты персонализации Facebook и Google сделают нас еще более пристрастными, показывая нам только те новости и ту информацию, с которой мы согласны. Он назвал это явление «пузырем фильтров».
Предупреждение Парайзера стало реальностью. Мы используем придуманную им фразу, чтобы описать самые пагубные последствия социальных сетей — то, как алгоритмы кормят каждого из нас информацией, соответстующей уже имеющимся у нас взглядам, и создают условия, чтобы мы были более восприимчивы к вымыслу.
Парайзер оказался на шаг впереди потому, что был на передовой цифрового фронта. Будучи исполнительным директором MoveOn.org как раз тогда, когда социальные сети начали становиться мейнстримом, он использовал этот импульс для создания политической организации. В 2012 году совместно с давним соратником Питером Кехли он создал медиа-компанию Upworthy, создающую «виральные» клипы на основе интересных историй. Другими словами, они стараются переупаковать полезные идеи так, чтобы они могли пробить ваш пузырь фильтров.
Кликабельные заголовки компании, которые доминировали в новостных лентах Facebook, немедленно привлекли к себе огромное внимание. Количество просмотров Upworthy взлетело до 100 млн в месяц, а затем значительно снизилось, так как Facebook изменил свой алгоритм. Несколько лет назад компания переключилась на видео. Сегодня сайт Upworthy ежемесячно посещает 15-20 млн зрителей, но гораздо больше людей — более 200 млн, по словам Парайзера, — смотрят на Facebook и YouTube видеоролики, похожие на этот — о неожиданной реакции, с которой столкнулся парень по имени Гарри, признав расовые предрассудки, или этот — о церкви, которая спокойно относится к представителям ЛГБТ-сообщества.
Все это убедило Парайзера, что винить во всем фейковые новости — это ложный путь. Да, без сомнения, социальные медиа продвигают заведомо ложные истории. Но большинство людей ищет в интернете вовсе не новости. «То, что сейчас наиболее популярно, оно было популярно всегда, и это вовсе не новости, — говорит он. — Сейчас всем интересен тот парень, который скатывается с крыши в контейнер для мусора».
По мнению Парайзера, проблема онлайн-распространения заключается в том, что конкретная, правдивая информация не может конкурировать с парнем, катающимся с крыши. «Достаточно ли громко звучит правда? — спрашивает он. — Если проблема в том, что правда недостаточно громкая, это совсем не то же самое, что поддельные новости вводят людей в заблуждение.»
На прошлой неделе мы поговорили с Парайзером о том, как эволюционировали его представления о пузыре фильтров.
Джесси Хемпел: «Пузырь фильтров» был опубликован за год до того, как Facebook достиг миллиарда пользователей. К концу этого года ожидается, что каждый месяц в сеть будут заходить 2 млрд человек. Что-то изменилось в вашем подходе?
Илай Парайзер: Поскольку это касается столь большого количества людей, то разговор о том, как новостная лента формирует то, что мы узнаем, и о том, как непреднамеренные предубеждения в этих алгоритмах могут иметь огромные последствия, должен быть более широким. Не нужно быть инженером, чтобы понять, насколько это серьезно.
Во время президентских выборов в США многие говорили о влиянии пузыря фильтров на принятие решений. Как вы думаете, они сыграли большую роль в избрании нынешнего президента Дональда Трампа?
После выборов я чувствовал удовлетворение по поводу того, что моя идея оказалась полезной, но в то же время меня беспокоит, что люди зашли слишком далеко. Пузырь фильтров многое объясняет в том, почему либералы не видели приближение Трампа, но не очень многое — как он выиграл выборы. Даже если говорить о консервативной медиа-экосистеме, то, мне кажется, радиобеседы, местные новости и Fox — гораздо более важные части этой истории, нежели случайные консервативные фейковые новости.
Вы имеете в виду фальшивые статьи, которые циркулировали в социальных сетях.
Да, новости в стиле»Папа поддержал Трампа», которые вызывали ажиотаж после выборов. Местные телевизионные новости — по прежнему источник номер один в Америке. Сложно предположить, как это будет выглядеть, когда социальные медиа станут задавать тон везде, а это, вероятно, случится уже скоро.
Разве это не причина обратить внимание на это явление? Не будут ли со временем люди получать все меньше информации из местных новостей?
Я думаю, дело именно в этом. Я просто говорю, что такие эффекты будут серьезнее всего для активных пользователей социальных сетей. Интересно, что в эту группу входят почти все журналисты. И это проблема.
Что вы не учли о пузырях фильтров, когда писали книгу?
Когда у меня впервые появился этот образ кучи медиа-источников и мембраны или фильтра, который окружает человека, мне не до конца было понятно, что вся система обретет самосознание в определенном смысле — что медиа-организации будут все больше пристраиваться к этим пузырям. Я думаю, что именно это и произошло. Можно нацелиться на очень конкретные ниши или сообщества, добраться до многих людей, и делать это, понимая, как работает этот алгоритм и что он позволяет делать.
Значит, вы поняли, что наша информация будет фильтроваться людьми, которых мы знаем, но не подумали, как это повлияет на тех, кто распространяет эту информацию?
Да. Это даже забавно. Я придумал Upworthy, чтобы донести идеи и взгляды до множества людей, которые не могут пробиться через все эти алгоритмы. Я не понимал, что вся индустрия тоже будет делать это.
Налицо кризис доверия к СМИ. Почему это происходит?
Я много думал над этим вопросом: «Почему СМИ теряют доверие?» Я думаю, что доверие — это ощущение, что вы на моей стороне и действуете в моих интересах. Если быть честными с самими собой, большинство СМИ не на стороне большинства избирателей Трампа, сельских американцев или даже большинства американцев. Они на стороне довольно небольшой группы людей из крупных городов и рекламодателей.
Было исследование об охвате Portland Press Herald в штате Мэн, где я вырос. Если сопоставить, какие города охвачены прессой, а какие нет, то можно получить карту, которая очень похожа на территории, поддержавшие Клинтон [те, что охвачены], а не на территории, поддержавшие Трампа.
Если эти истории не рассказываются, не удивительно, что нет большого доверия или уважения. Я думаю, что это усугубляется тем фактом, что распространение — способность охватить широкую аудиторию — обычно воспринималось как часть журналистского процесса, а теперь эти две вещи разъединены [то есть любой человек может опубликовать что-то в интернете, как и New York Times]. Вы полагаетесь на своих друзей, выбирая, что смотреть. Это гораздо более сильный сигнал, чем бренд новостной организации.
Так как заработать доверие в цифровую эпоху?
Я чувствую, что концентрация на фейковых новостях — это не совсем то, что нужно. Я говорю это как человек, который бросился в бой с большим количеством идей, как это исправить, и я думаю, что многие из этих идей — хорошие. Но мы говорим об этом еще и потому, что крупные медиаплатформы вроде бы могут это исправить. Это также дает журналистам возможность концептуализировать эту проблему и почувствовать себя более достойными… Я думаю, даже если полностью исключить тему поддельных новостей типа «Папа одобрил Трампа» и вернуться на два года назад, то все происходило бы более или менее так же.
Я действительно считаю, что дело не в фальшивых новостях, а в том, звучит ли правда достаточно громко. И достаточно ли она громкая для широкого населения, а не только для тех, кто постоянно читает новости? Если посмотреть, кто на самом деле потребляет новости, то это поразительно маленькая часть общества. Если проблема заключается в том, что правда недостаточно громкая, нужно думать не о фейковых новостях, а о совсем других вещах.
Это отличное разграничение, Илай. Трудно представить, что истина может быть достаточно громкой, потому что сегодня берут верх гнев и отвращение, а истина часто бывает более тонкой.
Но я бы также сказал, что то, что сейчас популярно, было популярно всегда, и это вовсе не новости. Сейчас популярен какой-то парень, скатывающийся с крыши в мусорный бак. Я имею в виду, что новости часто скучны. Как восстановить доверие и интерес, чтобы правда нашла аудиторию?
У вас есть содержательные идеи о том, как это сделать?
Отчасти дело в том, чтобы исправить наши представления о том, как люди понимают идеи, особенно те, которые полагаются на строго рациональный подход. Я говорю это как задумчивый рационалист, который предпочитает рассуждать логически. Я много думал о разных аспектах этого явления. Один из них — недавнее исследование, когда людям была представлена информация о политическом кандидате. Одна группа получила положительные сведения о нем. Другой группе сообщили, что он украл деньги из собственной кампании, а затем немедленно извинились: «Нам очень жаль. Это был другой человек с таким же именем. Мы не согласовали записи. Этот парень не имел к этому никакого отношения». Исследователи задали обеим группам вопрос: «Коррумпирован ли он?». И обе группы примерно в одинаковой мере согласились, что он не коррумпирован.
Затем их спросили о благосклонности к нему, и группа, которая получила ошибочную информацию, оказалась гораздо менее благосклонна к нему, чем группа, которая никогда этого не слышала.
Поэтому недостаточно говорить правду — это то, как вы говорите, что истина имеет значение?
Если вы хотите, чтобы у людей были правильные мысли в головах, я думаю, что важно подумать не только о том, каковы факты, но и о том, какими моделями руководствуются люди, правильные ли эти базовые модели или нет. Например, чем больше вы говорите, что Саддам Хусейн не имел ничего общего с терактами 11 сентября, тем больше людей считает, что он как-то связан с этим. С точки зрения познания, сигнал «не» слабее, чем сигнал «эти две вещи имеют что-то общее». Все меняется, если вы говорите: «Так, 15 угонщиков были из Саудовской Аравии, двое из ОАЭ, а один был из Египта». Это заменяет необходимость высказывания, что Саддам Хусейн был как-то связан с 11 сентября.
Кроме того, есть много доказательств, что люди, чувствуя, что их идентичность находится под угрозой, более твердо придерживаются своих спорных убеждений и менее склонны принимать мнение, отличное от их собственного. И наоборот, если их идентичность подкрепляется или поддерживается, то человек оказывается гораздо более терпимым и заинтересованным в новых идеях. Я думаю, что один из вопросов в том, что в наших политических дискуссиях идентичность приравнивается к партийной принадлежности. Существуют ли способы создания других идентичностей, которые помогают с большим пониманием вести обсуждения? Самые содержательные межпартийные онлайн-споры случаются на спортивных форумах и других спортивных площадках, потому что «мы в первую очередь фанаты «Патриотов», а демократы и республиканцы — во вторую».
Третья часть состоит в том, что люди мыслят историями, и они думают как эмоционально, так и фактически. Я думаю, это во многом то, что мы пытаемся сделать в Upworthy. Мы рассказываем истории, которые помогают осветить тему или идею таким образом, что вы ее запомните — потому что это эмоционально и ярко, а не сухо.
То есть вы пытаетесь использовать все, что выяснили об обращении людей с информацией, чтобы делиться важными вещами?
Да. Например, я переживаю из-за изменений климата, поэтому часто мне психологически тяжело читать об этом. Меня это подавляет. Это не лучшая ситуация для создания каналов обратной связи. Как поощрять людей читать и думать об этом, чтобы не портить им весь день? Не обязательно говорить, что все здорово, но по крайней мере, хотелось бы обойтись без отчаяния.