Предубеждение оптимиста: почему оно полезно

Оптимисты легче переносят жизненные неурядицы и в целом чувствуют себя счастливее. Можно ли развить в себе это качество или оно определяется генами?

Образ жизни Саморазвитие
Фото: Ahmed Zayan/Unsplash

Исследователи установили, что наличие оптимизма примерно на четверть обусловлено генетически. Дети оптимистичны по природе, поскольку верят, что жизнь и их способности будут только улучшаться. Взрослые могут повысить оптимизм, уделяя больше внимания позитивной информации и меньше — неудачам.

Что же на самом деле представляет собой оптимизм? Один из подходов заключается в том, чтобы рассматривать его как психологическую черту — индивидуальную личностную характеристику, которая влияет на поведение человека, не сильно меняется с течением времени и достаточно устойчива в большинстве ситуаций. Все это справедливо для диспозиционного оптимизма — общей склонности смотреть на мир с хорошей стороны. Уровень оптимизма у людей отличается: так же, как некоторые люди более экстравертны по природе, одни более оптимистичны, чем другие. Если оптимизм — это хорошо, то как повысить его уровень?

Раньше считалось, что черты характера в значительной степени формируются к моменту достижения зрелого возраста. В целом, так и происходит, но есть нюанс. Многие методы психологии направлены на то, чтобы изменить черты характера, а грань между чертами характера и более изменчивыми «состояниями» (нервозностью перед собеседованием, скажем, и восторгом после него) может быть размытой. Так что изменить уровень оптимизма можно, хотя бы на время. Но для этого полезно понять, как вообще формируются эти настроения.

Когда речь заходит об изучении какой-либо черты характера, неизбежно возникает вопрос: рождаемся ли мы такими или становимся? И несомненный ответ: «и то, и другое». Мы формируемся под влиянием генов, окружающей среды и феноменально сложных взаимодействий между ними. Разобраться в этих факторах — задача не из легких. Рост, например, может показаться простой характеристикой, но только в 2022 году был собран полный список из двенадцати тысяч генетических вариантов, влияющих на него, и только сейчас мы начинаем понимать, как они активируются или деактивируются, под влиянием питания или детских инфекций.

Ученые обычно исследуют эти вопросы, изучая близнецов. Идентичные близнецы имеют (почти) абсолютно одинаковые гены, в то время как неидентичные близнецы имеют такую же степень генетических различий, как и все остальные братья и сестры. Поэтому сравнение идентичных и неидентичных близнецов позволяет определить, какой вклад вносит генетика в тот или иной признак. Сравнение близнецов, которые воспитывались вместе, и тех, кто воспитывался отдельно (например, потому что они были усыновлены по отдельности), также позволяет нам изучить влияние воспитания.

Одно из самых ранних исследований близнецов, посвященных оптимизму, было опубликовано в 1991 году группой под руководством американского психолога Роберта Пломина. В нем изучались более 500 пар близнецов, половина из которых воспитывалась вместе, а половина — порознь. Выяснилось, что около четверти вариаций в уровне оптимизма можно объяснить с помощью генов. Более крупное исследование близнецов в 2015 году, под руководством Тимоти Бейтса из Эдинбургского университета, привело к выводу, что оптимизм действительно передается по наследству, но при этом существует «значительное (и существенное) влияние семейной среды, а также личных или уникальных особенностей окружающей среды». Таким образом, то, что происходит с нами после рождения, также определяет, насколько мы оптимистичны. В основном это связано с тем, что мы учимся не ждать хорошего, потому что все мы рождаемся оптимистами. На самом деле, даже больше: от рождения мы все гипероптимисты.

Каждый, кто хоть раз встречался с маленьким ребенком, знает, что дети смотрят в будущее с самыми радужными ожиданиями и почти не обращают внимания на возможные препятствия. Это подтверждено исследованиями, проведенными с помощью специальных тестов на оптимизм для детей, включая адаптированный тест жизненной ориентации. Маленькие дети думают, что они станут сильными, знающими и компетентными. Они полагают, что их слабости со временем превратятся в сильные стороны: от неуклюжести до атлетизма, от беспорядка до аккуратности, от глупости до мудрости. Они даже порой верят, что могут пройти такие недостатки, как плохое зрение или отсутствие пальца. Они также считают, что это верно и для их друзей.

Это несложно объяснить. Поскольку навыки и способности детей еще не до конца сформированы, они обычно правильно предполагают, что в будущем они значительно улучшатся. Что касается того, насколько они улучшатся, то обычно их окружают старшие дети и взрослые, которые кажутся чрезвычайно способными, настолько, что может быть неочевидно, что их навыки и способности тоже меняются или что у них вообще есть какой-то предел. Как гласит расхожая фраза, ты можешь сделать все, если приложишь к этому усилия. Это то, во что дети верят безусловно.

На более глубоком уровне оптимизм служит обучению молодых людей. Функция оптимизма может заключаться в том, чтобы вывести нас из состояния бездействия в погоне за вознаграждением, подобно мыши, решающей, стоит ли покидать уютную норку. Ясно, что такая мотивация особенно необходима детям, для которых настойчивость имеет огромное значение. Если бы нас легко было остановить, мы бы, наверное, никогда не научились писать свои имена, завязывать шнурки или кататься на велосипеде. Поэтому дети уделяют гораздо больше внимания положительному опыту во время обучения, чем отрицательному.

Команда Университетского колледжа Лондона попросила чуть более сотни школьников трех возрастных групп от восьми до семнадцати лет сыграть в игру о ракете, летящей с планеты на планету. Если они нажимали на кнопку управления в течение пяти секунд, то попадали на следующую планету, где получали вознаграждение в виде виртуальных монет. Если нет, то видели вознаграждение, но не получали его. Количество необходимых нажатий на кнопку и количество монет, предлагаемых на выбор, варьировалось случайным образом, но детям об этом не говорили: перед каждым раундом их просто просили предсказать, сколько раз им придется нажать на кнопку и сколько монет они получат в случае успеха.

Как выяснилось, все дети регулярно переоценивали количество монет, на которые они могли рассчитывать. Но самая младшая группа, восьми- и девятилетние дети, предсказала значительно больше монет, чем младшие подростки (двенадцать и тринадцать лет), которые, в свою очередь, были заметно оптимистичнее старших подростков (семнадцать и восемнадцать лет). Хотя все группы обращали внимание на то, насколько близка была их догадка к реальному ответу, и соответствующим образом корректировали следующую догадку, младшие дети обращали меньше внимания на отрицательные результаты, чем старшие. В результате они обретали ложную уверенность при близких промахах, но не вносили соответствующие коррективы, когда сильно ошибались. В итоге младшие дети ожидали получить значительно больше монет, чем подростки.

Пока мы маленькие, мы действительно учимся на успехах и забываем о неудачах. И мы продолжаем это делать. Определяющей чертой оптимизма в психологическом смысле является то, что он порождает ничем не подкрепленные позитивные убеждения о мире. Теория управления ошибками предсказывает, что в целом эти «ошибочные» убеждения работают на нас. Мы получаем выгоду от результатов, которые не могли разумно предвидеть. Но, тем не менее, мы также столкнемся с результатами, которые идут вразрез с ожиданиями. Все будет идти не так, как мы ожидали, планы будут рушиться, мы будем разочарованы. На самом деле, это будет происходить раз за разом, и иногда этот опыт будет глубоко болезненным. Одним из моих нереалистичных ожиданий было то, что никто из близких родственников никогда серьезно не заболеет. В этом я полностью ошибался. Как мой оптимизм пережил это столкновение с реальностью? Как оптимизм любого человека может вынести целую жизнь, состоящую из таких окончательных истин?

Нейробиолог Тали Шарот решила выяснить это. Она и ее коллеги попросили людей оценить личные шансы пострадать от нежелательных событий, таких как диагноз «слабоумие». Затем исследователи рассказали им, какова средняя вероятность этих событий на самом деле, и попросили их снова оценить свой личный риск. Оказалось, что люди вносили больше корректировок в индивидуальные оценки, если новая информация была положительной (например, если средняя вероятность выгодно отличалась от их первоначальной оценки), чем если она была отрицательной.

Другими словами, мы обращаем больше внимания на информацию, если она имеет позитивные последствия для нашего будущего, и меньше — если она негативная. Если продолжать в том же духе в течение всей жизни, это превратится в стойкое и широкомасштабное предубеждение оптимизма.

Источник

Свежие материалы