Не порок, а стратегия: эволюционные преимущества сплетен

Несколько лет назад исследователи провели любопытный эксперимент. Они прикрепили записывающие устройства к сотням добровольцев и в течение нескольких дней прослушивали их разговоры. Оказалось, что участники в среднем тратили 52 минуты в день на обсуждение людей, которых не было рядом. Другими словами, сплетничали.

По словам Мишель Гельфанд, профессора организационного поведения Стэнфордской высшей школы бизнеса, сплетни — характерная черта человеческого общения. Похоже, этим занимаются все, независимо от того, где они живут и в какую эпоху. «Вы можете обратиться к истории и увидеть, что это было распространено в Месопотамии и Греции. Антропологи говорят о том, что сплетни занимали важное место в жизни охотников-собирателей», — говорит Гельфанд. Однако с эволюционной точки зрения сплетни — это загадка. «Остается неясным, почему сплетни, требующие от человека значительных затрат времени и энергии, вообще сложились как адаптивная стратегия, — поясняет она. — В чем выгода?».

Чтобы изучить социальную эволюцию сплетен, Гельфанд собрала многопрофильную команду под руководством Синьюэ Пань, научного сотрудника Университета Мэриленда, а также Винсента Хсяао, сотрудника Лаборатории военно-морских исследований США, и Даны С. Нау, профессора информатики из Университета Мэриленда. В статье, опубликованной в издании PNAS, они пришли к выводу, что сплетники обладают эволюционным преимуществом не только потому, что распространяют важную информацию о репутации людей, но и потому, что побуждают их вести себя менее эгоистично.

«Сплетни полезны, потому что они распространяют информацию о репутации людей, а те, кто их слушает, могут получить полезную информацию и наладить контакт с более благонадежными людьми, — объясняет Гельфанд. — Люди начинают больше думать о репутации других и беспокоиться о собственной. Они не хотят стать предметом сплетен и поэтому воздерживаются от опрометчивых поступков».

Это может показаться нелогичным. Многие люди обычно считают, что сплетни унижают достоинство человека или подрывают сплоченность общества. По словам Гельфанд, это заблуждение вытеснило из нашего понимания позитивную природу сплетен и их роль в эволюции сотрудничества. Однако ее команда обнаружила, что сотрудничество процветало только тогда, когда информация сплетников была правдивой.

Гельфанд и ее коллеги наблюдали, как это происходит, в эволюционной теоретической модели игры, которую они создали, чтобы смоделировать, как люди сплетничают. В модели участвовали «агенты», которые использовали одну из шести стратегий, определяющих, как они будут обмениваться сплетнями с соседями. После каждого взаимодействия агенты решали, продолжать ли им придерживаться первоначальной стратегии сплетен или перенять тактику соседнего агента. «Мы включили в эту модель множество различных стратегий, — говорит Гельфанд. — Самые популярные стратегии с большей вероятностью будут изучены или переняты».

Как живут виртуальные сплетники

Проведя тысячи повторных запусков модели, исследователи обнаружили, что виртуальные сплетники не только выжили, но и процветают: во всех симуляциях 90% агентов в итоге стали сплетниками. Гельфанд и ее соавторы пришли к выводу, что сплетники процветают потому, что они выполняют двойную функцию: «распространение репутации» и «сдерживание эгоизма». Люди вели себя более конструктивно, если знали, что информация об их поведении распространяется среди других. В свою очередь, рядом с известными сплетниками они вели себя менее эгоистично, что давало сплетникам эволюционное преимущество.

В целом, агенты использовали стратегии сплетен, чтобы защитить себя или воспользоваться преимуществами других. К концу моделирования почти 60% агентов приняли «эксплуататорскую» стратегию, а еще 18% — «оппортунистскую». Однако эволюция сплетен изменила эти общие подходы, поскольку агенты стали более чувствительными к тому, что о них думают другие, и охотнее работали вместе, что в конечном итоге способствовало высокому уровню сотрудничества.

Эта картина была проиллюстрирована на примере оппортунистских агентов. Гельфанд объясняет, что это агенты, заботящиеся о репутации: «Они действуют стратегично; когда узнают, что другой агент — сплетник, они сотрудничают с ним, но в противном случае не делают этого». Оппортунисты формировали взаимовыгодные отношения со сплетниками. Сплетники сдерживали желание оппортунистов повысить репутацию, а оппортунисты укрепляли власть сплетников, чтобы сдерживать эгоистичное поведение. Таким образом, по словам Гельфанд, это совместная эволюция: оппортунисты и сплетники нуждаются друг в друге.

«Оппортунист — это слово с плохой репутацией, их считают скользкими типами, — говорит Гельфанд. — Но на самом деле они помогают многим людям. Если оппортунистов не так много, то не будет и сплетников, и наоборот».

«Такой вывод, — отмечает Гельфанд, — было бы очень трудно доказать в крупномасштабном долгосрочном эксперименте». Теоретическая игровая модель позволила наблюдать за всей популяцией в течение нескольких поколений. Она также позволила увеличить или уменьшить такие параметры, как частота взаимодействия агентов и объем информации, которой они обмениваются. «Мы можем управлять передвижениями и другими аспектами структуры сети, — говорит Гельфанд. — Это очень сложно сделать в экспериментах с реальными людьми».

Гельфанд отмечает, что сбор дополнительных данных в реальных условиях позволил бы доработать теорию, представленную в этом исследовании, и позволить изучить ее во всем мире. Тем не менее эволюция виртуальных сплетников позволяет сделать некоторые выводы, которые мы можем применить в стратегиях общения. «Если вы сплетник, то люди об этом узнают, и ваша репутация будет именно такой, — считает Гельфанд. — Это, вероятно, заставит людей с большей охотой сотрудничать с вами. И это может быть преимуществом, конечно, при условии, что у вас также есть репутация правдивого человека».

Источник