«Мы рискуем стать меньше, а не больше»

Знаменитый космолог, соратник Стивена Хокинга Томас Хертог в книге «О происхождении времени» поднимает вопрос о том, как современные открытия в науке и поиски объективного объяснения всех явлений отрывают человека от мира и от Земли.

В 1963 году Ханна Арендт приняла участие в конкурсе эссе, который состоялся в рамках симпозиума по космосу, организованного издателями ежегодника Great Ideas Today. Это было вскоре после первых полетов человека в космос; в это же время NASA планировало запуск лунной миссии «Аполлон-11». Перед Арендт был поставлен вопрос: увеличило или уменьшило значение человека покорение им космоса? Ответ был вроде как очевидным — конечно же да, значение человека выросло. Арендт, однако, не спешила присоединиться к этому мнению.

В своем эссе «Покорение космоса и статус человека» она размышляет, как наука и техника преобразуют представление о том, что значит быть человеком. В центре ее концепции гуманизма лежит идея свободы. Свобода действовать и быть значимым, говорит она, и есть то, что позволяет нам быть людьми. И Арендт переходит к раздумьям о том, оказывается ли свобода человека под угрозой, когда мы настойчиво ищем способы преобразования мира и управления им — начиная с нашей физической окружающей среды и мира живых организмов и заканчивая природой разума.

Ханна Арендт родилась в 1906 году в Ганновере, в немецко-еврейской семье. Она училась в Марбургском университете у Мартина Хайдеггера, но, как и Эйнштейн, в 1933 году вынуждена была бежать из Германии. Так она из первых рук получила урок того, как грубо может быть ограничена человеческая свобода и достоинство.

Восемь лет она жила в Париже, потом, в 1941 году, эмигрировала в Соединенные Штаты, где влилась в бурную интеллектуальную жизнь Нью-Йорка. Позже, в своих публиковавшихся в журнале The New Yorker репортажах о суде над военным преступником Адольфом Эйхманом в Иерусалиме, она высказала знаменитую (по мнению многих — печально знаменитую) мысль: обычные люди становятся благодушными соучастниками зла, творимого в тоталитарных системах, потому что перестают мыслить свободно (или даже вообще перестают думать), тем самым исключая себя из мира. В общественно-политической сфере она приписала появление таких крайностей социальному разъеданию сознания, вызываемому тем, что она назвала отчуждением от мира: потерей чувства принадлежности к миру, потерей осознания общности и связи всех людей, потерей чувства, что существуют тождественность с человечеством и гражданская позиция, вытекающая из этой связи.

Арендт остро ощущала, что разобщенность человека с миром уходит корнями в современную науку и технику. В сущности, она нашла главного виновника отчуждения, указав на центральную идею, которая привела к современной научной революции, — идею объективности мира. С самого момента своего зарождения современная наука ищет высшую истину, управляемую рациональными и универсальными законами. В погоне за всем этим ученые стали жертвой того, что Арендт назвала отчуждением от Земли (не путать с отчуждением от мира), — поиска архимедовой точки опоры, встав на которую, можно надеяться это объективное понимание найти.

Центральным тезисом Арендт стало признание этой позиции противоположной гуманизму. Конечно же, научный подход оказался феноменально успешным как в теоретическом, так и в практическом отношении; пользу, которую он принес человечеству, невозможно отрицать. Но отход от наших земных корней, который сделался отличительным признаком современной науки, привел также и к появлению пропасти между нашими человеческими целями и предполагаемыми объективными механизмами природы. На протяжении почти пяти столетий, утверждала Арендт, эта пропасть углублялась и становилась все более непримиримым вызовом человеческой природе. Она изменяла структуру общества и медленно, но неуклонно превращала отчуждение от Земли — свойственный большей части науки «взгляд ниоткуда», в отчуждение от мира — расторжение связи с миром в целом.

В своем эссе Арендт прямо указывает на этот тупик в сердцевине современной науки и утверждает, что эта парадигма в конечном счете окажется самоубийственной. Интересно, что в поддержку своего тезиса она цитирует одного из основателей квантовой физики Вернера Гейзенберга, который сказал, что «в своей погоне за объективной реальностью человек вдруг обнаружил, что он всегда сражается только с самим собой». Гейзенберг здесь имел в виду ключевую роль наблюдателя в квантовой теории — тот факт, что сами вопросы, которые мы задаем, влияют на то, как проявляет себя реальность. Характерная для ранней квантовой эры инструменталистская интерпретация квантовой теории, которую он отстаивал вместе с Бором, породила глубокую эпистемологическую загадку. В соответствии с этой интерпретацией физикам посоветовали «заткнуться и вычислять», не заботясь об онтологии квантовой теории. Но Арендт интересовала как раз эта онтология, и она подчеркивает: с приходом квантовой теории наука столкнулась именно с тем, что человечество всегда знало, но никогда не могло наглядно продемонстрировать, — а именно, что гуманисты были правы, беспокоясь о значении и ценности человека в новом мире науки.

Для Арендт запуск первого спутника, событие «по важности не имеющее себе равных в истории», олицетворил эволюцию по направлению к полностью искусственному миру, «технотопу», подвластному человеческой власти и контролю. В своем эссе она пишет:

«Космонавта, заброшенного в открытый космос и заточенного в своей опутанной приборами капсуле там, где любой реальный физический контакт с непосредственной окружающей средой означал бы немедленную смерть, вполне можно считать символическим олицетворением гейзенберговского человека — человека, у которого тем меньше шансов когда-либо повстречать что-то, кроме самого себя и созданных им самим предметов, чем настойчивее он стремится при контакте с нечеловеческим миром вокруг себя отказаться от любых антропоцентрических соображений».

По мнению Арендт, эта научно-технологическая гонка, лишенная всех антропоморфных элементов и гуманистических забот, была порочна в самой своей основе. Будь она связана с покорением космоса в надежде на преобразование другой планеты, или с поиском философского камня в биотехнологии, или, наконец, с построением итоговой физической теории, — Арендт считала ее восстанием против условий существования человека, обязательных для нас как обитателей этой планеты:

«Человек неизбежно лишится своего преимущества. Все, что он может найти, — это точка, которая является архимедовой по отношению к Земле; но когда он туда доберется и получит абсолютную власть над своей земной средой обитания, ему потребуется новая архимедова точка, и так ad infi nitum. Другими словами, человек может лишь заблудиться в необъятной Вселенной — ведь единственной истинной архимедовой точкой будет абсолютная пустота за ее пределами».

Арендт утверждала, что, если мы начнем смотреть на мир и нашу деятельность в нем сверху вниз, как будто мы находимся за его пределами, если мы начнем при помощи архимедова рычага переворачивать сами себя, то наши действия в конечном счете потеряют свой глубокий смысл. Это случится потому, что мы начнем рассматривать Землю как такой же объект, как и все остальные, перестанем относиться к ней как к своему дому. Вся наша деятельность, от покупок в интернете до занятий наукой, будет сведена всего лишь к данным, которые можно анализировать теми же методами, какие мы используем для изучения столкновений частиц или поведения крыс в лаборатории. Наша гордость за то, что мы можем делать, растворится в некотором виде мутации человеческой расы, трансформируя нас из субъектов планеты Земля в простые объекты. И если эта точка когда-нибудь все же будет достигнута, заключает Арендт свое эссе, «статус человека не просто станет ниже по всем известным нам мерилам, но перестанет существовать». Другими словами, мы потеряем свободу. Мы перестанем быть людьми.

Это парадокс. В наших попытках найти окончательную истину и получить абсолютную власть над своим существованием как людей на Земле мы рискуем стать меньше, а не больше.

В центре аргументации Арендт лежит идея о том, что наука и техника могут только что-то добавить к статусу человека — в той степени, в какой мы хотим быть дома во Вселенной. «Земля — квинтэссенция условий существования человека», — говорит она. Что бы мы ни узнали или ни открыли, что бы ни сделали с миром — все это человеческие открытия и стремления. Неважно, насколько абстрактны или образны наши мысли, насколько далеко простирается их воздействие, — наши теории и действия остаются неразрывно вплетенными в человеческие, земные условия нашего существования. Вот почему Арендт призывает к тому, чтобы научная практика и видение нашего технотопа основывались на человеческих ценностях:

«Новое мировоззрение, которое может вполне естественно вырасти из современной науки, будет, скорее всего, снова геоцентрическим и антропоморфным. Но не в старом смысле, когда Земля помещалась в центр Вселенной, а человек был венцом творения. Оно будет геоцентрическим в том смысле, что Земля, а не какая-то точка вне Вселенной останется центром и домом для человечества. И оно будет антропоморфным в том смысле, что человек будет относить факт конечности своего существования к тем элементарным условиям, при которых только и возможны его научные изыскания».

Подробнее о книге «О происхождении времени» читайте в базе «Идеономики».