Экономическая монодиета: как не оказаться под властью одной идеи

Ха Джун Чхан, профессор-исследователь экономики Лондонского университета SOAS, автор статьи «Пустая корзина», объясняет, почему важно отказаться от главенства неоклассической экономики и изучать разные экономические идеи.

Автор статьи приехал в Великобританию из Южной Кореи, чтобы изучать экономику в Кембриджском университете, в 1986 году. Он столкнулся со многими трудностями: его английский был плох, культурные предрассудки были повсеместными, даже погода казалась ужасной. Но самым худшим открытием для него стала британская кухня. По его словам, мясо было пережаренным либо недоваренным, овощи варились слишком долго и теряли всякий вкус и форму, поэтому единственным спасениям стали соль и горчица, которые могли придать ужину хоть какой-то вкус. Наблюдения за незнакомой кухней позже пригодились молодому ученому, чтобы провести важные аналогии с экономикой.

По его воспоминаниям, британская кухня 1980-х была очень консервативной: еда, считавшаяся иностранной, воспринималась с почти религиозным скептицизмом и отвращением. Версии блюд национальной кухни (китайской, индийской или итальянской) были откровенно плохого качества, причем их переделывали на местный лад: например, одна популярная в то время сеть пиццерий подавала пиццу с печеным картофелем. Этот вкус был знаком с детства и служил своего рода «успокоительной пилюлей» от шока незнакомой пищи. По словам его американского друга, который был в конце 1970-х студентом по обмену в Великобритании, оливковое масло можно было найти лишь в аптеке: это было средство от ушных пробок, не более.

Сегодня еда в любой стране мира, в том числе в Великобритании — это многообразие вкусов: от уличного турецкого кебаба до умопомрачительно дорогого японского ужина кайсэки. Яркая корейская кухня соседствуют со сдержанной душевностью польской, а сложные перуанские блюда оттеняет простая сочность аргентинских стейков. В супермаркетах легко найти всевозможные ингредиенты для итальянской, мексиканской, французской, китайской, индийской и даже североафриканской кухни.

При этом в мире экономической науки за эти годы тенденции были прямо противоположными. До 1970-х годов экономика была представлена широким спектром школ и направлений: классической, марксистской, неоклассической, кейнсианской, развивающей, австрийской, шумпетерианской, институционалистской и бихевиористской и многими другими. Эти подходы отличались не только методами исследования, но и, поскольку опирались они на разные моральные ценности и политические позиции, понимали разные принципы работы экономики.

Эти течения взаимодействовали друг с другом: порой дебаты были очень жаркими, как, например, между кейнсианцами и неоклассиками в 1960-х и 70-х годах, а иногда взаимодействие было вполне доброжелательным. В ходе этого процесса и политических экспериментов, проводимых правительствами разных стран мира, каждая школа была вынуждена оттачивать свои аргументы. Различные течения заимствовали идеи друг у друга (часто не признаваясь в этом). Были и попытки объединить две теории в одну: например, объединив кейнсианскую и марксистскую теорию, экономисты создали посткейнсианскую экономическую теорию.

Экономика до 1970-х годов была похожа на сегодняшнюю кухню: множество различных традиций, конкурирующих за внимание; все они гордятся своими особенностями, но учатся друг у друга; происходит множество преднамеренных и непреднамеренных слияний.

Но с 1980-х ситуация поменялась: из всего богатства выбора в «меню» осталась лишь неоклассическая школа экономики. Как и все остальные, теория имеет свои сильные стороны, но у нее также есть серьезные недостатки. Почему так произошло? Ха Джун Чхан считает, что есть целый ряд причин: во-первых, важную роль сыграло растущее доминирование математики как инструмента исследования. Во-вторых, большую роль сыграло продвижение неоклассической экономики так называемой Нобелевской премией по экономическим наукам (это не одно и то же, что общеизвестная Нобелевская премия, но она тоже названа в честь Альфреда Нобеля, присуждается шведским Центральным банком).

Важную роль также сыграло то, что неоклассическая школа не ставит под сомнение распределение доходов, богатства и власти, лежащее в основе любого существующего социально-экономического порядка, что сделало ее привлекательной для политических и властных структур. Тенденции глобализации в сфере образования обеспечили неоклассической экономической теории популярность во многих странах, хотя первыми в списке ее поклонников были США (с 1960-х).

Сегодня неоклассическая экономическая теория доминирует во многих развитых странах (исключением являются Япония и Бразилия, в меньшей степени Италия и Турция), став для многих синонимом слова экономика. Эта интеллектуальная «монокультура» привела к сужению интеллектуального потенциала предмета.

При этом лишь немногие экономисты (большинство из которых, конечно, неоклассики) признают существование, не говоря уже об интеллектуальных достоинствах, других школ. Если и говорится о других возможных теориях, то лишь для того, чтобы подчеркнуть их недостатки. Есть убеждение, что все полезное от других теорий уже собрано в неоклассической школе: например, идея инноваций школы Шумпетера или идея ограниченной человеческой рациональности школы бихевиористов. При этом, в неоклассической теории есть много преимуществ, но, как подчеркивает автор, доминирование одной идеи ограничивает сферу применения экономики и создает теоретические предубеждения и «слепые пятна».

Отказ принимать разнообразные кулинарные традиции превращает кухню в скучное и нездоровое питание, так же и доминирование в мировой экономике только одной школы делает ее ограниченной и узкой в этическом плане. 

Какое отношение все эти академические споры и тенденции имеют к нашей жизни? Почему нас должна волновать ограниченность и узость взглядов ученых с их экономическими школами? Все дело в том, что, нравится нам это или нет, экономика стала языком власти. Невозможно изменить что-то, не понимая этого. Сегодня решения, которые лежат в области других сфер (таких, как здравоохранение, образование, литература или искусство) принимаются под влиянием экономической логики. И невозможно изменить что-то, не понимая разных языков мира экономики. Например, многие британцы поддерживают идею сохранения института монархии исключительно по экономическим причинам: по их мнению, главным смыслом его существования являются доходы от сферы туризма. Множество коллективных решений формулируется и обосновывается с помощью доминирующей экономической теории, поэтому, чтобы знать, за или против чего вы голосуете, стоит хотя бы немного разбираться в экономике.

Экономика не похожа на изучение, скажем, норвежского языка или попытку определить планеты, подобные Земле, на расстоянии сотен световых лет. Экономика оказывает прямое и огромное влияние на нашу жизнь.

Экономические теории определяют политику правительства в отношении налогов, расходов на социальное обеспечение, процентных ставок и регулирования рынка труда, что, в свою очередь, влияет на нашу повседневную жизнь, определяя наши рабочие места, условия труда, заработную плату и бремя выплат по ипотеке или другим кредитам. В долгосрочной перспективе экономика влияет на способность государства заниматься высокопроизводительными отраслями, внедрять инновации и устойчиво развиваться. Но и это еще не все: экономика меняет то, кем мы являемся.

Это происходит двумя путями. Во-первых, теория экономики создает идеи: теории предполагают, что в основе человеческой природы лежат различные качества. Поэтому преобладающая экономическая теория формирует культурные нормы о том, что люди считают «естественной человеческой природой». Последние несколько десятилетий доминирует неоклассическая теория, которая предполагает, что люди эгоистичны. Это сделало нормой поведение, направленное на достижение собственной выгоды. Люди, которые действуют альтруистически, воспринимаются как простофили, либо их подозревают в наличии скрытых (эгоистических) мотивов. А вот если бы главенствовали бихевиористские или институционалистские экономические теории, то общепринятым мы бы считали, что люди обладают сложными мотивами, среди которых стремление к собственной выгоде является лишь одним из факторов.

Помимо этого, экономическая теория определяет приоритеты развития государства, а следовательно, влияет на то, как мы живем и работаем. Например, различные экономические теории предлагают противоположные взгляды на то, должны ли развивающиеся страны способствовать индустриализации путем вмешательства в государственную политику. Жители индустриальных обществ лучше ориентируются во времени, чем их соседи из аграрных стран, просто потому, что живут по часам. Индустриализация порождает профсоюзы, поскольку большое количество работников собираются на заводах, где им приходится сотрудничать друг с другом гораздо теснее, чем на фермах. Эти движения, в свою очередь, создают политические партии, выступающие за более эгалитарную политику, с равными правами и возможностями. И эти тенденции могут ослабнуть, но они не исчезнут, даже когда исчезнут фабрики, как это произошло в большинстве богатых стран за последние несколько десятилетий.

Разные теории могут сформировать общества противоположных типов. Так, экономическая теория, поощряющая индустриализацию, приведет к обществу, в котором больше сил будет настаивать на более эгалитарной политике. А если экономическая теория считает, что люди руководствуются (почти) исключительно собственными интересами, мы получим общество, где сложно сотрудничать. Наконец, экономические теории по-разному влияют на экономические переменные, такие как неравенство (дохода или богатства) или экономические права (труд против капитала, потребитель против производителя). Различия в этих переменных влияют на конфликтность всего общества.

Академическая наука влияет на нашу жизнь на многих уровнях, поэтому жизненно важно, чтобы каждый изучал экономику хотя бы немного, нужно обеспечить базовую экономическую грамотность. Мировой финансовый кризис 2007-08 годов и последовавшие за ним стагнация и поляризация экономики стали жестоким напоминанием о том, что нельзя оставлять экономику на откуп профессиональным экономистам и «технократам», по мнению автора статьи.

У многих нет ни времени, ни сил, чтобы разбираться в запутанных теориях, написанных сложным языком. Однако, Ха Джун Чхан утверждает, что экономика гораздо доступнее, чем многие экономисты хотели бы вас убедить. Он заявляет, что 95% экономических теорий — это здравый смысл. Все остальное усложняют с помощью терминов, математики и статистики, в то время как даже оставшиеся 5% могут быть поняты по существу (если не во всех технических деталях), если их хорошо объяснить.

Источник