В поисках Нормы: как появились «среднестатистические люди»

Переживали ли вы когда-нибудь о том, что у вас всё не как у «нормальных людей» – не так выглядите, не так себя ведете, не так живете, и вообще не очень вписываетесь в то, что принято? Если да, то это неудивительно, потому что тех самых «нормальных людей» не существует. О том, как статистика и культурные представления создали проблему практически для каждого человека, размышляет в своей статье «Беспокоитесь о собственной нормальности? Не надо, ее нет» доктор Сара Чейни из Центра истории эмоций.

Если «идеальность» в значении эталона существовала в культуре с незапамятных времен, но всегда была синонимом исключительного, то «нормальность» в том же значении – сравнительно недавнее «изобретение», причем появившееся довольно странным путем. По словам Чейни, начало современным представлениям о норме в отношении человека положил в середине 19 века бельгийский астроном и статистик Адольф Кетле. Он обнаружил, что график большого количества индивидуальных показателей (например, рост нескольких тысяч человек) будет иметь форму перевернутого колокола – то есть выглядеть как известная к тому моменту благодаря математикам Гауссу и Лапласу кривая распределения астрономических погрешностей. При этом для астронома, знавшего, что при измерениях мелкие погрешности встречаются чаще, чем крупные, центр колоколообразной кривой являлся не только средним, но и правильным значением.

Это понимание Кетле и перенес на человека – те, кто оказывался ближе к среднему, был так же ближе к правильному или идеальному. В предисловии к английскому переводу «Трактата о человеке» (1842) он, излагая свой метод «социальной физики», пишет: «Каждое качество, взятое в подходящих пределах, по существу хорошо; только в своих крайних отклонениях от среднего оно становится плохим». Как результат, концепция идеального «среднего человека» Кетле превращается, по замечанию Чейни, в самосбывающееся пророчество: «Если всё рассчитано на человека среднего роста, от длины кровати до высоты стола, то этот средний человек для этого общества неизбежно становится идеальным».

В итоге, закрепившееся более века назад  в науке и медицине, представление о том, что «среднее» и «идеальное» являются одним и тем же и составляют «нормальное», до сих пор сохраняется в привычных взглядах на нормальность. Так, в качестве примера Чейни приводит историю молодого психиатра Пола Хортона, который в середине 20 века исследовал использование понятия «нормальный» в психиатрии и  обнаружил, что его коллеги-врачи нормальность определяли как гибрид среднего и идеального. Однако дать общий и однозначный ответ на вопрос, как поведет себя «типичный нормальный человек», если, например, его оскорбит начальник, они не могли – спектр вариантов был от «испытает раздражение, но решит всё забыть» до «разгневается и уволится с работы».

Еще сильнее представления о нормальном поведении различаются в зависимости от времени и места. Так, в Англии конца 19 века женщина без шляпки или с короткой стрижкой (что сегодня для западных стран считается абсолютно нормальным) не просто шокировала окружающих, но и могла быть признана психически нездоровой. Показателен и собственный опыт автора статьи – имея привычку улыбаться незнакомым людям, она, приехав в Польшу, столкнулась с непониманием: «Мой справочник-путеводитель гласил, что улыбка незнакомцам считается здесь признаком небольшого ума».

Определение нормальности как некоего универсального стандарта в отношении человека, по мнению Чейни, выявило еще минимум две существенные проблемы – исходные представления ученого о том, что является нормальным, влияющие на выборку объектов для исследования, и искаженный результат, связанный с нерепрезентативной выборкой и закрепляющий исходные представления. В этом смысле примечательна история со статуэтками средних американских мужчины и женщины – «Нормана» и «Нормы».

Они были созданы в середине 20 века сексологом Робертом Л. Дикинсоном и скульптором Абрамом Бельски на основе усредненных физических параметров десятков тысяч людей, среди которых были только белые и преимущественно молодые. Ироничной ситуация, по словам Чейни, стала тогда, когда одна из газет решила найти живую «Норму», предложив женщинам заполнить конкурсную заявку с 9 параметрами (рост, вес, бюст, талия, таз, бедра, икры, щиколотки, ступни). В результате, ни у одной из 3864 конкурсанток не оказалось полного совпадения с размерами «Нормы». Победительницей признали 23-летнюю Марту Скидмор, чьи данные были наиболее близки к необходимым. А в целом лишь 1% участвовавших женщин обладал близкими к «Норме» размерами. «Хотя некоторые из нас могут иметь один или два арифметически средних параметра, но шансы иметь их девять по статистике настолько малы, что почти невозможны», – говорит Чейни.

Но одной иронией не обошлось. Гипсовые фигуры «Нормы» и «Нормана», выставленные в Кливлендском музее здоровья как «коренные белые американцы», задали стандарт. «Теперь «нормальный» американец был белым, молодым и спортивным, а те, кто оказался не включен в эти исследования и тем самым маргинализован (цветные люди, инвалиды, пожилые), стали считаться менее американцами, – рассказывает Чейни, отмечая неединственность подобной истории. – Как и в случае со средним человеком, это укрепило идею о том, что определенный тип людей является «нормальным», даже если он не является статистически самым многочисленным».

Безусловно, идея нормальности в определенных ситуациях имеет смысл. Например, статистически «ненормальные» проявления организма – повод заподозрить заболевание. Но, по словам Чейни, в отношении класса, расы, пола, сексуальности и прочего необходимо задавать себе вопросы о том, какие именно нормы используются, потому что они могут быть не только глубоко укоренившимися и слабо осознаваемыми, но и политически мотивированными.

К примеру, британские инвалиды, боровшиеся за свои права, в «Основных принципах инвалидности» (1975) отмечали, что если инвалид-колясочник не может попасть в здание – это «ошибка не его тела, а конструкции здания». И в этом случае «вред, связанный с инвалидностью, причиняется социальными силами, маргинализацией и стигматизацией», и таким образом инвалидность «превращается в политический вопрос, вопрос структурного угнетения».

В целом, считает Чейни, «для человечества правилом является различие, а не тождество». Исследование здоровых молодых мужчин из привилегированных слоев американского общества, начатое Гарвардской медицинской школой еще в первой половине 20 века, показало, что между ними были огромные различия даже на физическом уровне. Их пульс в состоянии покоя варьировался от 45 до 105 ударов в минуту, частота дыхания – от 4 до 21 вдоха, температура тела – от 36 до 37,8°C (причем общепринятое среднее значение в 37°C встречалось лишь у каждого пятого). Поведение и характер различались еще больше.

Отчасти понятие нормальности поддерживается тем, что, по замечанию знаменитого сексолога Альфреда Кинси, ученым приходится «иметь дело со средними значениями, чтобы сравнивать наиболее характерные аспекты двух разных групп». Эти средние значения, указывал он, маскируют индивидуальные различия, которые, например, в сексуальном поведении являются «наиболее устойчивой реальностью». Кинси обнаружил, что люди как группа различаются гораздо больше, чем мужчины и женщины – как пол.

«Никто не бывает средним во всем, и в любом случае средний не обязательно означает здоровый, – резюмирует Чейни. – Стандарты нормальности, сформировавшие нашу историю, в целом (хотя зачастую и невольно) были элитарными и исключительными, укреплявшими предрассудки в отношении пола, расы, инвалидности и социального класса. Однако в итоге наиболее распространенными и обычными для человечества являются разнообразие и непохожесть».

Источник