То ли люди, то ли куклы: что случилось с поколением Великой регрессии
Миллениалов обвиняют в том, что они ведут себя, как дети, но это не их вина
Будущее Образ жизниЖизнь в 30-е годы прошлого столетия была отмечена Великой депрессией, в начале нулевых — Великой рецессией, а нынешнее десятилетие можно охарактеризовать как Великую регрессию. К такому выводу приходит автор статьи в журнале Aeon, токийский писатель и переводчик Мэтт Альт. Он рассказывает о том, как в трудные времена, когда людям приходится преодолевать кризисы в экономике, политике, здравоохранении, они отказываются идентифицировать себя со взрослыми.
Западные общества долго относились к инфантилизации с нескрываемым презрением. Согласно традиционным нормам, «долгое детство» опасно. Незрелый человек некомпетентен, неспособен обеспечить себе пропитание, нежизнеспособен. Даже в нынешние времена, явно более благосклонные к молодежи, считается постыдным вести себя не по возрасту.
Альт уверен, что Великая Регрессия (которую он называет “глобальным вторым детством”) — реакция на отсутствие светлого будущего. Это доказывает Япония, столкнувшаяся с ней на 20 лет раньше. Опыт Японии показал, что происходит, когда молодые люди в гиперсвязном постиндустриальном обществе теряют веру в будущее. Разрушенная Второй мировой войной, Япония в 1960-е годы превратилась в экономического тигра. К 1970-м она стала второй по величине экономикой планеты, и этот успех поначалу вызывал насмешки, японцев называли «нацией трудоголиков, живущих в кроличьих клетках». И культура трудоголизма долго приносила плоды. Богатая жизнь японцев вызывала зависть у западного мира.
В 1991 году эксперты прогнозировали, что к началу ХХI века Япония обгонит США и станет крупнейшей экономикой мира. […] Но в том же году национальный экономический «пузырь» лопнул.
Экономическая депрессия повлекла за собой эмоциональную — Япония стала лидером по числу самоубийств. Известные сегодня термины — хикикомори (люди, отказавшиеся покидать свои дома), кароши (смерть от работы) — появились именно в тот период. Рухнувшая экономика взорвала поп-культурные фантазии японцев. Испытывая трудности с поиском работы, лишенные возможности выезжать за границу, жители японии повернули “внутрь себя” — в токийских модных кварталах можно было встретить взрослых, щеголяющих в нелепых нарядах, манга, видеоигры, аниме, косплей стали важными элементами жизни взрослых.
Эти увлечения оказались больше, чем просто нишевая субкультура. На протяжении почти всех 1990-х самый популярный в Японии журнал комиксов Weekly Shōnen Jump еженедельно продавался тиражом в 6 млн экземпляров. В 1995 году съезд фанатов Comic Market посетило четверть миллиона людей, что сделало его самым большим из всех фанатских собраний в мире. Но в то время японский мейнстрим пренебрежительно называл этих сверхпотребителей поп-культуры «отаку», что означало сосредоточенность на своих увлечениях в ущерб всей остальной жизни. Ирония заключалась в том, что в 1990-х на фоне отчаянного стремления стимулировать потребительские расходы отаку были одними из последних, кто всё еще серьезно потреблял. Но социальные критики упрекали их за покупку «неправильных», не подобающих взрослым вещей – игр, мультфильмов, комиксов.
Эти «детские» импульсы оказались способными влиять на целые отрасли. Когда в 2007 году Apple выпустила iPhone, он мгновенно стал хитом во всем мире, кроме Японии — там эмодзи изначально не были включены в операционную систему.
Постепенно подобная модель «антивзросления» стала распространяться и по западному миру. Для Америки 1990-2000-е годы подобная траектория казалась невозможной, и в силу «исключительности» США, и в силу культурной специфики Японии. Не подавала признаков «детскости» и американская молодежь, увлеченная традиционными атрибутами взрослости. «Безделушки взрослой жизни — машины, свидания, карьера, личные дома — заманчиво сверкали в пределах досягаемости». Жизнь с родителями выглядела неудачей. Но исследование 2020 года показало уже другую картину – более половины американцев в возрасте от 18 до 29 лет из-за финансовых проблем живут с родителями. Обремененные студенческими долгами, задержками зарплаты, растущими ценами на жилье — миллениалы перестали смотреть в будущее с оптимизмом. Подобно японской молодежи, они вынужденно превратились во взрослых детей.
Примеры можно найти повсюду. Взрослые по всему миру приправляют свои онлайн-разговоры эмодзи и детскими словечками, читают подростковые романы (чаще, чем сами подростки), в фильмах доминируют герои, основанные на персонажах мультфильмов и игрушках, подиумы моды завоевывает ретро-эстетика, вдохновленная одеждой для детей.
В 2010-х эксперты в англоязычных СМИ создали множество неологизмов для описания тех взрослых, которые вели себя по-детски – это и реювенилы (как выразился Кристофер Ноксон), и недовзрослые (adultescents), и кидалты. Психолог Джин Твенге в своей книге «iПоколение» (2017) описала тех, кто родился после 1995 года, как «более терпимых, менее мятежных и менее счастливых – и совершенно неготовых к взрослой жизни». Такие описания изображают склонность современной молодежи к регрессии как контрпродуктивное бегство от реальности. Как следует из рассуждений, контрпродуктивно оно потому, что детская восприимчивость не готовит взрослого к «реальному миру». Но это не так. Использование детских аспектов – это ответная реакция на «реальный мир»: на стрессы пандемии, изменение климата, давление социальных сетей и политические противостояния. Это не бегство, это создание совершенно новых способов взаимодействия с реальностью…
Примером может послужить производитель детских конструкторов Lego, опередивший, согласно опросу 2021 года, таких гигантов, как Amazon и Disney. И успех его связан со взрослыми поклонниками, на которых компания стала ориентироваться последние десятилетия. Что привело ее к участию в социально-политических акциях, поддержке правозащитников и меньшинств. Превращение детской игры в способ влияния на мир подтверждает мысль легендарного дизайнера Чарльза Имса о том, что «игрушки и игры – это прелюдия к серьезным идеям».
Упреки ко взрослым «детям» за то, что они своими увлечениями разрушают процветающие отрасли, что из-за их образа жизни резко упала рождаемость, а это чревато экономической стагнацией из-за уменьшения количества работников, налогоплательщиков и потребителей, можно компенсировать тем, что «детское» поведение ставит под вопрос многие устоявшиеся представления – о возрасте, о поле, о труде, о власти. И традиционалистам, особенно облеченным властью, это может не нравиться, поскольку угрожает утратой контроля.
Парадоксально, но среди штурмовавших Капитолий в 2021 году было много поклонников косплея и комиксов, бунтовавших не против ограничений взрослой жизни, а против достижений других «детей», добившихся равноправия для притесняемых групп. Так «детскость» оказалась традиционней самой традиционности.
Поэтому стоит различать две формы регрессии – конструктивную, расширяющую границы за счет поиска нового, и деструктивную, охраняющую границы с помощью насилия. Обе формы питаются чувством социального разочарования, но действительно ли регрессия разрушает реальность или она отражает сомнения в светлом будущем? Такое ли оно светлое, и есть ли оно вообще при столь изменчивом настоящем? Именно эта неопределенность и ненадежность препятствует принятию «взрослой» жизни.
В мир фантазий, нежных и светлых либо темных и конспирологических, людей всех возрастов уводит чувство незащищенности. Запертые в помещении, раздавленные одиночеством, круглосуточно окруженные ужасающими новостями, покинутые властью, мы находим единственную помощь в успокоительных онлайн-зрелищах, дофамине социальных сетей и развлекающей информации. Наш текущий момент способен выглядеть откровенной антиутопией.
Мэтт Альт подчеркивает, что на фоне социально-политического апокалипсиса эти «обезьяны с мобильными телефонами» не бездельничают. Они выстраивают новый образ жизни, который лучше подходит для странного нового мира, оставленного нам стариками. Побег в фантазии — это попытка адаптироваться к суровой реальности.
Образ жизни вечно молодых японцев часто подвергался критике. Но когда в 2010-х годах точно такие же тенденции начали проявляться повсеместно, стало очевидно, что японцы вовсе не странные. Просто в социальном плане они добрались до будущего несколько раньше, чем другие нации. Вся планета сейчас переживает свои «потерянные десятилетия». Но принятие своего внутреннего ребенка — это не обязательно отрицание реальности. Великая регрессия — это признак стойкости перед лицом серьезных неудач. Кто может предугадать, какой взрослый вырастет из нашего второго детства?