Сверхурочная нормальность: как мы потеряли work-life баланс

Устраиваясь на свою первую должность младшим юристом в международную юридическую фирму, Эрик понимал, что обычный рабочий день с девяти до пяти здесь невозможен. Его работодатель, который находился в Гонконге, был известен не только своей престижностью, но и тем, что новички трудились у него до потери пульса. Чудовищные нагрузки и работа допоздна не обсуждались.
«Для юридической отрасли это просто данность, – объясняет Эрик. – Обычно юристам не платят сверхурочно, хотя мне иногда приходилось работать всю ночь напролет».

Теперь Эрик работает в Пекине, он поднялся по служебной лестнице, и все меньше дней заканчиваются для него на следующее утро. Но обычная рабочая неделя так и остается недостижимой. «40-часовая неделя была бы для меня легкой, – говорит он. – Но мое время определяется потребностями клиентов, поэтому возможности работать меньше пока нет».

Затянувшиеся сверх нормы рабочие часы становятся обычным явлением. В Великобритании до пандемии более пяти миллионов сотрудников в среднем трудились дополнительно 7,6 часа в неделю, что составило 35 млрд фунтов стерлингов неоплачиваемых сверхурочных. На сегодняшний день, по данным Исследовательского института ADP, каждый десятый человек утверждает, что не менее 20 часов в неделю работает бесплатно. В среднем на каждого сотрудника еженедельно приходится 9,2 часа неоплачиваемых переработок. Эти показатели резко выросли во всем мире и особенно в Северной Америке, несмотря на то, что количество свободного времени из-за Covid-19 увеличилось более чем вдвое.

Удаленная работа усугубила проблему. Среднемировой рабочий день увеличился на два часа и, по результатам исследований, большинство британских работодателей признают, что сотрудники ежедневно трудятся несколько часов бесплатно. Рост сверхурочной занятости можно объяснить размыванием границ между работой и личной жизнью, поскольку многим офисным сотрудникам больше не нужно тратить время на дорогу и перерывы на обед, и границы начала и конца рабочего дня исчезли. Теперь почта рассылается за завтраком, дедлайн сдвигается на вечер, zoom-конференции начинаются рано утром.

Многие сотрудники скорее готовы постоянно оставаться на связи, чем наоборот. Но это редко оговаривается, а тем более фиксируется письменно. Это в большей степени негласная договоренность между работником и работодателем: забудьте об официальном времени, ваш рабочий день закончится только после того, как все запланированное будет сделано.

Но как это случилось – и что будет дальше?

Корень проблемы

Covid-19, вероятно, усугубил проблему, но неоплачиваемые переработки были присущи многих видам деятельности на протяжении десятилетий. В индустриальный период для служащих еженедельное рабочее время являлось фиксированным, а сверхурочные часы компенсировались. Однако к середине 20-го века офисная культура переживала бум, активно расширяя ряды наемных специалистов, профессионалов среднего класса. В то же время количество рабочих мест, где производительность имела материальный эквивалент, сокращалось. На современном рабочем месте задачи уже не могут быть так четко очерчены, как в заводском цеху. Поэтому возникает неопределенность относительно того, когда работа «закончена», что и приводит к неоплачиваемым переработкам.

Тот факт, что компании, определяя рабочее время для офиса, исходят из 8-часового рабочего дня, характерного для промышленности, означает, что специалисты умственного труда слишком долго сидят за своими столами. «Тип деятельности, которой заняты многие из нас, – это интенсивная работа за компьютером, которая не может выполняться более пяти часов в день по когнитивным причинам», – говорит Эбигейл Маркс, профессор кафедры труда будущего в бизнес-школе Университета Ньюкасла (Великобритания). Тем не менее, рабочий день становится всё длиннее.

Грейс Лордан, доцент кафедры поведенческих наук Лондонской школы экономики, считает поворотным моментом 80-е годы. Тэтчеризм в Великобритании и Уолл-стрит в США популяризировали идею увеличения продолжительности рабочего дня. Чем большего повышения вы для себя хотите, тем больше должны посвятить себя работе – так сверхурочная деятельность становится символом статуса.

«По сути, это сводится к неоднозначным сигналам о том, что увеличение рабочего дня связано с производительностью, – объясняет Лордан. – Если в 50-е годы офисные работники встречались со своими семьями за ужином, то уже в 90-е они были счастливы, если виделись по выходным».

По мере глобализации экономики продолжительность рабочего времени менялась только в одну сторону. Но технологии резко ускорили этот процесс. К 2010-м годам у всех был цифровой поводок, удерживающий их на работе утром, днем ​​и ночью. Круглосуточная почта, связанные с работой звонки и сообщения, вторгшиеся в мессенджеры, которыми люди пользовались для личного общения. «Смартфон стал для рабочего времени надгробным камнем, – резюмирует Маркс. – Как только вы добавите рабочую почту в свой телефон, люди воспользуются ею. А вы тем самым приобретете привычку быть всегда на связи».

Как мы превратили переутомление в норму

С началом пандемии офисный труд стал еще более оцифрованным. Удаленная работа создала условия, в которых руководство может обращаться к сотрудникам в любое время суток. «Я должен отвечать на запросы клиентов», – объясняет Эрик. И хотя для этого больше не требуются бессонные ночи, работа в ранние утренние часы продолжается. «Как правило, мне удается координировать взаимодействие с клиентами в разных часовых поясах. Но если мы закрываем сделку, вероятно, мне придется задержаться допоздна».

В некоторых странах к чрезмерному рабочему графику приводят культурные ожидания. Так, в Японии сверхурочная работа – важный деловой показатель. «Здесь упорный труд демонстрирует, что вы преданный сотрудник, – объясняет Джефф Кингстон, директор факультета азиатских исследований в Токийском кампусе университета Темпл. – А это означает, что босс с большей вероятностью продвинет вас по служебной лестнице. Усердно трудиться и тратить много времени на то, чтобы произвести впечатление на своего начальника, считается здесь настоящей добродетелью».

В других странах сверхурочная работа может быть результатом конкуренции со сверстниками, желанием подняться на ступень выше или реакцией на окружение. «Нам нравится соответствовать другим, – говорит Лордан. – В свой первый день на новой работе вы ищете невербальные социальные сигналы, которые помогут встроиться в коллектив. Если есть люди, которые задерживаются допоздна или работают в выходные, вы с большей вероятностью будете делать то же самое».

Кроме того, мы не любим говорить «нет». Если начальник отправит письмо в нерабочее время, многие ответят на него. Если поступит ранний вызов на zoom-конференцию — присоединятся. Если нам нужно остаться на работе допоздна, мы лучше останемся, хотя это и не отразится на нашей зарплате, чем поднимем шум. «Это встроено в сотрудников, – говорит Маркс. – Люди всегда боятся потерять работу, боятся тех, кто будет работать лучше их. Если что-то делают все остальные, вы тоже должны это делать».

Есть и специфические факторы в отдельных отраслях. Так, от творческих работников, увлеченных своим делом, в большей степени ожидается склонность к переработкам. В финансовом секторе бессонница – это инициация на пути к тому, чтобы стать партнером. При этом оспаривать подобные «профессиональные» нормы считается табу. «Как люди, мы хотим выглядеть хорошими и отзывчивыми, – говорит Лордан. – И всё это часть того, что мы желаем рассказать о себе, о своем трудолюбии и способности к сотрудничеству. Поскольку длинный рабочий день является традиционным символом упорного труда и продуктивности, мы работаем сверхурочно и без оплаты».

Почему так трудно это изменить

Тем не менее, есть признаки того, что люди устали от бесконечных рабочих недель и ночных звонков. По всему миру начали увольняться миллионы сотрудников, и этот процесс уже получил название «Великой отставки». Оптимисты полагают, что на растущем рынке труда люди смогут, наконец, решиться и потребовать прекращения неоплачиваемых переработок.

В реальности же всё выглядит несколько иначе. «Группа голосующих ногами – это обычно те, кто находится на позднем этапе своей карьеры и может позволить себе уйти, – говорит Лордан. – Молодое поколение такой роскоши не имеет. Конкуренция за рабочие места в фирмах, требующих сверхурочной работы, остается жесткой. Всё сводится к тому, что люди хотят вписаться в рабочую культуру, которая сложилась задолго до их прихода, и это очень трудно сломать».

Сверхурочная работа настолько прочно укоренилась в офисной культуре, что многие компании исходно рассчитывают на нее. Поэтому даже в условиях пандемии возобновились привычные схемы: крупные финансовые компании, печально известные практикой переработок, уже потребовали возвращения персонала в офис на пятидневную неделю. Если руководство требует длинного рабочего дня и неоплачиваемых сверхурочных часов, сотрудникам сложно отстоять свои позиции, сказав «нет». «Именно те, кто возглавляет иерархию, являются источником карьерных возможностей для остальных, – говорит Лордан. – Если они верят в презентеизм, тем, кто находится ниже, будет трудно не работать лишний час».

Изменить ситуацию, по мнению Маркс, способно жесткое законодательное регулирование. Последняя тенденция – четырехдневная рабочая неделя, введенная в тестовом режиме в Исландии, Испании и Ирландии. Однако эксперт сомневается в успехе этой идеи.

«Компании очень хорошо функционируют за счет бесплатного труда. И многие работодатели не в состоянии внезапно уменьшить нагрузку, поэтому сотрудникам, возможно, придется втиснуть работу, выполняемую за пять дней, в четыре». И даже когда правительства издают постановления относительно рабочего времени, тон в конечном итоге задают боссы, а не министры. В Японии и Южной Корее очевидно, что во многих фирмах культурное давление по-прежнему преобладает над законодательным.

Конечно, есть целый блок исследований, свидетельствующих о том, что сокращение рабочего времени положительно влияет на продуктивность. Но трудность в оценке продуктивности интеллектуальной работы заключается в том, как мы ее измеряем. Понятно, что время не может быть этим критерием.

Такой критерий, по мнению Лордан, должен быть основан на задачах, и это единственный способ контролировать неоплачиваемую сверхурочную работу.

Но это потребует от высшего руководства нового взгляда. «В конечном итоге, управленцы должны определить задачи и дать возможность своим сотрудникам их выполнить. Если вы хотите позитивных изменений, необходимо привлечь на ключевые должности людей с менее контролирующим типом руководства».

Тем не менее пандемия усилила разговоры о культуре труда. Это всё чаще приводит к активности среди сотрудников. Лордан ссылается на недавний случай с Goldman Sachs: молодым банковским служащим увеличили зарплату после их жалоб на 95-часовую рабочую неделю. Возможно, это начало перемен.

«Пока есть высокодоходные компании, топ-менеджмент которых уверен, что часы равны производительности, у вас всегда будут сотрудники, жертвующие собой и своим благополучием, чтобы сократить расходы, – подытоживает Лордан. – Со временем те, кто больше заинтересован в балансе между работой и личной жизнью, выберут компании с более гибкими условиями труда».

Источник