€ 95.62
$ 89.10
Мелодия разума: Дэниел Левитин о том, как музыка помогает в работе

Мелодия разума: Дэниел Левитин о том, как музыка помогает в работе

Энтони Винг Коснер в блоге Dropbox рассказывает, почему руководителям полезно играть на пианино — хотя бы простенькую мелодию

Образ жизни Саморазвитие
Фото: TED

Писать электронное письмо — все равно, что писать песню? Или, наоборот, офисная работа имеет такое же отдаленное отношение к музыке, как и к кулинарии?

Что, если музыка повлияла на эволюцию мозга так, что это сказывается на нашей повседневной работе? Не то, чтобы нам нужно играть на барабанах в зале заседаний, но чувство контроля ритма, мелодичность рассказа, мастерство звучания, создание гармонии — ко всему этому стремятся в своей работе немузыканты.

Когнитивный нейробиолог, писатель и автор песен Дэниел Левитин понимает обе стороны этого уравнения. Он написал книгу This is Your Brain on Music («Ваш мозг под воздействием музыки»), которая перевернула наши представления о музыке, а затем выпустил отличную книгу о написании песен и эволюции мозга через призму музыки The World in Six Songs («Мир в шести песнях»). Затем в 2014 году он взялся за ментальные привычки — не только музыкантов, но прежде всего СЕО — в книге The Organized Mind («Организованное мышление»). Помимо рассказа, как высокопроизводительные люди используют время, пространство и внимание, чтобы форсировать свое влияние, книга содержит тайное руководство по использованию байесовского мышления для решения повседневных проблем.

Мы можем что угодно рассмотреть с точки зрения статистических вероятностей, но байесовский подход заключается в обновлении модели на основе новых данных. Так нейробиолог Карл Фристон размышляет о мозге, а когнитивный психолог Элисон Гопник — об обучении детей. На самом деле байесовские сети, концепцию которых разработал Джуда Перл в 1985 году, лежат в основе большинства современных подходов к искусственному интеллекту и машинному обучению.

Левитин представляет эту технику в книге «Организованное мышление» в качестве инструмента для принятия решений при анализе эффективности затрат или оценке вероятных результатов по базовой ставке. Но байесовское мышление также лежит в основе нашего музыкального опыта. Большая часть работы Левитина связана с нейрокартографией — выявлением функциональных областей мозга, ответственных за познание музыки. Более универсальная форма этой картографии была частично создана в рамках проекта по поиску коннектома человека (полное описание структуры связей в нервной системе организма), который сейчас разросся до изучения различий в этих связях на протяжении всей жизни и при определенных заболеваниях.

Мы далеки от понимания того, как все эти соединения работают, но крупные сети растут определенным образом, и одна из их характеристик — растущая сложность. Значит, чтобы узнать, как работает мозг, нужно выяснить, как он стал таким, какой он есть. И это возвращает нас к музыке и тому, как она оказалась настолько эволюционно полезной для нас 50 тысяч лет назад.

Столько времени может понадобиться, чтобы изменение обнаружилось в геноме человека. Должно быть, музыка сделала что-то — или многое — намного лучше для людей, раз мы посвятили ей так много времени и внимания. Настолько, что создание музыки заставило наш мозг развиваться новыми путями. Приготовление пищи и забота о детях сделали нас людьми. Теперь, во многом благодаря работе Левитина, мы можем добавить в этот список музыку.

Существует много теорий эволюционных преимуществ, которые дает нам музыка. Левитин говорит о шести типах песен: дружба, радость, удобство, религия, знание и любовь. Они показывают, каким образом музыка была полезна для человечества и сформировала наш индивидуальный и коллективный мозг. Левитин показывает, что каждая из этих способностей усиливала социальную связь и организацию знаний, которые привели нас к такому эволюционному успеху (на сегодняшний день).

Изучать музыку — значит смотреть на время особым образом. Это значит слушать глубоко. Это значит быть точно настроенным на поведение окружающих. Это также означает изучение правил и статистических моделей, которые генерируют то, что мы считаем музыкой. Генерация шаблонов на основе статистических правил также лежит в основе других великих человеческих возможностей — речи и языка. У нас есть вещественные доказательства древности музыки в виде костяной флейты, которой 50 тысяч лет, а вот для языка нет аналогичного предмета. Но что бы ни возникло первым, и музыка, и язык обладают способностью к генерации. Генерация сложного поведения из простых правил — двигатель эволюции всей природы.

Имеются также доказательства того, что у людей, после того как они научились изготавливать каменные орудия, увеличились размеры мозга и тела, благодаря чему стали более доступными продукты питания, богатые питательными веществами. Когнитивные сети мозга, связанные со способностью изготавливать инструменты почти 2 млн лет назад, — это те же сети, которые мы сейчас используем для игры на пианино. Что касается языка, то нет никакого сопоставимого артефакта того периода, который мы могли бы воспроизвести. Но мы можем видеть, что элементы музыки зародились очень давно.

Человеческий мозг развивался с музыкой и танцами, и поэтому мы возвращаемся к профессиональным музыкантам и руководителям. «Уровень интеллекта поражает, — говорит Левитин, который провел большую часть своей жизни в высших учебных заведениях. — Я видел, как руководители компаний и музыканты просто погружались в проблемы на 15 уровней глубже». Но артисты, руководители, ведущие спортсмены и другие высокопроизводительные люди мотивированы самой работой. Они готовы погрузиться на 15 уровней глубже «по проблемам, которые их интересуют», отмечает он.

Левитин называет это «суперспособностью к аналитике». Это способность одновременно удерживать в голове множество аспектов проблемы и замечать, как со временем меняются их взаимоотношения. Это может быть описание джазового соло или инвестиционной стратегии, но способность развивать такие глубокие иерархические знания по предмету развивалась вместе с музыкой. За несколько тысячелетий наш мозг стал очень организованным, что позволяет нам гораздо эффективнее кодировать информацию — и в большом количестве.

«Ваша память, внимание и восприятие структурированы — у вас есть специальные слоты, чтобы помещать туда что-то, — говорит он. — Вы видите шаблоны. Вы видели их раньше. Это не просто красивая музыка, которую вы услышали мимоходом. Это последовательность 2-5-1». Левитин находит тот же тип организованного мышления в бизнесе, например: «Вы узнаете, что кривая прибыли растет в соответствии с математической функцией, которую вы видели раньше, и она говорит вам, что бренд выходит на международный уровень».

Такое глубокое понимание проблемного пространства происходит не только благодаря неокортексу. Речь идет не только о высшей функции, но и о более глубоких сетях химических веществ, которые связывают органы чувств с тем, что говорит о происходящем разум. Много было сказано (и намного больше упущено) о допамине как ключевой части системы вознаграждения мозга. «Это всего лишь одно из 50-100 химических веществ, которые есть в мозге и теле, — напоминает Левитин, — и единственное, для поиска которого у нас есть инструменты».

У нейробиолога Карла Фристона есть теория, что мозг узнает о мире, постоянно тестируя разные способы минимизировать удивление. С точки зрения Фристона, нейротрансмиттеры, такие как сигналы допамина, расходятся с нашими ожиданиями. Левитин соглашается, что «может быть, на самом деле каждый нейрохимикат сообщает о том, что важно, а что нет — разными способами и для разных типов вещей». В результате получается пространство в 50 или 100 измерениях, которое постоянно то синхронизируется, то рассинхронизируется с самим собой более или менее организованным образом в ответ на факторы окружающей среды.

Каким-то образом весь этот нейронный материал очень быстро превратился в аналитический инструмент. Что касается написания песен, Левитин говорит: «Вы пытаетесь попасть в некую точку, где оправдываете ожидания слушателей, но иногда вы бросаете им вызов, удивляя их. И для того, чтобы сделать это, у вас должна быть довольно хорошо проработанная неявная модель того, насколько вероятны определенные последовательности аккордов».

И это возвращает нас к более глубокой связи между руководителями компаний и авторами песен. Влияние в основном носит эмоциональный характер. Выразительность исполнения, суждение о лидерском решении. Это глубокое, многомерное сознание. Но, подобно игре на музыкальном инструменте, эти умения применяются только в ограниченной области. «Они как бы игнорируют определенные вещи, которые им не интересны, не актуальны или не полезны, — говорит Левитн об этих высокоэффективных людях, — и я думаю, что это согласуется с самой идеей быть нейронно-эффективными и действенными».

Связь между обучением музыке и улучшением руководящей функции много обсуждалась и часто оспаривается. Но десять минут Моцарта — это… десять минут Моцарта! Это время приверженности инструменту или производительности, которая создает этот эффект. Чтобы достичь 10 тысяч часов или любого другого порога мастерства, нужно создать цикл обратной связи с самим собой и звуком, который вы производите.

Конечно, польза музыки по большей части — это удовольствие, которое мы получаем от ее прослушивания. Поскольку музыка развивалась вместе со всем остальным, что сделало нас людьми, она связана с этими более глубокими эмоциями. Некоторые области мозга, отвечающие за создание музыки, также стимулируются, когда мы ее слушаем.

Музыка делает это для нас уже более 50 тысяч лет, так что мы можем сделать в нашей повседневной жизни, чтобы воспользоваться этой преобразующей силой?

Конечно, если вы играете на инструменте или поете, если любите танцевать или заниматься спортом, занятие музыкой может заряжать энергией или успокаивать, поднимать настроение или очищать. Даже разучивание простых песен — отличный способ переключить мозг в более концентрированный и чувственный режим.

Что касается работы, Левитин советует использовать музыку ответственно. Многие из нас испытывают стресс на работе, и музыка нам помогает. «Существует много способов избежать информационной перегрузки, — говорит он. — Музыка — один из них, но она не обладает особыми магическими свойствами, которых больше нет нигде во Вселенной». Все больше офисов практикуют открытое пространство, и использование наушников стало способом расслабиться. «Но обычно, когда вы слушаете музыку во время работы, возникает иллюзия, что она помогает работать, а в большинстве случаев это не так, — предупреждает он. — Музыка отвлекает, и работать с ней приятнее, но обычно вы не так продуктивны или эффективны. Я думаю, что она мешает удерживать внимание длительное время».

Как тогда включить музыку в свой рабочий день? Важный момент, насколько интеллектуально требовательна ваша работа и в течение какого времени предполагается слушать музыку. Если вы заняты важной и глубокой работой, «и вам нужно нажать кнопку сброса или найти вдохновение, я бы посоветовал закрыть глаза, послушать музыку пять, десять, пятнадцать минут, а затем вернуться к заданию, но не делать это одновременно». Прослушивание музыки полезно при повторяющейся работе, которая не требует когнитивных функций, и где сложно поддерживать безопасный уровень внимания — например, дальние грузоперевозки. «Вам нужно поддерживать уровень физиологической активности достаточно высоко, чтобы отреагировать, если ситуация внезапно потребует от вас внимательности и проявления лучших качеств».

Возможность эффективно выполнять свою работу с включенной музыкой может быть признаком того, что сама работа не слишком сложна или всепоглощающа, чтобы обеспечить долгосрочное удовлетворение. Мы знаем, что глубокое когнитивное взаимодействие усиливает концентрацию при сложных задачах. Готовность тратить время на углубление знаний и улучшение способностей — залог мастерства. Так было и для Левитина в случае с музыкой, нейробиологией и писательством: «Я просто всегда делал то, что любил и что меня интересовало. То, чем я занимался, нравилось мне так сильно, что я делал бы это, даже если бы мне за это не платили».

Источник

Свежие материалы