Мариана Маццукато: Государство — инвестор, предприниматель, инноватор

Задавали ли вы себе вопрос, почему компании, по настоящему известные компании, самые инновационные, творческие, компании экономики нового типа — Apple, Google, Facebook — родом из одной страны, Соединенных Штатов Америки? Обычно после этого, кто-то возражает: «Spotify! Это Европа!» Но, увы. Эта компания не достигла таких успехов и влияния, как другие.

Теперь о том, чем я занимаюсь: я экономист, и изучаю взаимосвязь между инновациями и экономическим ростом на уровне компании, индустрии и страны в целом. Я работаю с политиками и чиновниками по всему миру, особенно в Европейской Комиссии, но с недавнего времени также в таких интересных местах, как Китай, и я могу вам сказать, что этот вопрос у всех на устах: Где европейские компании, подобные Google? Что за секрет скрывается за моделью развития Кремниевой долины, которую они считают отличной от модели развития в устоявшейся современной экономике? И что интересно, часто, даже в XXI веке, мы, в своем роде, возвращаемся в итоге к тем самым идеям о противостоянии рынка и государства. Это обсуждается в современном контексте, но идея в том, что каким-то образом в таких местах, как Кремниевая долина, секретом были различные варианты создания рыночных механизмов, частная инициатива, неважно в секторе ли динамичного венчурного капитала, который способен предоставить высокорисковое финансирование тем самым инновационным компаниям, газелям — как мы часто их называем, с которыми традиционные банки боятся связываться, или различные типы по-настоящему успешных стратегий коммерциализации, которые и позволили таким компаниям вывести свои великие изобретения на рынок и удачно преодолеть этот по-настоящему страшный период Долины Смерти, в течение которого многие компании потерпели неудачу.

Но что особенно меня интересует, особенно сегодня, и в том числе в связи с мировыми политическими событиями, это язык, который используется, стиль изложения, выражения, изображения, сами слова. Так, например, часто нам преподносят утверждения в таких словах — что частный сектор гораздо более инновационный, потому что способен нестандартно мыслить. Он более динамичен. Вспомним по-настоящему воодушевляющую речь Стива Джобса выпускникам Стэнфорда в 2005 году, где он сказал — чтобы быть творческим, ты должен оставаться голодным и безбашенным. Верно? То есть это голодные, безбашенные, цветастые ребята, так? И в таких местах, как Европа, возможно более рациональной, мы возможно даже немного лучше одеваемся и лучше питаемся, чем в США, но проблема — это треклятый государственный сектор экономики. Он несколько великоват и фактически не дает таким вещам, как динамичный венчурный капитал и коммерциализация, реально быть настолько продуктивными, насколько они способны. И даже по-настоящему уважаемые газеты, некоторые из которых я получаю по подписке, слова которые они используют, вы знаете, государство, как левиафан. Правильно? Этакий монстр со щупальцами. Они очень откровенны в этих публикациях. Они говорят: «Вы знаете, государству необходимо исправлять эти небольшие провалы рынка, но у вас есть общественные блага или различные негативные внешние воздействия, такие как выбросы, но вы знаете, что станет следующей большой революцией после интернета? Мы все надеемся, что это будет что-то зеленое или из тех самых нанотехнологий, и чтобы все это произошло», они говорят — это было особенной частью следующей индустриальной революции — они говорят, «государство, просто занимайся самым необходимым, хорошо? Финансируй инфраструктуры. Финансируй школы. Даже финансируй фундаментальные исследования, потому что это всеми рассматривается, фактически, как значительные общественные блага, в которые частные компании не хотят инвестировать, заниматься этим, но знаете что? Оставьте остальное революционерам». Эти цветастые, мыслители с нестандартным подходом. Их часто называют гаражными изобретателями, потому что некоторые из них действительно кое-что изобрели в гаражах, хотя это частично миф. И в чем я хочу убедить вас за, о Боже, только 10 минут, это по-настоящему задуматься об этом противопоставлении, потому что это на самом деле имеет большие, большие последствия за пределами политики инновации. Они оказались в области, которую я часто обсуждаю с политиками и должностными лицами. Это имеет огромные последствия, даже с этой концепцией, с которой мы постоянно сталкиваемся, касательно того где, когда и почему мы должны сокращать общественные расходы и различные виды общественных услуг, которые, конечно, как мы знаем, все чаще переводятся на аутсорсинг в связи с этим противопоставлением. Верно? Я имею в виду, причину которая нужна нам для того, чтобы сделать бесплатные школы или частные школы более инновационными без отягощения этой тяжелой рукой государственного учебного плана, и чего-то подобного. И подобные слова звучат постоянно, эти противопоставления появляются везде, не только в связи с политикой инновации.

И если опять поразмыслить, то нет причин, чтобы вы мне поверили, так что просто поразмышляем о самых умных революционных вещах, которые находятся в ваших карманах и не включайте их, но возможно, вы захотите достать ваш iPhone. Спросите, кто финансировал по-настоящему замечательные, революционно нестандартные решения в iPhone. Что превращает ваш телефон в смартфон, и это из простого глупого телефона? Интернет, которым вы можете пользоваться где бы вы в мире ни находились; GPS, благодаря которому вы знаете, где находитесь, где угодно в мире; сенсорный экран, который также делает его по-настоящему простым в использовании телефоном для всех. Все это очень умные, революционные особенности iPhone, и они все были профинансированы правительством. И суть в том, что интернет был финансирован DARPA, министерством обороны США. GPS был финансирован военной программой Navstar. Даже Siri вообще-то была финансирована DARPA. Сенсорный экран был профинансирован двумя публичными грантами от ЦРУ и NSF для двух исследователей в Университете Делавэра. Теперь вы можете подумать: «Ну что же, она только что произнесла много раз “оборона” и “военные”», но что действительно интересно, это на самом деле так в секторе за сектором и в отрасли за отраслью. Так, например, индустрия фармацевтики, которой я лично очень интересуюсь, потому что имела счастье изучать ее достаточно глубоко, это замечательное место, чтобы задавать этот вопрос про революционные и не революционные изобретения, потому что про каждое без исключения лекарство можно сказать, по-настоящему ли оно революционное или инкрементальное. Так, новые молекулярные вещества с рейтингом приоритета – революционные лекарства, тогда же как незначительные вариации существующих лекарств — Виагра, другого цвета, другой дозировки — уже не такие революционные. И выясняется, что аж 75% новых молекулярных веществ с рейтингом приоритета были разработаны в скучных, кафкианских государственных лабораториях. Это не значит, что большая фармацевтика не инвестирует в инновации. Они инвестируют. В маркетинговую часть. Они инвестируют в развитие, а не в исследования. Они тратят огромные средства, чтобы выкупить свои акции, что весьма проблематично. Фактически, такие компании, как Pfizer и Amgen, потратили больше денег на выкуп их долей, чтобы повысить свои биржевые котировки, чем на исследования и развитие. Но это тема для отдельного выступления на TED, в котором я однажды буду рада рассказать вам об этом.

Самое интересное – это роль государства, во всех этих примерах оно делало гораздо больше, чем просто исправляло провалы рынка. Оно на самом деле формировало и создавало рынки. Финансировало не только фундаментальные исследования, что опять-таки типичное общественное благо, но даже прикладные исследования, Оно даже, упаси Боже, было венчурным капиталистом. Так что эти SBIR и SDTR программы, которые предоставляют небольшим компаниям начальное финансирование, были не только очень важными по сравнению с частным венчурным капиталом, но также становились все более важными. Почему? Потому что, как многие из нас знают, венчурные инвестиции чрезвычайно краткосрочны. Они хотят их вернуть в течение трех-пяти лет. Инновации требуют гораздо больше времени, от 15 до 20 лет. И это идея в целом — я имею в виду, это и есть цель, верно? Кто в итоге финансирует серьезные проекты? Конечно, это не только государство. Частный сектор тоже много делает. Но нам постоянно рассказывают, что государство важно для фундаментальных исследований, но не обеспечивает этот тип высокорискового, революционного нестандартного мышления. Во всех этих секторах, от финансирования интернета до реализации вложений, но и также в предвидении, в стратегическом видении для этих инвестиций, это приходит с государством. Сектор нанотехнологий очень впечатляет при его изучении, потому что само по себе слово «нанотехнологии» пришло от правительства.

Итак, у этого есть серьезные последствия. Во-первых, конечно, я не из тех старомодных персон, рынок против государства. В динамичном капитализме мы все знаем, что мы, вообще-то, нуждаемся в государственно-частных партнерствах. Но суть в том, что постоянно описывая вмешательство государства как необходимого, но на самом деле — уффф — немного скучного и часто слегка опасного такого левиафана, я думаю, мы на самом деле отбрасываем возможность построить государственно-частные партнерства по-настоящему динамичным способом. Даже слова, которые мы часто используем, чтобы оправдать государственную часть — хотя они обе части одного целого — в государственно-частных партнерствах – это слова-термины минимизации рисков. Что государственный сектор сделал во всех этих примерах, что я вам привела, и многих других, которые я и другие коллеги рассматриваем, сделал гораздо больше, чем минимизировал риски. Это было своего рода принятие риска. Мы не боимся. Это и было примером нестандартного мышления. Но также, я уверена, вы все имели опыт общения с местными, региональными, национальными властями, и можете сказать: «Вы знаете, тот самый кафкианский бюрократ, я его встретил». Все это противопоставление, оно как бы здесь. Еще есть самоисполняющееся пророчество. Говоря о государстве как о чем-то неважном, скучном, мы иногда на самом деле создаем такие организации. Что мы должны сделать — так это построить предпринимательские государственные организации. DARPA, которое финансировало интернет и Siri, вообще-то очень серьезно размышляло об этом, как приветствовать неудачи, потому что вы потерпите неудачу. Вы потерпите неудачу, когда вы изобретаете. Один из 10 экспериментов может увенчаться успехом. И венчурные предприниматели это осознают, и они способны финансировать остальные неудачи ради одного успеха.

И это меня приводит, на самом деле, возможно, к самому значительному заключению, и это имеет огромные последствия за пределами инноваций. Если государство – это больше, чем просто стабилизатор рынка, если оно вообще-то формирует рынок, и в процессе этого вынуждено брать на себя большие риски, что же случается с прибылью? Мы все знаем, если вы проходили курс финансов, первым делом вас научат отношениям типа риск-вознаграждение, и что некоторые люди настолько глупы или возможно достаточно умны, если у них есть время чтобы подождать, чтобы инвестировать в акции, потому что они более рискованны что с течением времени сделает их более прибыльными, чем облигации, это в целом и есть риск-вознаграждение. Хорошо, где прибыль для государства от принятия на себя таких больших рисков и достаточно глупого для того, чтобы создать интернет? Интернет был безумием. По-настоящему был. Я имею в виду, вероятность провала была очень большой. Вы должны быть абсолютно безумны, чтобы такое сотворить, и на наше счастье, они такими и были. Сейчас мы даже не углубляемся в вопросы о прибыли, если только вы действительно не выставляете государство в виде этакого предпринимателя. И проблема в том, что экономисты часто считают, хорошо, есть прибыль, возвращающаяся государству. Это налоги. Вы знаете, компании заплатят налоги, новые рабочие места создадут рост, так что люди получат рабочие места, и их доходы возрастут, и государство вернет все назад через механизм налогообложения. Но, к сожалению, это не так. Хорошо, это не так потому, что многие новые рабочие места создаются за границей. Глобализация, и это хорошо. Мы не должны быть националистами. Позволим рабочим местам уходить туда, куда они уходят. Я имею в виду, кто-то может занять такую позицию. Но также эти компании, которые получают такую большую помощь от государства — Apple хороший пример. Они даже получили первые — ну может быть не самые первые, но $500 тысяч долларов пошли в Apple, компанию, через эту SBIC программу, предшественника SBIR программы, так же, как я говорила раньше, все технологии стоящие за iPhone. И, несмотря на это, они легально, как и многие другие компании, выплачивают очень мало налогов.

В действительности мы должны пересмотреть механизм возврата дохода, который будет более прямым, чем налоги. Почему нет? Это может произойти, возможно, через долю в прибыли. Это, кстати говоря, в странах, где размышляют об этом стратегически, таких странах, как Финляндия в Скандинавии, Китае и Бразилии, они сохраняют свою долю в инвестициях. Sitra основала Nokia, сохранила свою долю, заработала очень много денег, это государственное предприятие в Финляндии, которое затем финансировало следующий раунд Nokia. Бразильский банк развития, который предоставляет сегодня огромные объемы финансирования чистым технологиям – они недавно объявили 56-миллиардную программу на их будущее – сохраняет свою долю в этих инвестициях. То есть, если говорить провокационно, думало ли правительство США над тем, и возможно просто вернуло обратно что-то, названное инновационным фондом, вы можете побиться об заклад, вы знаете, что если бы 0,05% от тех доходов, что интернет произвел, вернулись бы обратно в такой инновационный фонд, там было бы намного больше денег, чтобы тратить сегодня на зеленые технологии. Вместо этого, многие составляющие государственного бюджета, которые в теории пытаются этим заниматься, существенно ограничены. Раньше мы слышали про 1%, но возможно даже более важно 99%. Если бы государство принимало решения таким более стратегическим способом, как один из ведущих игроков в механизме создания стоимости, потому что это то, о чем мы говорим, верно? Кто эти различные игроки, создающие стоимость в экономике, и роль государства, как бы принижается до роли игрока из задних рядов? Если бы у нас была более широкая теория создания стоимости, которая позволила бы нам признавать то, что государство делает и отдавать государству что-то назад, это возможно будет в следующем раунде, и я надеюсь, что мы все надеемся, что следующая большая революция будет фактически зеленой, что этот период роста будет не только умным, ведомый инновациями, не только зеленый, но также более полный, что даже государственные школы в таких местах, как Кремниевая долина, смогут процветать от такого роста, потому что сейчас они не могут.

Перевод: Elijah G.
Редактор: Ольга Табунщикова

Источник