Автоматизм бытия: почему Фрейд был прав

Обязательно ли нам осознавать то, что мы воспринимаем и усваиваем, чтобы воспринять и усвоить? Исходя из здравого смысла, наверное, мы ответим «да». Философы-эмпирики на этот вопрос тоже отвечали утвердительно. Но на самом деле это не так. Профессор нейропсихологии Марк Солмс, автор книги «Скрытый источник сознания», представляет революционную теорию, согласно которой сознание обусловлено чувствами.

На основе идеи эмпиризма сложилась классическая нейроанатомическая картина, в которой восприятие (и оставляемые им следы в памяти) являются основным компонентом сознания. Но теперь существует большое количество научных данных, свидетельствующих о том, что мы воспринимаем информацию и обучаемся по большей части бессознательно.

Восприятие и память не являются безусловно сознательными функциями мозга. В этом отношении здравый смысл заблуждается. Как выясняется, все, что делает наша психика (за одним исключением, как мы увидим позже), может неплохо осуществляться на бессознательном уровне.

Эта догадка, как ни странно, заслуга Зигмунда Фрейда.

Хотя Фрейд всю жизнь придерживался кортикальной теории сознания, он был одним из первых нейробиологов, поставивших под сомнение взгляды своего учителя Мейнерта, различавшего «психические» и «непсихические» области мозга. Исследовав имеющиеся данные, он в 1891 г. пришел к выводу, что взглядов «Мунка и других исследователей, которые придерживались позиции Мейнерта… мы больше не можем придерживаться». А именно он не обнаружил четкого анатомического различия между выделяемыми Мейнертом волевыми и рефлекторными путями. Он также продемонстрировал (подсчитав количество задействованных нервных волокон), что кортикальные образы памяти возникают только через ряд промежуточных звеньев между ними и сенсорной периферией. Эти звенья, по его мнению, располагались в областях мозга, считавшихся непсихическими, в результате чего на каждом этапе сокращалось количество передаваемой информации. Фрейд предположил, что эти подкорковые звенья должны как-то влиять на поступающую от органов чувств информацию, которую они обрабатывают. Обратите внимание на его любопытную метафору, ведь она была придумана еще в докомпьютерную эру:

Здесь для нас принципиальным является то, что после прохождения через серое вещество волокна, достигающие коры головного мозга, все еще имеют отношение к телесной периферии, но больше не могут дать топически верное отображение последней. Они содержат в себе телесную периферию, как… какое-нибудь стихотворение содержит в себе алфавит, в измененном порядке, служащий совершенно другим целям, во всем многообразии связей различных топических элементов, одни из которых могут быть представлены многократно, другие же не проявятся вовсе.

Если кора связана с периферией тела не напрямую, а скорее через промежуточные подкорковые звенья, то образы памяти, отложенные в коре, не могут быть точными проекциями внешнего мира. Они должны быть конечными продуктами многоступенчатого процесса обработки информации.

Поскольку на выходе этот процесс дает кортикальные образы памяти, подкорковая его стадия должна в каком-то смысле порождать предварительные версии образов памяти. Следовательно, подкорковые звенья должны обеспечивать тот компонент психической деятельности, который мы называем апперцепцией. Фрейд доказывал, что бессмысленно проводить искусственную границу между подкорковой и корковой стадиями обработки информации и утверждать, что только конечный ее продукт «психический»:

Правомерно ли нервные волокна, которые на протяжении своего долгого пути были подчинены только физиологическим структурам и модификациям, в конце этого пути окунать в сферу психического и нагружать их там представлениями или образами памяти?

Поскольку Фрейд, как и все его современники, считал сознательными лишь кортикальные процессы, это привело его к мысли о том, что восприятие и обучение должны включать бессознательные предварительные стадии, природа которых столь же «психическая», как и сознательных стадий. То есть подсознательные (подкорковые) следы памяти должны быть такими же психическими, как и кортикальные следы, — они тоже выполняют функцию, которую мы определяем как память, пусть они и бессознательны. В письме к Вильгельму Флиссу Фрейд сделал следующий вывод:

«Таким образом, принципиальная новизна моей теории заключается в утверждении, что память наличествует не просто один-единственный раз, но предполагает повторения, что она записывается, фиксируется (niederlegt) с помощью различных знаков».

Он выделил пять последовательных стадий обработки информации: восприятие, знаки восприятия, бессознательное, предсознательное и сознательное. Решающее различие между стадиями состояло не в том, что бессознательная была телесной, а предсознательная психической, но скорее в том, что предсознательный тип обработки воспоминаний был воспроизводим в сознании, тогда как бессознательный — невоспроизводим. Иными словами, психика лишь частично сознательна.

В 1895 г. Фрейд высказал сходную мысль в отношении нервных путей, исходящих изнутри организма. И в этом случае, отмечал он, не имеет смысла говорить, что исходящая изнутри тела информация становится «психической» только тогда, когда достигает коры. Поскольку эта информация (передающая такие ощущения, как голод и жажда) создает запросы на работу психики вследствие связи последней с телом, в картину психики нам следует вписать и эти запросы. Даже если вы не осознаете своих биологических влечений (в терминологии Фрейда), они, безусловно, являются составной частью вашей психики.

Фрейд дошел до предположения, что телесные потребности обеспечивают «движущую силу психического механизма» и что передний мозг (кора которого создает образ внешнего мира) просто «симпатический ганглий». Иными словами, он пришел к выводу, что и сознательные, и бессознательные образы формируются «симпатически» в соответствии с нуждами организма и мы получаем чувственное представление и знание о мире лишь постольку, поскольку нам нужно удовлетворять в этом мире свои биологические потребности.

К этому представлению о мозге современная наука добавила множество деталей, о которых Фрейд и не подозревал, и мы внесли в его концепцию ряд важных поправок. Тем не менее его основной вывод современная нейробиология в целом разделяет: мозг выполняет широкий спектр психических функций, не затрагивающих сознание. Эту мысль исчерпывающе выражает название обзора литературы по данной теме, составленного современным ученым-когнитивистом Джоном Кильстрёмом, которое так и звучит: «Восприятие без осознания воспринимаемого, научение без осознания изучаемого» (Perception without awareness of what is perceived, learning without awareness of what is learned). В другом известном обзоре, подготовленном Джоном Баргом и Таней Чартренд, современное состояние вопроса изложено под более поэтическим названием— «Невыносимый автоматизм бытия» (The unbearable automaticity of being):

Наша ежеминутная психологическая жизнь по большей части должна осуществляться, если уж она осуществляется, бессознательными средствами. <…> Сознательное и волевое регулирование собственного поведения, оценок, решений и эмоциональных состояний требует значительных усилий и протекает достаточно медленно. Более того, оно, по-видимому, требует некоего ограниченного ресурса, который быстро расходуется, поэтому сознательные акты саморегулирования могут осуществляться лишь экономно и в течение короткого времени. Напротив, бессознательные, или автоматические [психические процессы…], непреднамеренны, не требуют усилий, отличаются высокой скоростью и во многих случаях способны протекать в любой момент. Важнее всего именно то, что они не требуют усилий, они происходят непрерывно, обеспечивая повседневную безопасность индивида.

Однако современное признание вездесущности бессознательной психической деятельности основано не на теориях Фрейда. Наука пришла к нему совершенно независимо, на основании новейших данных неврологических исследований и экспериментальных свидетельств. Поворотным моментом стал случай пациента Х. М., информация о котором была опубликована в 1957 г. В результате хирургического удаления гиппокампа (участка коры, отвечающего за кодирование декларативной памяти, из-за которого пациент страдал приступами эпилепсии) он полностью утратил воспоминания о событиях, имевших место после дня операции. Вместе с тем нейропсихологи, непрерывно наблюдавшие его с того времени (1953 г.) вплоть до его смерти в 2008 г., заметили, что с годами он выполнял психометрические тесты все лучше и лучше, что явно свидетельствовало об успехах тренировки. Он научился справляться с тестами, хотя не мог сознательно припомнить, как он их выполнял прежде.

Подобные наблюдения ранее были сделаны Эдуардом Клапаредом, хотя он не оценил их значения. Он описал случай женщины с амнезией, которая каждый день пожимала ему руку, словно никогда прежде с ним не встречалась. Клапаред решил спрятать у себя в ладони канцелярскую кнопку, чтобы узнать, захочет ли она, уколовшись, в следующий раз здороваться с ним за руку. После этого опыта она отказалась пожать ему руку, хотя у нее не было осознанных воспоминаний о боли. Когда он спросил ее, почему она не хочет пожать ему руку, она дала лишь уклончивые объяснения, вроде такого: «Разве у дамы нет права не подавать руку мужчине?»

Было доказано, что аналогичная бессознательная обработка информации происходит и в процессе самой апперцепции. В те дни, когда экспертные советы еще не проверяли этичность протоколов медицинских исследований, Роджер Сперри описал случай женщины, которой хирургическим путем разделили полушария коры в целях борьбы с неизлечимой эпилепсией. Когда ее изолированному правому полушарию предъявляли порнографические картинки, она краснела и хихикала, несмотря на то что ее (вербальное) левое полушарие не могло сознательно «заявить» о том, чем обусловлены ее чувства. Объяснить свое смущение она могла лишь с помощью косвенных утверждений вроде: «Ну и машинка у вас, доктор Сперри!».

Здесь важно отметить, что бессознательный психический процесс не ограничивается подкорковыми структурами мозга. Например, в случае, описанном Сперри, пациентка не могла осознать смущающую ее сенсорную информацию, которую получила, обработала и распознала кора ее правого полушария.

То, что кора способна выполнять подобные функции без участия сознания, неопровержимо доказали результаты многих экспериментальных исследований. В ходе одного из них участникам эксперимента в течение пары секунд демонстрировали слова с позитивной и негативной окраской — этого времени было недостаточно, чтобы люди вообще могли осознать, что им что-то показывали. Тем не менее в их дальнейшем поведении отчетливо прослеживалось влияние слов, которых, по их утверждениям, они не видели: например, после того, как негативно окрашенные прилагательные предъявлялись одновременно с фотографией лица А, а позитивно окрашенные — лица B, испытуемые проявляли явное предпочтение в отношении лица B, хотя не могли объяснить, почему выбрали именно его. Это показывает, что они, по всей вероятности, увидели, прочитали и поняли оценочные слова бессознательно. Поскольку понимание прочитанного — исключительно кортикальная функция, то есть такая функция, которую классические анатомы считали по своей сути психической, можно лишь сделать вывод, что функции коры не обязательно сознательны.

Это общепринятое современное представление в когнитивистике: сознательность не является неотъемлемым свойством психики, понимаемой как образы памяти (сейчас они называются «репрезентации»). Та часть мозга, которая порождает «содержимое» сознания («сознание как переживание»), — кора — может делать абсолютно то же самое в отсутствие сознательного опыта. Но если это так, то почему ее бессознательные функции являются психическими? В чем разница между корой — предполагаемым органом сознания — и другими устройствами для обработки информации, например мобильными телефонами? Мы снова балансируем на грани внутреннего противоречия.

Это возвращает нас к фундаментальному вопросу: если кора — не источник нашего сознания, то что тогда является его источником? И более того, если основная часть ежеминутной психологической жизни осуществляется без участия сознательного переживания, то зачем тогда вообще сознательное переживание принимает участие в психологической жизни? Почему тогда не вся информация обрабатывается бессознательно?

История когнитивной нейробиологии — это кладбище теорий, авторы которых пытались определить функцию сознания. Все эти теории объединяет постулат, что эта функция заключается в связывании множества информационных потоков, рассредоточенных в мозге, в единое целое, характеризующее наш сознательный опыт. Например, чтение, распознавание лиц, восприятие цвета и движения, распознавание объектов, восприятие пространства и тому подобное — все это происходит одновременно в далеко отстоящих друг от друга участках мозга. Как эта информация объединяется в целостные зрительные образы, привычно воспринимаемые нами, — притом что, например, цвет и движение лица обрабатываются каждый в своем собственном месте?

Мейнерт утверждал, что эту объединяющую функцию выполняют транскортикальные волокна, которые связывают друг с другом образы памяти. Более чем столетие спустя мы все еще недалеко ушли от этой гипотезы. Джеймс Ньюман и Бернард Баарс предположили, что таламус создает в коре единое глобальное рабочее пространство, благодаря которому разрозненные частицы информации становятся глобально доступными опыту. Станислас Деан и Лионель Наккаш дополнили эту гипотезу, предположив, что ассоциативные области префронтальной и теменной коры интегрируют в это рабочее пространство деятельность первичных сенсорных зон. Геральд Эдельман ввел идею таламокортикальных «петель повторного входа» как ключевой функции, благодаря которой интегрированная информация отсылается обратно на предыдущие уровни перцептивной обработки. Джулио Тонони ставил акцент на конечной «масштабно интегрированной» обработке информации, утверждая, что ключевой компонент — это степень интеграции между ее частицами; таким образом сознание является функцией того, насколько информация интегрирована. Фрэнсис Крик и Кристоф Кох предположили, что переживания объединяются и хранятся благодаря синхронизации гамма-колебаний в коре, — иными словами, что интеграция происходит скорее во времени, чем в пространстве. Аналогичное предположение высказал Рудольфо Льинас, указав на роль в этом процессе синхронизации таламокортикальной активности на частотах ниже 40 Гц. И этот список можно продолжить.

Ни одна из этих теорий не объясняет нам, как и почему объединение информации — путем ли ассоциации, колебаний, синхронизации, повторного входа возбуждения, масштабной интеграции и тому подобное — должно непременно порождать сознательный опыт. Почему именно содержимое глобального рабочего пространства обработки информации должно переживаться осознанно? Разве объединение, хранение, синхронизация, масштабная интеграция и другие подобные процессы не свойственны также бессознательной обработке информации? Компьютеры непрерывно создают глобальные рабочие пространства и масштабно интегрируют информацию, когда они связаны друг с другом через интернет. Означает ли это, что интернет обладает сознанием? Вызывает обеспокоенность тот факт, что из-за подобных современных теорий все больше уважаемых нейробиологов (таких как Кох и Тонони) теперь этого не исключают. Причина в том, что собственные теории обязывают их допустить эту странную возможность. Допуская ее, они обращаются к так называемому панпсихизму, начало которому положил Томас Нагель — по его мнению, все сущее, возможно (совсем чуть-чуть), наделено сознанием.

Эти теории следует оценивать в свете вышеизложенных результатов наблюдений, говорящих о том, что сознание сохраняется в отсутствие коры. Ньюман и Баарс предполагали, что глобальное рабочее пространство расположено в коре мозга, тем не менее декортицированные животные и дети с врожденным отсутствием коры проявляют признаки сознания. По крайней мере, данные в пользу того, что такие животные и дети обладают сознанием, гораздо более убедительны, чем свидетельства его наличия у интернета. К тому же взрослые с сохранной речью, у которых в результате болезни разрушены участки мозга, предположительно служащие основным субстратом для обработки масштабно интегрированной информации, сообщают, что чувство собственного «я» сохраняется и без этого субстрата.

Ничему из этого не стоит удивляться, если совместить подобные результаты клинических наблюдений с экспериментальными данными, свидетельствующими о том, что кора осуществляет бо́льшую часть обработки информации, такой как чтение и распознавание лиц, бессознательно.

В фактах, которые я уже представил, кроется нечто примечательное, что я хотел бы вынести на передний план. Когда пациентка Клапареда отказалась пожать ему руку, она не знала, почему это сделала. Но она, по всей видимости, чувствовала, что ей будет неприятно его коснуться. У нее должны были быть какие-то субъективные основания не подавать ему руки, пусть даже ей и была недоступна объективная причина (память о кнопке). То же относится и к пациентке Сперри: она смутилась, но не знала почему. Иными словами, она не осознавала объективной причины своих чувств (непристойных картинок), но, должно быть, осознавала субъективные чувства, связанные с ними (свое смущение).

То же самое, вероятно, наблюдалось и в эксперименте с предъявлением слов: испытуемые, вероятно, чувствовали, что им больше нравится лицо B, хотя и не осознавали почему.

Таким образом, во всех случаях, когда я утверждал, что пациенты и участники экспериментов «не осознавали» причин своих действий, в этом была определенная доля условности. Они не осознавали определенных элементов восприятия или воспоминаний — репрезентаций, — но чувства у них сохранялись. У них все еще было представление о том, «каково это» — быть собой, и они могли выносить оценочные суждения. Они осознавали свои чувства, но не происхождение этих чувств. Это дает нам существенную подсказку в отношении того, чем, по сути, является способность чувствовать. Очевидно, что чувство — единственная из психических функций, которая обязательно должна быть сознательной.

Подробнее о книге «Скрытый источник сознания» читайте в базе «Идеономики».