Пещерный человек внутри: что мешает решить проблему изменения климата

Представьте себе карикатурное изображение пещерного человека с портфелем и в фетровой шляпе. Согласно эволюционной психологии, мы, современные люди, являемся ходячими гоминидами эпохи палеолита. Когнитивные навыки, которые помогли нам выжить в саванне, до сих пор хранятся в нашей голове.

К сожалению, эти адаптационные процессы привели к возникновению нынешнего поликризиса — совокупности взаимосвязанных экзистенциальных угроз, в том числе экологических. Теперь они представляют собой своеобразные психологические барьеры на пути своевременного решения актуальных проблем. Разумные, сознательные люди продолжают путешествовать самолетом, есть мясо и ездить на автомобилях так же часто (или даже чаще), чем раньше, несмотря на то, что знают о пагубном влиянии этих действий на изменение климата и потерю биоразнообразия. Защитникам окружающей среды легко обвинить таких людей в эгоизме или безответственности. Хотя отчасти это и верно, нежелание отказываться от ряда привычек на самом деле скрыто в далеком прошлом нашего вида.

Большую часть доисторического периода мы провели как охотники-собиратели. Наша ментальная карта, позволяющая ориентироваться в окружающей среде, развивалась параллельно с освоением чрезвычайно широкого рациона питания. Могли ли сложные и разнообразные стратегии добычи пищи определять общую эволюцию человеческого поведения? Над этим вопросом я размышляю уже много лет. Его актуальность для прошлых и нынешних глобальных проблем делает его как никогда важным.

Первыми проявлениями пищевой адаптации, как когнитивной, так и физической, могли стать предпочтение есть вместе с другими, реакция отвращения и необходимость балансировать между страхом перед новыми продуктами и тягой к новизне (так называемая дилемма всеядного). Эти и другие черты, передающиеся из поколения в поколение в виде генов и культуры, вероятно, повлияли на усвоение языка, социальные навыки и многое другое, включая образ мышления, который сегодня может подводить нас чаще, чем кажется.

Человеческий мозг сформировался не только благодаря тому, что мы избегали «подводных камней» всеядной диеты (например, возможного отравления), но и благодаря непредсказуемости рациона. Хотя у нас было гораздо больше возможностей, чем, скажем, у коалы, привязанной к эвкалипту, выбор требовал от нас внимания к сезонности растений и миграции животных, а также к другим изменениям доступа к пище. В каком-то смысле, поскольку мы могли использовать так много, на самом деле мы могли полагаться на очень малое. Такое напряжение наложило отпечаток на сознание. Возможно, в некоторых культурах, таких как наша, оно способствовало формированию амбивалентных отношений с биосферой: мать-природа как благосклонная кормилица и как сдерживающий барьер.

Я думаю, что эти три вещи — разнообразие, непредсказуемость и нехватка, — больше, чем что бы то ни было повлияли на людей и заставили изучать и изменять мир природы в соответствии с потребностями. Чтобы выжить в этих условиях, людям потребовались хорошая пространственная память, тонкое распознавание образов и другие способности различать, чтобы справиться с преимуществами и проблемами всеядной диеты. Но эти необходимые навыки, полные противоречий, таких как страх и стремление к новой пище и среде обитания, в конечном итоге привели к повсеместному человеческому недостатку: когнитивным предубеждениям.

Когнитивные предубеждения — одно из главных следствий «быстрого мышления», если воспользоваться фразой из знаменитой книги Даниэля Канемана. По одним подсчетам, существует 188 когнитивных предубеждений, включая эффект Даннинга-Крюгера, заблуждение о невозвратных издержках и предубеждение подтверждения. В саванне быстрое мышление спасало жизнь в решающий момент: например, если вы принимали изогнутую лозу в траве за змею. Более долгосрочные преимущества давало осторожное мышление в ответ на изменчивые условия. Другими словами, синица в руке действительно была лучше журавля в небе. Поскольку люди не так легко приобретали определенные ресурсы (например, любимый фрукт), они держались за них, когда получали, повышая шансы на выживание для себя и ближайших родственников. Хранение излишков зерна, ставшее главным стимулом для изобретения сельского хозяйства, — это неизбежный результат потребности приберечь еду на худшие времена.

Если мы что-то получаем, то вцепляемся в это мертвой хваткой и ее тяжело ослабить. Трудно убедить людей в том, что их личный вклад — хороший или плохой — имеет значение, когда корпорации совершают преступления против природы и человечества. Масштаб просто не тот. Если индивидуальные проступки, например, покупать лишние продукты и выбрасывать их, необходимо суммировать, прежде чем они покажутся значимыми, то экологические грехи одной компании могут затмить все остальные.

У экологов есть удобное уравнение: воздействие равно население, умноженное на достаток, умноженный на технологии, или В = Н×Д×Т . Каждый знает, что нужно уменьшить индивидуальный и коллективный экологический след, но как?

Навряд ли кто-то согласится на резкое сокращение численности населения, а снижение рождаемости займет слишком много времени, чтобы преодолеть последствия демографической динамики. Поэтому оставшийся вариант — это сокращение благосостояния или технологий, или и того, и другого.

Именно здесь нас и подстерегают древние привычки. Людям нравится достаток, каким бы скромным он ни был для среднего человека, и мы очень любим технологии (конечно, две эти области крепко связаны). Именно поэтому фундаментальные изменения в образе жизни так трудно продать; люди предпочитают замену, а не сокращение. Для наших старых инстинктов меньшее всегда кажется худшим и вызывает тревогу.

Нам нужна настоящая смена парадигмы, а не «больше того же, но лучше». Движение деградации, а также такие смежные темы, как добровольная простота и экономное изобилие, стремятся заменить материализм более осмысленной самореализацией человека, то есть с упором на взаимоотношения, личную цель и бережное отношение к окружающей среде. Если вы надеетесь на максимальное соответствие (другими словами, на минимальное проявление древних черт характера), выбор формулировок имеет значение. Избегайте формулировки «сокращение» как «жертва». Вместо этого выбирайте «экономию» или «радикальную простоту», в зависимости от аудитории. Для многих слово «деградация» звучит как жесткая экономия, а этого никто не хочет.

Чтобы облегчить жизнь, нужно помнить о пещерном человеке внутри каждого из нас. Нужно сократить доступ систем капитализма к палеолитическому мозгу. Рынок не только поощряет расточительные траты, но и активно препятствует развитию более экологичных ценностей, таких как бережливость, простота, достаток и смирение, поскольку они не способствуют росту ВВП. В Бутане, например, есть индекс национального счастья. Может быть, нам стоит стремиться к этому?

Как и другие приматы, люди очень чувствительны к несправедливости. Многие отказываются хоть на йоту упростить образ жизни, пока знаменитости (или даже реальные друзья и соседи) демонстрируют вторые дома и экзотические отпуска. Поэтому давайте попробуем справиться с ежедневным потоком медийных образов, которые активизируют эти атавизмы.

Давно пора понять, что система «купи сейчас, заплати потом» манипулирует нашим древним мышлением в своих целях, какими бы средствами она ни пользовалась. В идеале уже нужно продумать регулирование неумолимого нейромаркетинга. Тогда мы сможем пригласить творческих людей всех мастей, чтобы они напомнили, что еще составляет хорошую жизнь, например доступ к природе и возможности для духовного опыта. Укрепление этих базовых ценностей в молодежной среде будет иметь большое значение, даже если то, что направлено на сдерживание материализма, противоречит доминирующей социальной парадигме экономической экспансии. Даже популярные развлечения могут помочь, считают Джозеф Дж. Мерц и его коллеги в статье о человеческом поведении и поликризисе: «Психологическое вмешательство, вероятно, окажется гораздо менее ресурсоемким и более эффективным, чем физическое».

Люди будут продолжать добиваться технологических успехов в таких областях, как производство энергии и эффективность. Эти меры имеют значение. Но только более глубокое понимание древних истоков человеческого разума позволит нам бороться с многочисленными угрозами нашему выживанию.

Источник