Головоломка воли: два мнения о свободе выбора
Научный журналист Дэн Фальк разбирался в спорах именитых ученых о свободе воли и пришел к выводу, что они играют в разные игры
СаморазвитиеВы чувствуете жажду и тянетесь за стаканом воды. Это либо свободно выбранное действие, либо неизбежный результат законов природы — все зависит от точки зрения. Есть ли у нас свобода воли? Вопрос древний и непростой. Кажется, что над ним размышляли все, и многие уверены в своем ответе, который обычно звучит однозначно: либо «да», либо «точно, нет».
Ученый Роберт Сапольски — из лагеря сторонников «точно, нет». В недавно вышедшей книге «Determined: A Science of Life Without Free Will» известный приматолог и профессор неврологии объясняет, почему у нас не может быть свободы воли. Почему мы ведем себя так, а не иначе? Почему мы выбираем марку A, а не марку B, или голосуем за кандидата X, а не за кандидата Y? Не потому, что у нас есть свобода воли, а потому, что каждый поступок и мысль — это результат «совокупной биологической и экологической случайности».
Сапольски говорит своим читателям: «Нас создала биология, которая взаимодействует с окружающей средой. Мы не имеем контроля ни над тем, ни над другим. Иными словами, все в детстве, начиная с того, как о вас заботились в течение нескольких минут после рождения, происходило под влиянием культуры, а значит, и под влиянием многовековых экологических факторов, следствием которых стало то, какую культуру изобрели ваши предки, и под влиянием эволюции, сформировавшей вид, к которому вы принадлежите».
Роберту Сапольски уже за 60, это приветливый человек с пышной бородой. Во время недавнего интервью в Zoom я старался подловить его на любом несоответствии: все, что могло бы навести на мысль: в глубине души он признает, что решения принимаем мы сами, как многие и полагают. Но он был начеку и остался при своем мнении.
Я не возражал против первой части его аргументации: культурные, генетические и экологические факторы влияют на жизнь и подталкивают нас в определенных направлениях. Но как эти факторы могут диктовать то, что мы говорим или делаем в каждый момент времени? Он ответил вопросом на вопрос.
«Почему для вас это так важно? — спросил он. — Как получилось, что вы берете интервью на эту тему? Этого бы не произошло, например, если бы ваше детство протекало в диких условиях Африки».
Для большинства людей, как считает Сапольски, свобода воли проявляется в реальном времени, в каждом действии: «Мы задаем вопросы: «Вы намеревались это сделать? Понимали ли вы, что могли поступить иначе? Что у вас были варианты?». Большинство людей интуитивно понимают, что ответы на эти вопросы положительные. И это доказывает свободу воли. Но это все равно что пытаться оценить фильм, посмотрев только последние три минуты. Если мы спросим: «А откуда взялось это намерение?» — в игру вступит все, что происходило до, начиная с секунды этого мгновения и заканчивая миллионом лет до него. Это неизбежно приводит к выводу, что свободы воли не существует. Потому что, как бы ни старались, вы не можете иметь намерение обрести намерение. Невозможно заставить себя иметь свободу воли. Невозможно продумать, о чем вы будете думать дальше. Это просто невозможно».
По мнению ученого, невозможно избежать биологических и культурных предпосылок, а также предшествующих им формирующих факторов окружающей среды. «Нет ни единой щелочки, куда бы впихнуть эту «свободу воли», — говорит он. — Если посмотреть на все современные аргументы в пользу свободы воли, которые не ссылаются на Бога, пыльцу фей или что-то подобное, то в какой-то момент придется выбросить предшествующие причины. Но это нарушает законы работы нейронов, атомов и Вселенной. Ваша жизнь — не что иное, как все то, что было до».
Многие ученые и философы не согласны с этим. Среди них выделяется Кевин Митчелл, нейробиолог из Тринити-колледжа в Дублине. В книге «Free Agents: How Evolution Gave Us Free Will» Митчелл утверждает, что хотя нас формирует биология, именно она за миллиарды лет эволюции превратила нас в существ, обладающих свободой воли. Даже самые ранние и примитивные существа владели определенной способностью управлять своей судьбой. Когда одноклеточный организм движется к источнику пищи или прочь от опасности, он, пусть и весьма скромным образом, вступает в новый мир, где царит свобода. «Простые организмы, — пишет Митчелл, — делают выводы о том, что происходит в окружающем их мире и принимают целостные решения, чтобы адаптироваться и выбрать соответствующие действия».
В мире, где неумолимые законы природы заставляют частицы материи двигаться, появление свободы воли может показаться настоящим чудом. Читая книгу, я вспомнил карикатуру из New Yorker, где два ученых сидят у доски, исписанной уравнениями. В середине доски вместо вычислений первый ученый написал: «Затем происходит чудо». Его коллега говорит: «Я думаю, что этот шаг следует все же уточнить».
Но, по словам Митчелла, в появлении свободы воли нет места чудесам. Скорее, в живых существах, подобных нам, свобода обеспечивается биологией, лежащей в основе жизни.
Но разве сама биология может быть нам подвластна? В своих книгах Сапольски и Митчелл ссылаются на работу нейробиолога Бенджамина Либета. В 1980-х годах Либет провел серию экспериментов, которые показали, что можно отследить электрическую активность в мозге за несколько сотен миллисекунд до того, как испытуемый осознает, что принимает решение. По мнению некоторых ученых, это свидетельствует о том, что мозг сам принимает решение, а сознание следует за ним. Эксперименты Либета были и остаются спорными; несмотря на это, они заставили многих людей задуматься о том, не является ли свобода воли иллюзией.
Митчелл не разделяет эту точку зрения. Да, в мозге происходят физические и химические процессы — как же иначе? — но, по его словам, это не отнимает у нас свободу воли. «[Вывод Либета] сводится к идее, что если мы можем найти механизм внутри мозга, который активен, когда мы принимаем решение, то, возможно, принятие решения происходит под действием этого механизма, — объясняет он. — Я не думаю, что это верно, и придерживаюсь совершенно другой точки зрения. Она заключается в том, что да, существует некий механизм, который мы используем для принятия решений. Но это лишь инструмент. А решения мы принимаем сами».
По мнению Митчелла, процесс принятия решений начался не с человека. Скорее, его можно отнести к первым простейшим организмам, появившимся сотни миллионов или даже миллиарды лет назад. «Чтобы понять эту загадку, я придерживаюсь эволюционного подхода», — говорит он.
Эволюция, по словам Митчелла, благоволит организмам, которые обладают определенной способностью самостоятельно выбирать путь: «Им необходимо знать, что происходит в мире и как с этим быть». В ходе эволюции у организмов появилась способность чувствовать и действовать, основываясь на этих ощущениях. Они оценивали (каким-то примитивным образом), какие действия могут продлить их выживание. «Так поступают даже бактерии. — говорит Митчелл. — И люди тоже, но гораздо более совершенным образом».
«Мы видим, что происходит в мире, оцениваем внутреннее состояние (как и бактерии), и, учитывая все это и свои цели, спрашиваем: «Что мне делать? Какие у меня есть варианты? Как я могу выбрать один из них и предотвратить все остальные?».
В ходе эволюции появились существа с более сложными способностями к принятию решений. «Эти способности становились все более хитрыми, что привело к появлению организмов, обладающих большей самостоятельностью, большим контролем, — объясняет Митчелл. — Их диапазон возможных действий расширился, а поведение стало более гибким».
По мере того как организмы совершенствовали способы реагировать на окружающую среду, они научились планировать на более длительное время. «У них появился когнитивный потенциал, который в процессе эволюции становится только шире, — поясняет Митчелл. — А это значит, что они обладают большей самостоятельностью в выборе причинно-следственных связей. Они могут думать о том, что еще не произошло, и направлять свои действия в будущее, иногда на десятилетия вперед».
Никакой магии и чудес. Просто способность принимать решения, передавшаяся нам на протяжении веков от гораздо более простых существ, благодаря естественному отбору.
Удивительно то, что Сапольски и Митчелл изучили практически одну и ту же научную и философскую литературу о свободе воли и пришли к противоположным выводам. Так кто же прав?
На мой взгляд, Митчелл чуть ближе к истине. Мы действительно принимаем решения, и эта способность развивалась на протяжении веков. Простейшие существа принимают простые решения («источник пищи — двигаюсь в этом направлении!») а сложные — сложные решения («мне не нравится предложение кандидата о едином налоге, но мне близка его позиция по поводу развития морской ветроэнергетики»). Приверженцы детерминизма могут настаивать на том, что все наши решения — результат того, что происходило ранее. Для простых организмов это справедливо. Одноклеточные принимают «решения» автоматически. Но у сложных существ действия зависят от сознательных решений. Мы находимся в центре управления.
Мнение Митчелла находит поддержку в работах физика Дженанн Исмаэль из Университета Джонса Хопкинса. Физики, разумеется, давно спорят о том, как работают законы природы и допускают ли эти законы, вплоть до поведения элементарных частиц, свободу воли или нет. В книге 2016 года «How Physics Makes Us Free» Исмаэль излагает позицию, в целом совпадающую со взглядами Митчелла. Да, прошлое создает основу для настоящего, которое, в свою очередь, формирует будущее, но люди не являются простыми сторонними наблюдателями в этом процессе. «Именно я здесь и сейчас решаю, как прошлое меняет будущее», — считает она.
Исмаэль согласна с тем, что на нас влияет то, что было раньше, но, по ее мнению, этот опыт скорее подсказывает, чем ограничивает наши решения. «Из множества случайностей своей жизни я извлекла надежды, мечты, приоритеты и идеи, — говорит она. — Когда я решаю, что делать, то перебираю эти вещи и принимаю решения о том, что из них повлияет на будущее».
И все же некоторые аргументы Роберта Сапольски убедительны. На его стороне и физики. В книге 2022 года «Existential Physics» Сабина Хоссенфельдер пишет, что идея свободы воли противоречива. «Чтобы ваша воля была свободной, она не должна быть вызвана ничем другим. Но если она ничем не вызвана (если это «беспричинная причинность», как выразился Фридрих Ницше), значит, она не вызвана вами, независимо от того, что вы под этим подразумеваете. Как писал Ницше, это лучшее противоречие, что было придумано до сих пор. И я с ним согласна».
По мнению Сапольски, признание того, что человек формируется под влиянием прошлого, предлагает план построения более справедливого общества. Он считает, что мы не должны хвалить людей за достижения, которых они добились в основном благодаря ряду преимуществ, которые помогали им на протяжении всей жизни. А также он утверждает — я бы сказал, верно — что неправильно осуждать тех, кто испытывает трудности, только из-за множества неблагоприятных факторов, с которыми они столкнулись.
Рассмотрим нейрохирурга и преступника. «Нейрохирурга нельзя ставить в пример как «лучшего» человека, поскольку обстоятельства породили человека, способного быть компетентным нейрохирургом, — утверждает Сапольски. — А преступник не «худший» человек, потому что обстоятельства породили того, кто в определенных условиях будет проявлять жестокую импульсивность».
В то же время, невозможно не задаться вопросом: если у отдельных людей нет свободы выбора, то как она может быть у судов, законодательных органов или целых обществ? Если свобода — это иллюзия, то может показаться, что такая идея, как судебная реформа, тоже теряет смысл. Как можно делать что-то иное, кроме того, что мы якобы намерены делать? По мнению Сапольски, хотя мы не можем изменить мир, мир может изменить нас.
«Все очень сильно меняется! — говорит он. — Мы больше не держим рабов. Сегодня мы надели свитер, потому что стало прохладнее, чем вчера. Тот, кто раньше был сторонником радикальных взглядов, теперь сожалеет об этом и работает на благо общества. Мы запутались, думая, что видим свободу воли. У нас возникает неверное убеждение, что мы сами решили изменить себя. Экстремист не просыпается однажды утром и не думает: «Эй, пора бы мне поменять взгляды!» Их меняют обстоятельства». Так как же двое умнейших ученых пришли к таким разным выводам? Думаю, ответ заключается в том, что они обратили внимание на разные стороны головоломки свободы воли. Сапольски считает, что мы переоцениваем степень свободы, не принимая во внимание биологические, социологические и экологические факторы, которые сделали нас теми, кто мы есть. И он прав: мы должны принимать во внимание эти силы.
Но, возможно, он довел эти доводы до крайности, полагая, что ограничения свободы воли не оставляют места для какой-либо свободы вообще. Конечно, тот факт, что мой отец любил играть народные песни на пианино, когда я рос, вероятно, увеличивает шансы на то, что во взрослом возрасте мне понравится песня «Hey Jude». Но неужели мое прошлое диктует, вплоть до секунды, тот момент, когда я потянусь за стаканом воды?
Митчелл, тем временем, сосредоточен на «спасении» свободы воли от предопределенности. В этой спасательной операции (которая увязла в физике) нет необходимости. Философы уже давно утверждают, что мы можем обладать такой свободой, независимо от того, что делают наши атомы и молекулы. В конце концов, нельзя выбрать победителя между Сапольски и Митчеллом, как нельзя выбрать победителя между бейсбольной и хоккейной командами. Они играют в разные игры.
Несмотря на то, что Сапольски и Митчелл охватили большую область, вопросы остаются. Как количественно измерить те биологические и культурные силы, которые лежат в основе тезиса отсутствия свободы воли. Как доказать, что они вообще не допускают никакой свободы? А для Митчелла, который пытается примирить работу сложных существ, таких как люди, с физикой: как именно из неодушевленной материи возникают такие вещи, как разум и способность действовать?
Эти две книги показывают, насколько обширна проблема свободы воли. И поскольку к этому вопросу можно подойти столь разными способами, мы можем быть уверены, что в ближайшее время задача не решится. Как недавно сказала Исмаэль на лекции в Торонто, загадка свободы воли — это самая сложная философская головоломка.