€ 95.62
$ 89.10
«Господи, сделай нас равными. Но не сегодня»

«Господи, сделай нас равными. Но не сегодня»

Эссе писателя и философа Питера Кейва о том, достижимы ли настоящие справедливость и равенство

Саморазвитие
Кадр из фильма "Посвященный"

Демократические ценности, особенно равенство перед законом и равенство возможностей, сложны и часто противоречивы. Многие удовольствия современной жизни переплетаются со страданиями других людей, ставя под сомнение нравственность повседневного выбора. Стремясь к истине и пониманию, нам придется столкнуться с неудобной правдой о состоянии современного общества.

Господи, молю, сделай меня хорошим, но не сегодня… Эта мольба Августина Иппонийского — впоследствии Святого Августина — была, скорее всего, иронией. В подлинном смысле он, конечно, молился о даровании целомудрия и непорочности. Его слова приходят на ум, когда я слышу декларации верности демократическим ценностям: справедливости, свободе и равенству возможностей. К кому бы ни были адресованы эти прекрасные лозунги (к богам, к человечеству, государству или закону), уточнение будет тем же: «но не сегодня». И думать иначе — это пустой самообман, пора бы нам это признать.

А иногда «не сейчас» превращается в «никогда». Невозможно стать безбрачным после многих лет брака, и невозможно обеспечить некоторые из упомянутых ценностей. И не потому, что закреплять их будет «слишком поздно», как в случае с безбрачием. Дело в том, что нелепо думать, что у нас есть четкое представление о том, что представляют собой эти ценности на практике.

Я хожу вокруг да около, однако мы все ближе к цели.

(Не)равенство перед законом

Демократические ценности воспеваются «великими и благими», политическими, корпоративными и религиозными лидерами, гражданами и скромными мыслителями (к последним я отношу вашего покорного слугу). Они фигурируют в конституциях и декларациях: «перед законом все равны». Это ложь.

Равенство перед законом предполагает равенство представительства, однако одни обвиняемые привлекают дорогих адвокатов, с широкой эрудицией и языком без костей, а другие, не столь обеспеченные, спотыкаясь на каждом слове, защищают себя сами. Равенство перед законом нарушают прихоти, предрассудки и юридические интерпретации, отличающиеся от судьи к судье, от присяжного к присяжному. А если вспомнить, что многие люди лишены фактического доступа к судебной системе, то факт соблюдения этого принципа теряет всякую убедительность.

Перечисленные недостатки относятся к фактической стороне жизни. Может быть, в принципе можно было бы установить подлинное равенство перед законом, когда все имеют равный доступ и одинаково хорошее представительство, судей и присяжных. Но если бы это стало возможным, те, кто извлекает выгоду из несовершенства системы, тут же взмолились бы: «но не сейчас».

С другими демократическими ценностями тоже важна доступность. Возьмем, к примеру, избирательное право. Для многих его реализация – это легко. Однако, для тех, кто перегружен работой или совмещает низкооплачиваемую работу, большие семьи, плохое здоровье  — это уже обременительно. С обманом связаны заявления о «свободных и честных выборах», о том, что «народ высказался», и утверждения политиков, что они были избраны для того или иного дела. На чем основаны такие заявления?

Страна Справедливости

Уклоняясь еще дальше в туманные воды, рассмотрим самую любимую мантру «равенство возможностей». Добро пожаловать в абстрактную Страну Справедливости. Когда-то эта Страна была полна контрастов бедности и богатства. Дети из неблагополучных семей были фактически лишены возможностей, доступных богатым людям. Чтобы исправить это, в Стране всем детям было обеспечено должное внимание к разнообразным потребностям, таким как образование, жилье и здравоохранение. Богатые больше не должны были обеспечивать своим отпрыскам конкурентные преимущества за счет дополнительной платы за обучение, идеальных условий для занятий и культурного обмена. В домашней жизни, конечно, оставались различия, поэтому, ориентируясь на Платона, Страна развивала общинное воспитание, обеспечивая справедливые условия для всех.

Уверен, что те, кто размахивает флагом равных возможностей, не хотели бы, чтобы равенство возможностей зашло так далеко. Однако, в Стране справедливости, люди, недовольные тем, что внимание уделяется только воспитанию и аспектам среды, пошли дальше. Нельзя было закрывать глаза на несправедливость природы в распределении талантов.

Одни дети были от природы склонны к математике, другие — нет. Некоторые от природы целеустремленные, другие — покладистые. Мантра «все равны» привела к генетическим манипуляциям с эмбрионами таким образом, что дети росли с одинаково высоким уровнем и разбросом способностей, мотивации и желаний, удовлетворяющих потребности общества. Это единообразие было необходимо, иначе возникла бы несправедливость в возможностях: кому-то могло повезти, и он получил способность играть на флейте, а кому-то не повезло, и он стал бы рабочим по очистке канализации. (Я решил не увлекаться фантазией о том, как в Стране Справедливости могли бы решаться вопросы гендерного неравенства, когда, например, в настоящее время средняя продолжительность жизни мужчин ниже, чем женщин).

Больше не нужно проводить собеседования при приеме на работу: кто чем занимается, решает жребий, с соответствующей ротацией между должностями. Никто не страдает несправедливо. Все признают, что они одинаково талантливы, и делают то, что хотят. Никто не ожидает, что ему будут платить больше, чем другим; никто не обесценивает чужой труд.

В Стране Справедливости под корень извели большую часть везения (и невезения тоже),. Правда, некоторые удачи и неудачи остались: молния все же бьет в одного. И хотя шахматные партии обычно заканчиваются вничью, отвлекающие факторы иногда влияют только на одного игрока, что приводит к захватывающим ничьим.

При столь всеобъемлющем «равенстве» в Стране утрачивается точка опоры — индивидуальность людей. Обеспечение равных возможностей требует убрать различия в людях и методах лечения, но при этом различия все же должны оставаться. Какие различия стирать, какие поддерживать? Сложный вопрос. Следует признать, что ответы неоднозначны. Проблема возникает и тогда, когда я спрашиваю, каким человеком я мог бы стать, сохраняя при этом точку опоры в виде «я».

Страна Справедливости отбрасывает все, что не соответствует справедливости: ценности, основанные на привязанности к любимым, друзьям, семье. Этническая принадлежность и языковые ошибки, как правило, не имеют значения при оценке дела законом; иначе обстоит дело, когда в воздухе витает романтика. Но Страна неумолима к основным свойствам человеческой жизни, отмеченным в книге «По ту сторону добра и зла» Фридриха Ницше: «Разве жизнь — это не оценка, предпочтение, несправедливость, ограниченность, желание быть другим?»

Ответ конечно «да», но только пока. Мы должны взять на себя ответственность за то, чтобы определить, насколько далеко мы можем зайти, особенно если речь идет о таких ценностях как независимость, свобода и индивидуальность.

Вокруг какофония мнений, дискуссий и рекламы. В отличие от кричащих газетных заголовков, высказанные здесь соображения могут быть полезны, однако, что в результате станет «подлинными» убеждениями и стремлениями читателя? Рекламные компании огромных корпораций, склоняющие нас к нездоровой пище, напиткам и азартным играм, встречают всеобщее одобрение, это часть «свободного общества», в котором люди (с деньгами) вольны покупать, что захотят. В то же время призывы официальных структур к здоровому образу жизни воспринимаются как назидательная чушь «государства-няньки», ограничивающее свободный выбор.

Радость за счет страданий

Позвольте мне расширить потребность в «собственном выборе». В книге «Так говорил Заратустра» Ницше пишет: «Говорили ли вы когда-нибудь «да» хоть одной радости? О друзья мои, тогда вы сказали «да» и всему горю. Эти вещи связаны, они заманивают и обольщают».

Многое из того, что обеспечивает наш комфорт, стоит немалых страданий. Дети в Конго добывают кобальт для литиевых батарей, швеи в убогих потогонных цехах производят модную одежду, животные содержатся в ужасных условиях. Все это происходит прямо сейчас. Но мы стараемся этого не замечать. Для кого-то самое важное — несправедливость прошлого, поэтому стоит добавить: снести памятники, переименовать здания, заклеймить позором прежние времена с их ужасами расизма и рабства – это конечно, хорошо. Но стоит признать и другую сторону правды. Те, кто сегодня возмущается, пользуются инфраструктурой, институтами и благосостоянием, что были созданы в бесчеловечном прошлом. Протестующие маршируют по магистралям эксплуатации.

Как нам жить с собой, как искупить вину, когда мы неотъемлемая часть мировой истории? Ницше писал о величайшем бремени, «вечном повторении», о том, что наша жизнь возвращается на круги своя, никакого дежа вю. Это повторение — нонсенс (любой возврат «как раньше» не сравним с оригиналом), но любопытно, что эта идея может подтолкнуть нас к размышлениям. Насколько прекрасно мы можем жить, безоговорочно признавая все свое благополучие, несмотря на все ужасы, которые нас окружают?

В беседе с Симоной Вейль, Симона де Бовуар подчеркнула необходимость поиска смысла существования. На это Вайль ответила: «Нетрудно заметить, что вы никогда не голодали». Это действует отрезвляюще. Философские размышления могут отдалить нас от сопереживания чужой беде.

Погружение в глубину

Рискну признаться, что я готов идти дальше.

Если принять современное понимание нашей биологии, то каждая мысль, прочтение слова, улыбка, вибрация голосовых связок или ответные нажатия на клавиатуру — все это результат неврологических изменений, прихотливых электрических импульсов и химических сигналов. Есть ли у нас представление о том, как эти неврологические явления порождают мысли, в которых есть смысл (когда он есть), и не просто смысл, а (будем надеяться) иногда истину? Это измышление само по себе спорно, так же как и способ его выражения.

Я вновь могу предложить вам лишь предположение. Мы должны делать все, что в наших силах несмотря на то, что не знаем, что в конечном итоге является лучшим. По крайней мере, мы должны смириться и признать ответственность. Карл Маркс писал: «Персей носил волшебный шлем, чтобы чудовища, с которыми он сражался, не видели его. Мы надвигаем волшебный шлем на глаза и уши, чтобы поверить, что чудовищ не существует».

Независимо от того, идет ли речь о метафизике или морали, о политическом или социальном, нам, безусловно, следует снять шлем и взглянуть в лицо чудовищным заблуждениям, о которых говорилось выше. Глупости это или нет, определяются ли наши убеждения, ценности и поступки биологией или нет, но с приближением ужина нам все равно придется выбирать цвета своего наряда и действовать так, словно у нас есть свободный выбор.

И когда тьма сгущается, и мы видим чудовищные отражения, неужели это не игра, притворство, обман, если мы смотрим на них с удовлетворением, даже со счастьем, несмотря на осознание неизбежной причастности к ужасам мира, прошлого, настоящего и, несомненно, будущего? Можем ли мы вообще по-настоящему относиться к миру и к тому, как мы живем, благосклонно? Может, нам стоит признать правду и ответить отчаянным «нет»? Или…

Сейчас мы поглубже натянем шлем, убеждая себя, что чудовища, о которых мы размышляли выше, — это все выдумки, и не надо ничего «признавать»?

Источник

Свежие материалы