Победитель получает все: как прогресс усиливает неравенство

Влияние прогресса на жизнь людей часто обсуждается так, как будто оно сказывается одинаково на всех жителях всех частей мира. Известный британский экономист, основатель крупной консалтинговой компании Capital Economics Роджер Бутл в своей книге «Искусственный интеллект и экономика» говорит о том, что развитие всегда усиливало неравенство, хотя история и сглаживает эти моменты средними показателями роста. В главе «Победители и проигравшие» Бутл рассказывает о том, почему не все смогут адаптироваться к глобальным технологическим изменениям.

Люди бывают разными

Прочитав большое количество прогнозов о возможной безработице, которую принесет революция, связанная с внедрением искусственного интеллекта и робототехники, можно подумать, что человечество столкнулось с чем-то совершенно новым, никогда не появлявшимся в истории до наступления современной эпохи экономического прогресса.

Мировой экономике, как и экономикам отдельных государств, лишь изредка удавалось адаптироваться к широкомасштабным и глубоким технологическим изменениям без серьезных последствий для населения. Средние и совокупные статистические данные демонстрируют прогресс, но за ними часто скрываются человеческие трагедии. Хотя на замену исчезающим рабочим местам и целым специальностям экономика, испытавшая технологические перевороты, предлагает новые должности и профессии — все равно отдельные люди, их группы и сообщества, а иногда даже регионы и страны не могут с легкостью переключиться на только что возникшие и пользующиеся спросом виды деятельности.

Все это было характерно не только для грязной и дымной эпохи промышленной революции XIX в. На большей части территории Европы и Северной Америки начало деиндустриализации и глобализации в 1980-х и 1990-х гг. произвело опустошительное воздействие на ряд крупных регионов и слои населения. Некоторые последствия этой «экологически чистой» для западного мира фазы экономического прогресса можно увидеть и сегодня.

В 1980-х гг. экономика Великобритании претерпела серьезные преобразования в результате так называемой революции Тэтчер. Это повлекло за собой создание множества новых рабочих мест, в основном в сфере услуг. Но это привело и к уничтожению миллионов старых рабочих мест, особенно в обрабатывающей промышленности и, что оказалось наиболее болезненным, в добыче угля. Многие люди, оставшиеся без работы, так и не смогли оправиться от этих экономических и социальных потрясений. Нетрудно понять, что 50-летнему мужчине-шахтеру очень тяжело переквалифицироваться в сотрудника кол-центра — в новой профессии работали одни женщины.

Данная ситуация коснулась не только отдельных людей. Поскольку экономическая деятельность, пострадавшая от технологических и политических изменений, была довольно узко сконцентрирована географически, тяжелые времена испытали как местные сообщества, так и целые регионы, которые до сих пор еще не полностью пришли в себя после утраты основных источников дохода, занятости и — в определенной мере — даже самоидентификации.

[…]

Даже если я был полностью прав, утверждая, что грядущая интеллектуальная революция сможет обогатить человечество буквально в каждом аспекте, все равно преимущества, которые она дает, не будут распределяться равномерно. В реальности положение некоторых людей станет лишь хуже, и не только относительно, но и абсолютно, как это уже случалось в первые десятилетия давно ушедшей в историю Первой промышленной революции и как это происходит прямо сейчас в большинстве индустриальных стран после того, как традиционные источники занятости пришли в упадок. В эпоху искусственного интеллекта такая судьба может постичь миллионы людей в Америке и других развитых странах, даже если рабочих мест будет достаточно.

Доказательства растущего неравенства

Начнем с фактов. Или скорее с того, что мы считаем фактами. Ибо, как и многие другие важные вопросы экономики, даже фактологические аспекты многих проблем нередко вызывают ожесточенные споры.

Существуют основания полагать, что в последние годы распределение доходов и богатства становится все более неравномерным. По словам голландского историка Рутгера Брегмана, пропасть между богатыми и бедными «сейчас сделалась шире, чем в Древнем Риме, несмотря на то что экономика последнего целиком базировалась на рабском труде». Преувеличение это или нет — сказать трудно, однако статистика действительно показывает заметный рост неравенства.

С 1962 по 1979 г. среднегодовой рост реального располагаемого дохода в США для людей в нижнем квинтиле распределения доходов составлял почти 5,5%, в то время как для людей в верхнем квинтиле он был меньше 2%. Однако в период с 1980 по 2014 г. для нижнего квинтиля средний прирост доходов уже оказался близок к 0%, а для верхнего квинтиля он возрос до 2,8%. В 1980 г. на верхний квинтиль дохода приходилось 44% от общего дохода населения после уплаты налогов, при этом один лишь верхний перцентиль приносил целых 8,5%. К 2014 г. эти доли уже выросли до 53% и 16% соответственно.

Такое положение дел отмечается не во всех странах — в Великобритании, например, ситуация выглядела иначе. Продолжим, однако, рассматривать США в качестве удобного примера. Почему там наблюдается такой явный рост неравенства? Экономисты все время спорят по этому вопросу (и, вероятно, никогда не прекратят); тем не менее практически все готовы согласиться с тем, что в основе данного процесса лежат два основных фактора: глобализация и технологические изменения. Какой из факторов важнее — вот вопрос, который заставляет теоретиков постоянно сшибаться лбами.

Неравенство и глобализация

Аргумент насчет глобализации вполне очевиден. Открытие Китая и других развивающихся рынков для мировой экономики фактически добавило пару миллиардов человек в мировую рабочую силу. При этом дополнительная конкуренция на рынке труда не распределялась равномерно по всем категориям, а концентрировалась на нижнем уровне, где сосредоточены низкоквалифицированные профессии, а это, естественно, самым худшим образом сказалось на заработной плате соответствующих работников в развитых странах.

А вот работники более высоких уровней получили от этого очень приличную выгоду. Мало того, что они не пострадали от прямой конкуренции, — теперь у них появилась возможность покупать многие товары и услуги дешевле, чем раньше. И это относится не только к миллионам представителей развивающихся рынков, которые стали жить намного лучше, но и к обеспеченным гражданам Запада, также весьма выигравшим от глобализации.

Кроме того, глобализация, добавив пару миллиардов рабочих рук на трудовые рынки развитого мира, почти не привнесла в экономику дополнительного капитала. Тем самым она увеличила отдачу на капитал (т.е. прибыль держателей капитала) за счет отдачи от труда (т.е. заработной платы тех, кто производит продукцию). Поскольку владение активами сосредоточено в верхней части шкалы распределения доходов, это также усилило экономическое расслоение, по крайней мере в развитых странах. (Стоит, однако, подчеркнуть, что в мировом масштабе глобализация значительно сократила неравенство, увеличив доходы миллионов бедняков в Китае и в других прежде отсталых странах за его пределами.)

Технологический фокус

Объяснить влияние технологии тоже сравнительно несложно, однако тут существует один интересный подвох, важность которого необходимо правильно оценить. Итак, простым моментом является та же самая экономия рабочей силы, продолжающаяся и сегодня, по большей части благодаря компьютерам и связанным с ними автоматизированным инструментарием.

А подвох в том, что коммуникационная революция вызвала распространение рынков, работающих по принципу «победитель получает все». На традиционных рынках уровень дохода обычно связан с абсолютными результатами, однако на рынках, где соревнование идет по «кубковой» системе, доходы конкурирующих фирм являются следствием относительной результативности. Одним из ключевых факторов, ранее ограничивавших масштабы распространения и деятельности таких рынков, было расстояние между производством и потреблением, что позволяло второсортному- третьесортному местному поставщику оставаться в бизнесе и даже процветать. Но теперь благодаря цифровым технологиям расстояние больше не является препятствием. В итоге рынок всего мира объединился и каждый из нас получил доступ к лучшим поставщикам услуг на глобальном уровне.

Более того, цифровые товары позволяют получить огромную экономию при масштабировании бизнеса. Это позволяет лидеру рынка уничтожить любого конкурента и получить хорошую прибыль. После покрытия основных затрат каждая дополнительная произведенная единица цифровой продукции новых затрат почти не требует. Результат этого явления — монополизация рынка со всеми ее обычными последствиями. Утверждается, например, что Amazon занимает почти 75% рынка электронных книг[…], а Google оккупировал 90% рынка поисковой рекламы.

Победители в новом цифровом мире обретают невиданные ранее масштабы известности. Один из примеров — успех книг и фильмов Дж. К. Роу линг о Гарри Поттере. Другой — корейская поп-песня Gangnam Style и танец, показанный в ее клипе. Если вы, читатель, не посмотрели хоть раз видео с этой песней на YouTube (неважно, пытались ли вы станцевать под нее), то вы, конечно, все еще остаетесь представителем нескольких миллиардов людей, которые прошли мимо этого хита, однако 2,4 млрд человек его уже успели увидеть и число их растет до сих пор. Такой размер аудитории просто беспрецедентен.

Огромные состояния, накопленные таким образом, затем приводят к обогащению представителей «второй линии», обслуживающих сверхбогатую элиту. В конце концов, если бы Джоан Роулинг когда-либо потребовались юристы, она наверняка наняла бы самых лучших из них. Вряд ли бы ей пришло в голову сэкономить на этом и прибегнуть к услугам более низкого качества.

В этом нет абсолютно ничего нового. Великий экономист Альфред Маршалл (Alfred Marshall, учитель Кейнса) в свое время писал: «Богатый клиент, чья репутация, состояние или и то и другое поставлены на карту, вряд ли сочтет слишком высокой цену услуг самого лучшего специалиста, какого только можно найти».

Эрик Бринолфссон и Эндрю Макафи приводят в качестве примера спортсмена О. Джея Симпсона, заплатившего адвокату Алану Дершовицу миллионы за судебную защиту. Разумеется, услуги Дершовица нельзя оцифровать и продать миллионам людей подобно тому, как были проданы «услуги» самого Симпсона. Тем не менее о Дершовице говорят так: «Он —суперзвезда — симбионт, который извлекает выгоду из успеха своих клиентов — суперзвезд, чей труд напрямую связан с оцифровкой продукции и распространением ее по сетям».

Этот разговор о писателях и спортсменах — суперзвездах может создать впечатление, будто система «победитель получает все» применима только к очень немногим и весьма специальным рынкам. Но этот вывод ошибочен, поскольку рынки такой структуры теперь существуют в очень многих отраслях экономики и сферах человеческой жизни. Зачем слушать оркестр с рейтингом икс, если можно послушать лучший в мире? Зачем учиться у профессора вашего местного университета, если с вами могут удаленно работать лучшие профессора Оксфорда или Гарварда? Зачем нанимать бухгалтера 10-го класса, инвестиционного банкира, хирурга или кого-то еще, если вместо них вы можете нанять лучших? Короче говоря, зачем соглашаться на меньшее, если за соответствующие деньги можно приобрести самое лучшее?

На этот вопрос есть ответ: все зависит от обстоятельств. Там, где услуги оцифрованные и нет ограничений на количество клиентов, отказываться от лучшего не будет никаких причин. В итоге любые поставщики услуг, кроме лучших, обанкротятся. Как сказали Бринолфссон и Макафи, «если бы мы предложили спеть знаменитую песню Satisfaction бесплатно, люди все равно предпочли бы платить за версию в исполнении Мика Джаггера».

Если же на количество клиентов, которых может обслуживать данный поставщик услуг, есть ограничения, то ситуация уже другая, однако результат расширения рынка в принципе остается тем же — это повышение рыночной стоимости ведущих специалистов за счет любых конкурентов. Возьмем для примера хирургию. Робототехника и искусственный интеллект теперь позволяют хирургам оперировать большее количество пациентов, но основные преимущества заключаются в повышении безопасности и надежности того, что они делают, и в том, что они могут работать на расстоянии — возможно, даже за тысячи миль от своих пациентов. В результате спрос на лучших хирургов все растет и растет: фактически они выходят теперь на глобальный рынок. Менее способные хирурги по-прежнему будут востребованы, но оплата у них останется значительно ниже — до тех пор, пока роботы и искусственный интеллект не повысят качество и надежность их работы до уровня лучших.

Марксизм по-новому?

Итак, глобализация и цифровые технологии — две мощнейшие силы, действующие уже в течение последних двух десятилетий и способствовавшие прогрессивному расслоению общества. И вот в этом мире постоянно растущего неравенства появляется француз, несущий интеллектуальные дары. В 2014 г. Томас Пикетти опубликовал книгу, объясняющую тенденцию к усилению неравенства иным весьма действенным образом и прогнозирующую его усиление. Его «Капитал в XXI веке» (Capital in the Twenty-First Century) стал международной сенсацией и стартовой площадкой для множества новых книг, научных статей и диссертаций.

Главный тезис Пикетти состоит в том, что распределение богатства и доходов будет становиться все более неравномерным, потому что, попросту говоря, прибыль на капитал превышает темпы экономического роста. Это означает, что богатство растет быстрее, чем национальный доход. Поскольку богатство в обществе сильно сконцентрировано среди малого процента населения, это неизбежно приведет к усилению социального и экономического неравенства.

Пикетти утверждает, что в Западной Европе так было всегда. По его словам, уже в XVIII и XIX вв. доходы стали чудовищно неравномерными. Конечно, драматические события начала и середины XX в.: Первая и Вторая мировые войны, Великая депрессия, появление государства всеобщего благосостояния и прогрессивного налогообложения, — внесли сюда некоторые коррективы, однако, по сути, они лишь замаскировали реальность. Теперь, говорит Пикетти, распределение богатства вернулось к тому состоянию, в котором оно было в конце XIX в., и если не принять
меры, оно будет становиться все более и более неравномерным.

[…] Если вы соглашаетесь с рассуждениями Пикетти и вдобавок верите, что роботы и искусственный интеллект сами по себе резко усиливают неравенство, то вам остается лишь признать, что мир, к которому мы движемся, будет представлять собой настоящую вакханалию несправедливости…

Подробнее о книге «Искусственный интеллект и экономика» читайте в базе «Идеономики».