Принцип Чингисхана: три правила корпоративной культуры от великого полководца

Чингисхан был самым успешным военным лидером в истории человечества. Он провел фантастические военные кампании и завоевал в два раза больше территорий, чем кто-либо. Он покорил население двенадцати миллионов квадратных миль, при этом его армия насчитывала всего сотню тысяч человек. Известный предприниматель и венчурный инвестор Бен Хоровиц задался вопросом, как сумел запуганный мальчишка по имени Тэмуджин, который рос изгоем и боялся собак, добиться такого прорыва. О правилах Чингисхана он рассказывает в одной из глав книги «Мы — то, что мы делаем».

Военные кампании Чингисхана были жестокими. В арабском мире его прозвали «проклятым» за опустошение, которой он нес за собой. Но при этом он придерживался небывалой политики принятия и инклюзивности.

Как культура повлияла на военную стратегию

Принцип всеобщей меритократии сделал армию Чингисхана совершенно непохожей на все, что было до него (и намного мощнее). В большинстве армий лидеры восседали на конях, а за ними следовала медлительная пехота; армия Чингисхана состояла исключительно из кавалерии, и все были на равных, и все передвигались быстро. В большинстве армий многочисленные отряды занимались провизией; в армии Чингисхана каждый нес на себе все необходимое: одежду на любую погоду, огниво, молоко и воду, пилку для заострения стрел, аркан для поимки животных или пленников, иголку для починки одежды, нож и топор и кожаный мешок для хранения всех этих вещей. Они все доили собственных животных и кормились охотой и грабежом.

Традиционные армии, с иерархией и делением на разные виды войск, двигались длинными колоннами, которые маршировали в одном направлении, а за ними следовали многочисленные телеги с провизией. Монголы передвигались концентрическими кругами. Каждый отряд из десяти человек входил в бригаду из тысячи — новое «племя», которое Чингисхан создал взамен традиционному. Эти бригады, в свою очередь, входили в дивизии из десяти тысяч человек. Квинтэссенцию военной мощи составляли десять таких дивизий, которые окружали Чингисхана, ехавшего в центре.

Эта структура давала монголам быструю маневренность, позволяла окружать и разбивать противника. Они играючи одерживали победу даже над врагами, в пять раз превосходящими их по численности. Они часто бросали вызов общепринятым представлениям и нападали с двух фронтов одновременно — эта тактика позволяла опередить соседних правителей, которые спешили друг другу на выручку, грозя обрушиться на их собственный город. Военные кампании Чингисхана были отмечены стремительным продвижением (его кавалерия могла преодолеть шестьдесят пять миль в день, а монгольские кони были такими же ловкими и шустрыми, как собаки) благодаря тучам стрел, чередованию нападений легкой и тяжелой кавалерии, притворным отступлениям и частым засадам и нежеланием вступать в рукопашный бой. Это были партизаны, которых объединили в армию. Китай эпохи Цин первым испытал на себе молниеносные нападения монголов: «Их приход подобен падению небес, они исчезают подобно вспышке молнии».

По мере продвижения своей армии Чингисхан следил за тем, чтобы умения и знания завоеванных народов передавались его людям. И это был общий принцип поведения для всей империи. Уэзерфорд пишет:

Будь то политика религиозной толерантности, единый алфавит, почтовые станции, игры или печать альманахов, денег и астрономических карт, правители Монгольской империи проявляли непреклонный универсализм. Поскольку у них не было своей системы, чтобы навязывать ее подчиненным, они были готовы перенимать и сочетать системы совершенно разного происхождения. Лишенные твердых культурных предпочтений в этих сферах, монголы внедряли прагматичные, а не идеологические решения. Они искали то, что было эффективно, и когда находили, распространяли повсеместно.

Чингисхан создал удивительно стабильную культуру, основав ее на трех принципах: меритократия, верность и сплоченность.

Меритократия

Объединив монголов в 1189 году, Тэмуджин внедрил первую инновацию. В большинстве степных племен двор хана составляли его высокородные родичи. Уэзерфорд пишет:

Тэмуджин распределял обязанности в зависимости от личных способностей и преданности людей, а не родственных уз. Своими личными помощниками он назначил двух самых верных приверженцев, Боорчу и Джэлмэ, которые не раз доказывали ему преданность на протяжении последних десяти лет.

К монгольским женщинам стали относиться намного лучше, чем было принято в то время; кроме того, Чингисхан упразднил наследование аристократических титулов и искоренил кастовую иерархию, теперь все были равны. Пастухи овец и верблюдов могли стать полководцами. Тэмуджин называл всех своих подданных «народом войлочных стен» — именно из этого материала делали стены в юртах. Это символизировало то, что все они представляли собой один клан.

Чтобы укрепить свою новую меритократию, он под страхом жестокого наказания запретил членам своей семьи становиться ханами и лидерами без выборов. Он ввел понятие закона, власть не гарантировала неприкосновенность. В эпоху, когда правители считали себя выше закона, Чингисхан настоял на том, чтобы лидеры несли ответственность за свои поступки наравне с последним пастухом.

У этого принципа было лишь одно исключение: сам Чингисхан. В худшие времена он вел себя как любой другой деспот. И ослаблял меритократию, одаривая своих детей огромными землями, когда они жаловались, что их обошли простолюдины. Маклинн пишет: «Отвечая на вопрос, было ли монгольское общество при Чингисхане правовой системой или тиранией, можно ответить только одно: и то и другое».

Однако для лидера своего времени Чингисхан был удивительным реалистом, у него слово никогда не расходилось с делом. Хотя он требовал послушания, он никогда не равнял себя с богом — никогда никому не позволял писать его портрет, делать скульптурные изображения или печатать его имя и изображение на монетах. В письме даосскому монаху Чингисхан говорил о себе как о простом солдате: «Я не обладаю выдающимися качествами, — писал он, — я ношу ту же одежду и ем ту же пищу, что пастухи и табунщики. У нас общие испытания и общая награда».

Преобразовав свою армию из наследственной иерархии в настоящую меритократию, Чингисхан избавился от высокородных бездельников и посредственностей, значительно поднял уровень армии и вдохновил амбициозных солдат на великие стремления, поскольку они знали, что, если проявят доблесть и ум, тоже смогут стать лидерами.

Верность

Чингисхан понимал верность совсем не так, как его современники. Как правило, лидеры требовали от воинов умереть за них, но Чингисхан считал верность двусторонними отношениями, которые накладывали на него немалую ответственность. Когда два табунщика предупредили Чингисхана о заговоре против него, он сделал их полководцами. Когда его отряды захватили одного из лучников Джамухи, который чуть не убил Тэмуджина, лучник объяснил, что не питает к нему личной неприязни, он был обязан выполнить приказ своего предводителя. Лучник готовился к смерти, но Тэмуджин сделал его офицером — юртчи, а впоследствии он стал блестящим полководцем.

В отличие от других завоевателей, Чингисхан никогда не наказывал своих полководцев, и это объясняет, почему за шестьдесят лет ни один из них не дезертировал и не предал его. Используя метод, который позже перенял Шака Сенгор, Чингисхан требовал относиться к чужакам по тем же нравственным принципам. Когда он объявил, что нельзя предавать своего хана, он замыслил это как глобальное правило. После того как он наконец покорил племя Джамухи в 1205 году, несколько людей Джамухи выдали ему своего предводителя, надеясь заслужить благоволение Чингисхана. Но вместо того чтобы вознаградить этих перебежчиков, он казнил их — как и предупреждал их Джамуха. А затем казнил самого Джамуху.

Возведя верность в высшую добродетель, Чингисхан получил весомое военное преимущество. Как раз потому, что он не требовал от своих воинов умирать за него, они были рады это сделать. Монголы говорили о Чингисхане: «Если он отправит меня в огонь или воду, я пойду».

Инклюзивность

Чингисхан ввел радикальные изменения в протоколы военных действий. Вместо того чтобы проявлять уважение к захваченным лидерам, а солдат обращать в рабов, он казнил лидеров (чтобы они не подняли против него восстание), а простых солдат отправлял в свою армию. Так он не только пополнял ее ряды, но и создавал себе репутацию «работодателя», который дает всем равные возможности, — человека, под началом которого хочется служить каждому.

Одержав победу над кланом чжуркин в 1196 году, он уговорил свою мать Оэлун усыновить мальчика-чжуркина и воспитать его как собственного сына. Так он продемонстрировал, что побежденный может разделить будущие победы племени, будто он всегда был его частью. Чтобы закрепить правило нового равенства, Чингисхан устроил пир для поверженных монголов и их новых родственников. Он также поощрял свадьбы между племенами, поскольку это способствовало сплоченности.

Любой мог добавить вражеских солдат в свою армию — начиная с римлян, — но Чингисхан обращался с этими солдатами настолько хорошо, что они были верны ему больше, чем своим прежним лидерам.

Этот подход сформировался в 1203 году, когда на Чингисхана напал его бывший наставник Тоорил. Тэмуджин спрятался в болоте, недалеко от Северного Китая, там он и девятнадцать его командиров испили воду из реки и дали клятву. Командиры поклялись в верности Чингисхану, а он поклялся в верности им. Уэзерфорд пишет:

Девятнадцать человек, которые были с ханом Тэмуджином, представляли девять разных племен; по-видимому, только Тэмуджин и его брат Хасар были из монгольского клана. Среди остальных были меркиты, кидани и кере иты. В то время как Тэмуджин был истовым шаманистом и преклонялся бесконечному голубому небу и священной горе Бурхан-Халдун, среди девятнадцати командиров было несколько христиан, три мусульманина и буддисты. Их объединяла лишь преданность Тэмуджину и клятвы, данные ему и друг другу. Клятвы, произнесенные в тот день, создали некое подобие братства, превосходящего кровные узы, этническую принадлежность и религию, — братства, которое можно сравнить с современным гражданским обществом, основанным на личном выборе и обязательствах.

Когда в битве 1209 года Чингисхану покорился народ уйгуров, обладавший развитой культурой, многих начальников он поставил судьями, полководцами, писцами, тайными агентами и сборщиками податей. Маклинн отмечает, что это было еще одно ключевое стратегическое решение:

Поскольку их навыки, таланты и культура пошли на служение монголам, а их письменность стала первым официальным языком правящего класса, они помогли сформировать идеологическую и духовную базу империи; и ни у кого не повернулся бы язык назвать монголов сборищем жестоких, кровожадных варваров.

Чем больше земель завоевывал Чингисхан, тем больше избирательности он проявлял в выборе людей, которые должны вступить в ряды его армии, отдавая предпочтение ученым и инженерам, а также врачам, которые сопровождали каждую тысячу. После того как он с большим успехом использовал китайских ученых для управления империей, каждый раз, когда он захватывал город, он собирал местных ученых на допрос — по сути, это было собеседование на вакантные места. Привлекая иностранных инженеров с их знаниями и опытом, он сумел построить самую технически совершенную армию, какая когда-либо существовала: к примеру, он использовал такие орудия, как требушет и катапульта.

После смерти Чингисхана в 1227 году монголы, унаследовавшие его империю, остались верны межкультурному подходу и добились удивительных результатов. Их инженеры объединили достижения Китая (порох), исламского мира (огнеметы) и европейские инновации (отлив металлических колоколов) и создали новое мощное оружие — пушку.

Чингисхан законодательно оформил многие аспекты инклюзивности. Он запретил похищать женщин и продавать невест (хотя его воины продолжали насиловать женщин из поверженных племен и брать себе наложниц). Он объявил всех детей законнорожденными, отменив как таковую саму концепцию незаконнорожденных и второсортности. И он ввел — возможно, впервые за всю историю человечества —религиозную свободу. Хотя покоренные народы должны были поклясться в верности Чингисхану и соблюдать законы монголов — и он казнил священнослужителей и имамов, которые выступали против него, — они могли верить во что хотели и соблюдать свои традиции. Он был прагматиком, а не фанатиком.

Конечно, подобное скрещивание культур не прошло без проблем. Впервые попробовав алкогольные напитки, которые были намного сильнее их кумыса, многие монголы, включая Чингисхана и почти всех его ближайших родственников, стали злоупотреблять ими. Кроме того, децентрализация власти привела к проблемам наследия после смерти Чингисхана, поскольку его сыновья и их наследники, по сути, разделили его землю на отдельные каганаты, или улусы. Маклинн пишет:

С административной точки зрения Чингисхан принял верное решение, поскольку его империя была слишком обширной и неупорядоченной для жесткой централизации; но с человеческой и политической точек зрения это была чудовищная ошибка, и неудивительно, что империя раскололась именно по границам улусских поселений, — причем проблема усугублялась интеграцией монголов с другими культурами.

Все же пока эта империя существовала, она представляла собой феноменальное явление и была построена на культурных инновациях. Поскольку Чингисхан вырос изгоем, он понимал, что ослепляет лидеров его эпохи и, честно говоря, большинство лидеров наших дней. Там, где они видели отличия и угрозу, которую нужно подавить, Чингисхан видел таланты, которые нужно использовать.

Подробнее о книге «Мы — то, что мы делаем» читайте в базе «Идеономики».