Христя Фриланд: Расцвет нового класса супербогачей

Самый важный экономический факт нашего времени. Мы живем в эпоху растущего неравенства доходов, особенно между теми, кто на самом верху, и всеми остальными. Наиболее сильно это заметно в США и Великобритании, но вообще это мировой феномен. Это происходит в коммунистическом Китае, в когда-то коммунистической России, в Индии и у меня на родине, в Канаде. Это происходит даже в таких уютных демократических странах, как Швеция, Финляндия и Германия. Я приведу пару примеров, чтобы вы поняли, что происходит. В 1970-е только на 1% населения приходилось 10% национального дохода в США. Сегодня их акции удвоились и составляют более 20%. Поразительно то, что это происходит на самой верхушке распределения доходов. На 0,1% населения США сегодня приходится более 8% национального дохода. То же самое приходилось на 1%, но только 30 лет назад.

Позвольте привести еще один пример. В 2005 году одну любопытную цифру рассчитал Роберт Рейх, министр труда в администрации Клинтона. Рейх взял доход двух действительно богатых людей, Билла Гейтса и Уоррена Баффета, и обнаружил, что их состояние эквивалентно состоянию 40% населения США, а именно 120 млн человек. Как только это произошло, стало понятно, что Уоррен Баффет не только плутократ, но и один из самых проницательных наблюдателей. У него есть любимый пример. Баффет любит подчеркивать, что в 1992 году общее состояние людей, вошедших в список Forbes, — а это 400 самых богатых людей Америки — составило $300 млрд. Просто представьте. Вам не надо было быть миллиардером, чтобы попасть в тот список в 1992. Сегодня эта цифра увеличилась в пять раз до $1,7 трлн, и думаю, нет нужды напоминать, что ничего подобного никогда не происходило со средним классом, чье материальное положение осталось на прежнем уровне, если не уменьшилось.

Мы живем в век глобальной плутократии, но не сразу это заметили. Одна из причин, как я думаю, — так называемый эффект лягушки в кипятке. Изменения, протекающие медленно и постепенно, крайне сложно заметить, несмотря на то, что последствия оказываются печальными. Не забывайте, что случилось с бедной лягушкой. Я думаю, происходит что-то еще. Разговоры о неравенстве доходов, особенно если мы не в списке Forbes, не приносят особого удовлетворения. Не очень приятно и правильно говорить о том, как нарезан пирог, лучше подумать, как сделать его больше. А если уж вы оказались в списке Forbes и рассуждаете о распределении доходов, а уж тем более о перераспределении доходов, то звучит это крайне угрожающе. Мы живем в век резкого роста неравенства доходов, особенно на самой верхушке. Как это происходит? Что мы можем сделать? Часть причин, связанных с политикой, — снижение налогов, дерегламентация финансовых услуг, приватизация, слабая защита прав профсоюзов — привела к тому, что все больше доходов утекают на самый-самый верх. Многие из этих политических факторов можно объединить под широкой категорией «клановый капитализм». Политические изменения, которые приносят доход избранным членам общества, не дают ничего хорошего всем остальным. Избавиться от этого вида капитализма чрезвычайно сложно. Вспомните бесконечные реформы всех мастей, пытающиеся избавить Россию от коррупции. Как сложно снова регулировать банки, даже после самого разрушительного финансового кризиса со времен Великой Депрессии. Как сложно заставить многонациональные компании, включая те, чей девиз «Не навреди», платить налоги в том же объеме, что и средний класс.

Если на практике избавиться от капитализма крайне, крайне сложно, то в теории — элементарно просто. В конце концов, сторонников кланового капитализма мало. Один из тех редчайших случаев, когда левые и правые выступают вместе. Критика кланового капитализма также важна для «Движения Чаепития», как и для акции «Захвати Уолл-стрит». Но если клановый капитализм, по крайней мере теоретически, — легко решаемая проблема, все становится сложнее, если принять во внимание экономические факторы процветающего неравенства доходов. Сами по себе они совершенно обычны. Глобализация и технологическая революция — близнецы экономических изменений, которые меняют нашу жизнь и трансформируют мировую экономику, а также поддерживают расцвет супер-богачей.

Просто представьте. Впервые в истории, если вы энергичный предприниматель с блестящей идеей или фантастической разработкой, вы получаете практически мгновенный, беспрепятственный доступ к мировому рынку более миллиарда людей. В результате, если вы очень-очень умны и крайне удачливы, вы можете стать невероятно богатым нереально быстро. Последний герой этого феномена — Дэвид Карп. 26-летний основатель компании Tumblr недавно продал свою компанию Yahoo за $1,1 млрд. Задумайтесь на секунду. $1,1 млрд. 26 лет. Проще понять, как технологическая революция и глобализация создают эдакую супер-звезду в такой популярной сфере как спорт или развлечение. Мы можем наблюдать, как прекрасный атлет или замечательный артист пользуется открывшимися возможностями в мировой экономике, как никогда раньше. Сегодня подобные звезды вспыхивают то тут, то там. У нас есть технолог-звезда. У нас есть банкир-звезда. У нас есть звезды-юристы и архитекторы. И даже звезды-повара и фермеры-звезды. И не поверите — мой любимый пример — звезды-стоматологи. Ослепительный их представитель — француз Бернард Тоуарти, изрядно потрудившийся над звездными улыбками таких знаменитостей, как российский олигарх Роман Абрамович или американский модельер европейского происхождения Диана фон Фюрстенберг.

Если увидеть то, как глобализация и технологическая революция создают мировую плутократию, легко, то вот понять, как это следует воспринимать, крайне сложно. Поэтому по сравнению с клановым капитализмом глобализация и технологическая революция влияют крайне позитивно. Давайте начнем с технологий. Я люблю интернет. Я люблю свой сотовый. Мне нравится, что они дают людям возможность посмотреть эту конференцию, находясь далеко отсюда. Я большой фанат глобализации. Она позволила сотням миллионов бедняков в мире переступить порог бедности и превратиться в средний класс. Если вам повезло жить в богатой части общества, вы получаете доступ к сотням новых продуктов. Как думаете, кто собрал ваш iPhone? Да и другие надежные вещи, на самом деле, гораздо дешевле. Вспомните о посудомоечной машине или футболке. Что же не так? Пожалуй, кое-что. Меня беспокоит, что так называемая меритократическая плутократия легко может превратиться в клановую.

Представьте, что вы гениальный предприниматель, который успешно продал идею или продукт миллиардам людей. И сам стал миллиардером в процессе. Крайне заманчиво использовать свое экономическое чутье, чтобы управлять правилами мировой политики в собственных целях. И это далеко не гипотетический пример. Подумайте о таких компаниях как Amazon, Apple, Google, Starbucks. Это одни из самых обожаемых, желанных и инновационных компаний. Они также неплохо разбираются в международной системе налогообложения. Они в значительной степени снизили свои налоговые обязательства. И почему бы не использовать мировую политическую и экономическую системы максимально себе во благо? Как только у вас появляется огромная экономическая власть, которой обладает самая верхушка общества, вместе с политической властью, которая неизбежна в этом случае, вам сразу же хочется постараться перекроить правила игры на свой лад. И снова, это не чисто гипотетически. Так поступили русские олигархи, заключая сделку века при приватизации природных ресурсов России. Таким же образом можно описать процесс дерегулирования финансов в США и Великобритании. Меня также беспокоит то, что меритократичная плутократия может легко перерасти в аристократию. Плутократов можно описать как продвинутых технарей — людей, которые отлично понимают, как важны необычайно сложные аналитические и количественные навыки в сфере экономики. Именно поэтому мы тратим невиданное количество времени и ресурсов на обучение своих собственных детей. Средний класс тратит на образование очень много. Мировая образовательная гонка начинается в детском саду и заканчивается в Гарварде, Стэнфорде или университете Массачусетса. Все же 99% превосходства принадлежит лишь одному проценту населения. В результате получилось то, что такие экономисты как Алан Крюгер и Майлз Корак называют кривой «Великого Гэтсби». Неравенство доходов растет, а социальная мобильность падает. Плутократия может быть меритократией, но чаще всего вы должны родиться в высших слоях населения, чтобы принять участие в этой гонке.

И последнее, что волнует меня больше всего, — это масштабы, в которых позитивные силы, способствующие развитию мировой плутократии, размывают границы среднего класса в западных индустриальных государствах. Начнем с технологий. Это те самые силы, что создают миллиардеров и уничтожают рабочие места, предназначенные для среднего класса. Когда вы пользовались услугами турагента в последний раз? В отличие от индустриальной революции, гиганты современной экономики не торопятся предложить рабочие места. Например, корпорация General Motors наняла сотни тысяч работников, в то время как Facebook — меньше 10 тысяч. То же самое можно сказать о глобализации. Таким образом, помогая миллиардам людей выбраться из нищеты в развивающихся странах, мы забираем рабочие места у развитых западных государств. Ужаснее всего то, что нет какого-либо экономического закона, который бы автоматически переводил увеличивающийся экономический рост в широко распространяющееся благосостояние. Я считаю, что это самая страшная экономическая проблема нашего века. С конца 1990-х годов рост производительности никак не связан с ростом зарплат и занятостью населения. Это значит, что наши страны богатеют, наши компании становятся более эффективными, но мы не создаем рабочие места, так же как и не увеличиваем людям зарплаты. Поэтому напрашивается один страшный вывод — пора беспокоиться о структурной безработице.

Но больше всего меня беспокоит другой сценарий развития этого кошмара. В конце концов, на свободном рынке труда можно найти работу практически любому человеку. Меня беспокоит антиутопия, а именно вселенная, где парочка гениев создают Google и ему подобные проекты, а остальным остается лишь работать на них. Когда это загоняет меня глубоко в депрессию, я успокаиваю себя, думая об Индустриальной революции. В конце концов, несмотря на ужасные, нечеловеческие условия труда, она сработала вполне неплохо, не правда ли? Как никак, мы стали богаче, здоровее, выше — кроме нескольких исключений — и живем намного дольше, чем наши предки в начале XIX века. Но стоит помнить о том, что прежде, чем мы научились делиться плодами Индустриальной революции с широкими массами общества, нам пришлось пережить две депрессии — Великую Депрессию 1930-х годов и Долгую Депрессию 1870-х. А также две мировых войны, коммунистические революции России и Китая, вместе с эпохой сильнейших социальных и политических потрясений на Западе. Но не случайно мы пережили эпоху невероятных социальных и политических открытий. Мы создали современное государство всеобщего благосостояния. Мы создали государственное образование. Мы создали общедоступное здравоохранение. Мы создали государственные пенсии. Мы создали профсоюзы. Сегодня мы живем в эпоху экономических преобразований, сопоставимых по масштабам и возможностям с Индустриальной революцией. Чтобы удостовериться в том, что новая экономика приносит пользу всем, а не только плутократам, нам необходимо вступить в эпоху сравнительно амбициозных социальных и политических изменений. Нам нужен новый Новый Курс.

Перевод: Вера Калбач
Редактор: Цаба Локи

Источник