Культура анестезии: может ли переосмысление боли уменьшить ее?

У каждого из нас есть своя история о боли. Может быть, вы сломали руку, катаясь на коньках, или закончили игру из-за вывихнутой лодыжки, или пережили 10 часов схваток без эпидуральной анестезии. Чья-то история боли — это история насилия, ран и травм, полученных в результате нападения. Может, это история трагедии. Или это горе, кажущиеся бесконечными глубины скорби и отчаяния после потери. Как бы то ни было, (почти) все мы испытывали то, что называется болью, и вовсе не торопимся испытать ее снова.

Но пробовали ли вы когда-нибудь дать определение этой боли? Как вы объясняете боль, рассказывая историю? Пытаетесь количественно оценить травму — число сломанных костей, размер синяка, количество крови? Или описываете причину — тип раковых клеток, размер головки ребенка, острый нож? Но что, если очевидной причины не было? А как передать интенсивность? Это пульсирующее или тупое давление, колющая или стреляющая головная боль? Это хуже, чем укус пчелы, но не так страшно, как укус собаки?

Говоря «боль», конкретно мы можем сказать разве что, где болит (и даже «где» иногда бывает трудно определить). Мы говорим, что корневой канал болит, так же как мы сказали бы про порезанный палец, про боль от химиотерапии, про артрит, про мышечные боли, про поедание острого перца, про разбитое сердце, но эти переживания сильно отличаются друг от друга. Их единственная связь заключается в том, что мы используем это удивительно гибкое, но совершенно недостаточное слово, чтобы описать их все. Чем больше мы сомневаемся, тем больше сталкиваемся с тем фактом, что боль многообразна и сложна, ее трудно описать и еще труднее понять.

Боль — это обширное понятие. Она состоит не только из анатомических структур и нейрохимических явлений, но и из того, где мы находимся и с кем, по какой причине, из нашего предыдущего опыта боли, из того, что мы ожидаем почувствовать и чего хотим. То, как человек реагирует на боль в конкретный момент и что думает о ней в ретроспективе, определяет, станет ли она частью повседневной суеты или травмой. Это зависит от генетического материала, физической среды, в которой он родился и вырос, а также от личных моральных принципов и ценностей, которые, в свою очередь, формируются культурой, религией и политикой.

И прямо сейчас люди страдают от симптомов социально дисфункциональных отношений с болью. Боль — сложное явление, а то, как ее лечат, нет. Есть много способов фармакологического лечения боли, но опиоиды и безрецептурные анальгетики часто вызывают проблем больше, чем решают. Растущая доступность все более мощных лекарств означает, что мы все больше и больше надеемся вовсе избавиться от боли. А когда не получается, это влечет серьезные последствия для здоровья и счастья. Ирония заключается в том, что чем больше мы пытаемся подавить боль, тем сильнее ее чувствуем.

И речь идет не только о лекарствах, которые обещают избавить от боли. Влиятельные силы — от крупных фармацевтических компаний до Instagram и неумолимого повествования о потреблении — убеждают, что все могут чувствовать себя хорошо, что все этого заслуживают и что все должны чувствовать себя хорошо все время.

Директор Центра исследования боли Университета Бата Кристофер Экклстон написал в статье для блога Британского психологического общества: «Мир XXI века, в котором мы живем, можно охарактеризовать как «анальгезирующую культуру», направленную на избегание боли и страданий. Когда не удается избежать боли, мы в первую очередь думаем о том, что любая боль должна быть кратковременной, диагностически значимой, поддающейся лечению — и вызывать сочувствие, симпатию или социальную помощь». Когда мы испытываем боль, не отвечающую этим критериям, она ощущается еще сильнее. Проблема наших отношений с болью заключается в уверенности, что мы не должны страдать от нее.

В 1980-х годах психиатр из Гарварда Артур Барски предупредил, что Америка становится нацией, более чувствительной к боли, и представил убедительные доказательства. Он отметил, что если в 1920-х годах опросы населения показывали, что у людей случалось 0,82 эпизода серьезных заболеваний в год, то к 1980-м годам этот показатель увеличился до 2,12. Даже с учетом повышения осведомленности и продолжительности жизни разница оказалась значительной. Объективно американцы становились здоровее, но считали, что чувствуют себя хуже. Аргумент Барски — а он был не первым и не последним, кто говорил об этом, — заключался в том, что терпимость к дискомфорту уменьшается тем сильнее, чем выше становится уровень ожиданий комфорта.

В защиту человека можно сказать, что эти ожидания не были абсолютно необоснованными — в конце концов, в течение ХХ века были разработаны лекарства и вакцины от многих острых и инфекционных заболеваний, придуманы новые фармакологические способы борьбы с болью, продолжительность жизни увеличилась вдвое, а дома и офисы стали безопаснее. Насколько трудно дать определение боли, настолько же трудно и полностью избавиться от нее — даже самые сильные опиоиды не могут этого сделать. Это несоответствие между ожиданиями и реальностью омрачило восприятие боли и привело к тому, что она ощущается сильнее.

Похоже, что по прошествии более 30 лет тенденции, которые наблюдал Барски, усилились. По данным опроса Национального бюро экономических исследований США за 2011 год, американцы говорят о боли чаще, чем жители любой другой страны. Так, 34,1% американцев признались, что испытывают физическую боль «часто» или «очень часто». В Австралии этот показатель равен 31,7%, следом идет Великобритания с 29,4%.

В то же время США тратят на здравоохранение больше денег, чем любая другая страна — около $11 172 на человека в 2018 году. Но американцы считают, что чувствуют себя хуже. По мнению Барски, американцы предполагают, что все боли можно и нужно лечить, и поэтому терпеть их невыносимо. «Боль, которую можно вылечить, нестерпима, — сказал он The Atlantic. — Когда вы думаете, что не должны страдать от боли, что должно быть какое-то решение, она становится еще более невыносимой».

Привыкая избегать и подавлять боль, ограждать себя от нее, мы усваиваем посыл, что не сможем с нею справиться. Это имеет серьезные, очевидные последствия для способности переживать как физическую, так и эмоциональную боль, которую жизнь неизбежно подбросит нам, и подпитывает парадигму, в которой мы не верим, что можем контролировать боль без помощи лекарств, хирургии или медицинского вмешательства.

Зависимость от лекарств и хирургии — непреднамеренное следствие невероятных достижений медицины. Преобладание биомедицинской модели человеческого тела способствовало этим достижениям, но оставило большую слепую зону в понимании боли и управления ею. В этой модели человеческое тело состоит из отдельных частей, которые можно оценить и починить — просто найдите сломанную деталь и отремонтируйте ее. Отношение к человеческому телу, как к автомобилю, может быть полезным, но при этом игнорируется роль эмоций и когнитивной обработки в возникновении боли и управлении ею. По этой же причине многие из нас все еще думают, что одни виды боли более «реальны», чем другие.

Надуманный разрыв между «эмоциональной» и «физической» болью — это самое большое заблуждение, от которого нужно отказаться. Наше эмоциональное состояние оказывает очевидное влияние на физическое состояние и наоборот.

Из-за искусственного разделения разума и тела игнорируются потенциальные способы облегчения боли. Например, исследование 2013 года, опубликованное в журнале Pain, показало, что когда восприятие болезненного опыта меняется с вредного на полезное, участники становятся терпимее к боли. Но еще более интересно то, что этой повышенной терпимости, похоже, способствует совместная активация опиоидной и каннабиноидной систем, наших эндогенных болеутоляющих. Восприятие болезненного опыта имеет измеримые нейробиологические эффекты, которые изменяют то, как мы чувствуем боль.

В одном из примеров говорится, что ругательства могут сгладить восприятие боли. Хотя своевременно употребленное крепкое словцо и может быть полезно в краткосрочной перспективе, нельзя постоянно ругаться ради более правильных отношений с болью. Для этого потребуется намного больше работы.

Источник