Потерпевший, подсудимый, судья: роли, в которые нас загоняет мир

Любой сценарий человеческих взаимоотношений строится по одному шаблону, выйти за рамки которого очень сложно. В реальной жизни это мешает адекватному, полноценному общению без навязанных ролей. А в сети? Психолог и журналист Евгения Пельтек в книге «Пишите — не пишите» рассказывает о самых распространенных ролях в интернете, которые манипулируют вниманием читателя.

Закольцованный сценарий

Наверное, вы замечали, что сюжеты одного автора всегда похожи. У некоторых тексты и вовсе написаны словно под копирку. Похожие персонажи с похожими проблемами, ошибками и эквивалентными неодолимыми препятствиями на их пути.

Со стороны это отлично видно, а вот сами пишущие люди прилагают колоссальные усилия, чтобы понять: каков он, мой стиль? Как мне выбрать сюжет? Как найти характер для свежего персонажа?

С точки зрения психологии у этого феномена есть простая разгадка, которую еще в 60-е годы XX века предложил основатель школы трансакционного анализа Эрик Бёрн. Согласно его концепции, жизнь любого человека разворачивается по давно намеченному и вполне определенному сценарию с завязкой, кульминацией и типичным финалом каждой значимой ситуации. В этом сценарии заранее отмечены все взлеты и падения главного героя, имеются точный портрет антагониста, набор препятствий и преодолений, наград и наказаний и т. д.

На то, чтобы увидеть и осознать свой циклично повторяющийся сценарий, у многих уходит целая жизнь. Писатели в этом смысле отличаются от прочих сограждан лишь тем, что свой сценарий излагают на бумаге.

Снова «треугольник Карпмана»

Инструмент, который неизменно помогает разобраться в собственном послании, основан на одной из базовых социальных моделей трансактного анализа — Karpman drama triangle, которую предложил ученик Бёрна Стивен Карпман. Напомню, что эта модель описывает три привычные психологические роли (или ролевые игры), которые люди выбирают в разных ситуациях:

жертва (victim)

преследователь (persecutor), который оказывает давление, принуждает или преследует жертву;

спасатель (rescuer), который вмешивается из непреодолимого желания помочь (как кажется на первый взгляд).

Важная особенность «треугольника Карпмана» — произвольное переключение и смена ролей. Выйти из треугольника непросто, ведь каждая из вершин поддерживает участие в нем остальных. Увидеть и узнать себя в треугольнике сложно. Тексты — один из способов распознать свою роль. Осознать, что играешь ее, отследить ее трансформацию, обучиться произвольной смене ролей в относительно безопасной текстовой реальности, а потом выйти за пределы этой болезненной социальной игры, зачастую отнимающей много сил и времени и мало что дающей взамен.

Испытание или стимул?

Подобная замкнутая схема возможна практически при любой потенциально конфликтной ситуации. Увольнение, болезнь близкого человека, повышение друга по службе, неосторожно сказанное слово, убежавший кофе, забытая покупка. И вот один уже встал на обвиняющую позицию, второй вошел в роль пострадавшей стороны, и конвейер треугольника запущен.

В обычной жизни блуждание по «треугольнику Карпмана» — настоящее испытание. Это маркер зависимых и болезненных взаимоотношений, избегания ответственности и постоянного тяготения к роли жертвы, которая на деле скрывается за каждой из вершин. Но все меняется, когда речь заходит о творчестве. То, что в жизни мешает, раздражает и заставляет чувствовать себя жертвой «злодеев» и «роковых обстоятельств», в писательстве дает опору. Распределение ролей треугольника между персонажами текста предоставляет доступ к структуре вечных сюжетов, задает четкий рисунок конфликта. А главное — создает устойчивую мотивацию писать, чтобы наконец-то найти выход из этого надоевшего психологического лабиринта.

Вечный сюжет о «деве в беде»

Лучше всего ситуацию взаимоотношений в «треугольнике Карпмана» описывает классический сюжет о «деве, попавшей в беду» (англ. Damsel in distress) и ее спасителе. «Дева в беде» — один из ключевых литературных архетипичных образов и по совместительству один из самых шаблонных и стереотипных персонажей в мире. Обычно это молодая и привлекательная женщина, которую терзает, притесняет и мучает безобразный злодей. Принцесса сидит в башне под охраной жадного огнедышащего дракона (колдуньи, мачехи, Кащея). Где же рыцарь? Скоро он спасет барышню.

Этот сюжет высмеян сотнями авторов, перевернут с ног на голову и обратно в юмористических и постмодернистских историях (вспомним, например, огра Шрека и принцессу Фиону). В современных текстах все популярнее становится инверсия ролей, где в беду попадает юноша, а спасает его героическая девушка. Как бы там ни было, история о «деве в беде» невероятно устойчива, живуча и продолжает составлять основу сюжетов львиной доли современных книг, фильмов, видеоигр, комиксов и… интернет-текстов.

Выходя на интернет-площадку с самопрезентацией, которой по сути является абсолютно любой, коммерческий или нет, текст в социальной сети, авторы порой чувствуют себя немного той самой «девой, попавшей в беду». И… получают стимул, вдохновение и темы для новых текстов. А войдя во вкус, начинают привычно менять роли. Обнаружить выход из локации этого вечного сюжета в текстах и в жизни можно. Но для того, чтобы это сделать, сначала нужно осмотреться и увидеть, куда попал. Узнать, что вы в треугольнике, можно по характерному тону, присущему одной из трех ролей сюжета.

Роль 1. «Дева в беде»

Роль узнать легко: некто (она или он — пол тут совершенно не важен) будет в беде. «Это тяжело. Честно говоря, это просто больно, когда они так поступают. И помочь никак нельзя. Разве что… Нет-нет, что вы, это невозможно».

Если в ваших текстах сквозит отчаяние, есть прямой или косвенный виновник бед, но отсутствует адресная просьба к читателю или варианты выхода, то, возможно, вы находитесь именно в этой непростой болезненной роли.

Роль 2. «Злодей»

Роль с отрицательным обаянием. А также с инвективной лексикой, адресными обвинениями, этим сладким правом «называть вещи своими именами» и затаенной болью от несовершенства этого мира. Праведный гнев, обличение, высмеивание и указующий перст — вот признаки, по которым можно распознать «злодея».

Роль 3. «Рыцарь»

Часто поневоле. Но — кто, если не он? Он готов сразиться со всеми «злодеями» разом. Уже сражается. Не бойтесь, «девы», он знает, как вам помочь. Тексты, написанные от лица «рыцаря», содержат инструкции, советы, ценные указания, как поступать в той или иной ситуации.

Суд общественности

Обсуждение популярных тем в блогах часто представляет собой своеобразный форум или митинг, где собирается много незнакомых людей. Часто блогеры так и формулируют свои тексты: «выношу на ваш суд», «рассудите» или «общественность, дорогая, подскажи». По этому тексты авторов, которые пишут, находясь на одной из вершин треугольника, часто напоминают речи в суде: обвинение, оправдание или приговор.

Наиболее узнаваемые роли в треугольнике, соответственно, выглядят так: «потерпевший», «подсудимый», «судья».

«Потерпевший»

Он пишет тексты-обвинения. Вы наверняка не раз видели такие в сети. «Посмотрите, дамы и господа, на этих людей, — косвенно (а иногда и прямо) предлагают “потерпевшие”, — посмотрите и удивитесь, ибо они ведут себя преступно». В зависимости от темы произведения речь может идти о ком угодно. Указующий перст может целиться в родственников автора, нехороших соседей, маму, накричавшую на ребенка на улице; младенца, проплакавшего весь полет, жителей неимоверно грязного города Н., манипуляторов, вымогающих внимание, «сумасшедших» клиентов, безалаберных таксистов, нерадивых официантов, бездарных дизайнеров, режиссеров, поваров, мужчин, женщин, детей, поросят, голубей. Иногда даже начинает казаться, что речь в этом тексте идет о вас лично.

«Потерпевший» не просто сердится и переживает вслух, он проводит расследование, тщательно собирает улики, «вещдоки» и приводит неопровержимые аргументы, которые проймут любых независимых присяжных. Видео, снятое скрытой камерой, скрины переписки, сложные формулы и вычисления, подробное описание обстоятельств случившегося, фото несвежих оладушек из кафе «Большая кружка» (чек прилагается!) и, конечно, яркая эмоциональная речь, которая поможет достучаться до сердец слушателей, получить одобрение, поддержку и помощь. Ведь в глубине каждого «потерпевшего» прячется не только «злодей-обвинитель», но и крошечная «дева в беде».

Роль «потерпевшего» дает ощущение собственной правоты. Однако оно не безусловно и нуждается в доказательствах вины «подсудимого» и в оценке Независимого Эксперта («судьи»). И если в тексте и авторской позиции о них ни слова, то это — вакантные места для читателей.

«Подсудимый»

Это тот самый персонаж, в которого тычет указующий перст. Он уже там, на скамейке подсудимых. Сидит, понурившись, обхватил голову руками. Пишет текст.

Он и правда ужасен. Как, неужели вы еще не слышали, насколько он ужасен?! Да он просто ничтожество! «Самая ужасная мать на свете» у нас кто? Правильно! А «отвратительный отец»? То-то же! «Негодный профессионал?» Он, он. И да, это он наступил на лапу тому мопсу и кинул бумажку в парке. И говорил вчера неискренне. И даже — об этом нелегко говорить, но таки да — он манипулировал! Это все в прошлом, сами понимаете. Сейчас он все осознал. Будьте милосердны! И за собой последите —сами-то вы на чем стоите? Не на лапе ли мопса?

Такая позиция, несмотря на ее видимую уязвимость, будет даже покрепче роли «потерпевшего». Обвиняя себя, «подсудимый» едва ли не слово в слово повторяет (или предвосхищает) речь «судейского». Чем буквально лишает его работы. Тому только и остается, что поддакивать: дело уже раскрыто. Читателю же остается занять позицию «адвоката» («да, ты поступал нехорошо, но!..»), присесть рядом на скамейку и тоже самоуничижаться или взять на себя роль «независимого эксперта» и с холодной головой вдумчиво рассмотреть все стороны дела, чтобы вынести объективное суждение.

«Судья» («независимый эксперт»)

Материалы, которые авторы пишут в такой ролевой модели, как ясно из названия, экспертные. «Эксперт» — авторитетный человек со взвешенной беспристрастной позицией. Часто в его текстах даже акцентируется эта беспристрастность; «эксперт» судит по фактам, исходит из аксиом и доказанных теорем. Да что тут объяснять: экспертные материалы — один из самых популярных жанров, таких текстов полно в сети, журналах, публицистике. Этот текст, в общем-то, тоже экспертный.

Педалирование беспристрастности в суждениях указывает на причастность «эксперта» к теме судебного разбирательства. Где еще может потребоваться беспристрастность, кроме ситуаций, когда нужно решить, кто прав, а кто нет? Вот она, самая устойчивая позиция треугольника.

Правда в том, что, как только «эксперт» позволит себе добавить в текст эмоции, за солидными очками проступит личина «подсудимого» или «потерпевшего-обвинителя». За объективное суждение он выдает собственные потаенные страхи, стыд, вину, импульсы раздражения. «Эксперт» берется рассудить внешний конфликт, не замечая, что точно такой же внутренний — у него. И авторская задача — осознать его и взять ответственность за свою роль в нем. Для того и нужны «подсудимому», «потерпевшему» и «эксперту» эти судебные ролевые модели.

Выход из сюжета

Устойчивый миф о «треугольнике Карпмана» вкратце звучит так: «выхода нет». Люди просто меняются ролями, до бесконечности переходя от «тирана» к «жертве», от «жертвы» к «спасателю» и обратно. Однако выйти за пределы треугольника можно. Как в текстах, так и в жизни.

Четкий «маршрут» выхода еще в 1990 году предложила австралийский трансактный аналитик Эйси Чой. Она смоделировала «Треугольник победителя» («уязвимый» — «заботливый» — «уверенный»), который стал антитезой драматической схеме Карпмана.

В основе «треугольника Кармпана» — страх уязвимости и, как следствие, стремление к захвату власти на каждой из вершин. В основе «треугольника победителя» — признание своей и чужой уязвимости и стремление направить силы на решение собственных проблем.

Из «жертвы» в «уязвимого». Обнаруживший у себя признаки поведения «жертвы» (или «девы в беде») обучается признавать свою уязвимость, быть в ней, выдерживать ее. Проявлять сочувствие к себе, верить, что и другие смогут посочувствовать, и открыто просить помощи, когда она нужна.

Из «спасателя» в «заботливого». «Заботливый» обучается верить не только в слабость, но и в силу «уязвимых», сочувствовать им, вспоминая и свои непростые жизненные ситуации, но надеясь, что другие способны самостоятельно решить свои проблемы и просить о конкретной помощи. «Заботливый» не вмешивается без конкретной просьбы и не помогает, если не хочет этого.

Из «тирана» в «уверенного». «Уверенный» мечтает не о том, чтобы наказать виновных. Он направляет свои силы на самоидентификацию и на удовлетворение собственных нужд, старается организовать ситуацию так, чтобы были учтены его интересы и потребности.

Чтобы проделать этот путь в текстах, важно увидеть и узнать себя в каждой из ролей треугольника, проследить, где «потерпевший» превращается в сурового «обвинителя», «злодейподсудимый» — в «жертву», а «судья-эксперт» действует из страха уязвимости.

В чужих текстах увидеть эти роли легче. В своих мы их тщательно прячем, иногда вовсе отказываясь от творчества из страха увидеть в тексте отражение собственных неприятных сторон и черт. Однако, когда мы держим свои стратегии внутри, не обнародуем их из страха осуждения, остается намного меньше шансов на изменения. Тексты помогают посмотреть на себя со стороны — увидеть и прочувствовать роли, побыть в них столько, сколько необходимо конкретному автору, чтобы распознать свою стратегию. А значит, сделать тот самый шаг к признанию уязвимости и «треугольнику победителя».