Ее звали Серафина: как слово и имя становятся болевыми точками

Природа болевых точек неуловима: они могут скрываться в закоулках воспоминаний о детстве, а во взрослой жизни проявляются как эмоции. Они то возникают, то исчезают. Какие пути могут привести нас по нашим же следам обратно к душевным ранам далекого детства? Даниэле Новара, психолог и педагог, автор книги «Мои любимые триггеры», выделяет несколько путей, среди которых — речь и имя.

Речь

Речь — это то, что отличает человека от остальных млекопитающих и от всех живых существ. Она помогает нам выстраивать отношения. Речь позволила нам доминировать на земле, освоить ее, установить неоспоримое первенство: мы стали теми, кто есть, потому что можем говорить друг с другом. В основных религиях мира именно на слово возлагается бремя и честь донести до паствы Откровение; с его же помощью доброй сотней способов излагаются основополагающие постулаты, доказывается божественное превосходство.

Вспомним хотя бы Библию: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.  Так в Евангелии от Иоанна описывается начало сотворения мира.

Слово — это наша жизнь. В то же время именно потому, что слово обладает такой мощью, оно может приносить вред и даже ранить. Не стану останавливаться на этой проблеме, весьма актуальной на сегодняшний день, вместо этого предлагаю вот что: запишите фразу, которая больше всего ранит и раздражает вас, когда вы слышите ее в свой адрес.

Получилось? Надеюсь, каждому удалось вспомнить такую фразу; это позволяет понять, что раздражение и смятение, вызванные на первый взгляд пустячным замечанием, не исключительно ваша проблема — такое случается со всеми.

Неприятные слова, которые мы слышим в свой адрес, — это часть повседневной жизни, и я говорю не просто о балагане, устраиваемом в ходе политических дебатов, или о перепалке в баре.

Я говорю о словах, которые действительно ранят, подобно выпущенной в вас стреле. Я говорю о фразах, которые, как нож, вонзаются в тело, вспарывая вены, причиняют вам боль.

Вы можете рассердиться, обидеться,замкнуться и замолчать, но независимо от реакции вы чувствуете боль. Вам больно, потому что вы, возможно, не готовы принять и хладнокровно выдержать этот удар.

Такие фразы могут казаться совершенно невинными: «Как это похоже на тебя!» Они отличаются от обычного оскорбления тем, что большинство людей может на них не обратить никакого внимания. Но не вы. От этих слов вас будто пронзает током, они задевают вас за живое. Проблема заключается вот в чем: эта фраза не задевает остальных, она задевает только вас, беспокоит только вас, имеет отношение исключительно к вам, она родом именно из вашего детства, из того единственного детства, которое у вас было, из опыта — только вашего, — который привел вас в существующую ситуацию. Этот опыт
пережили только вы, его нельзя разделить ни с кем, потому что ни у кого не было того же самого прошлого, из которого вы вынесли фразы, причиняющие эти болезненные ощущения.

Я предлагаю вам спросить у четырех или пяти знакомых, как бы они отреагировали на «вашу» фразу: они не выносят ее, как и вы? Или испытывают слабое раздражение ? А может, она и вовсе их никак не задевает? Такое упражнение можно проделать и в университетской аудитории; в результате студенты разделятся на несколько групп. На таких примерах заметно, что каждый человек обладает неповторимым набором индивидуальных особенностей: каждая из подобных фраз оказывается частью багажа личного опыта отдельного человека, а не всего человечества.

Тебе что, сложно?

Лучана рассказала, что именно эти слова выбивают ее из равновесия, загоняют в угол, ей становится не по себе, и она впадает в состояние экзистенциальной прострации, из которого не может выбраться.

А ведь выглядит все, кажется, вполне невинно и безобидно, просто комментарий…

Эти слова регулярно произносила мама, когда я была ребенком. Начиная с шести лет я слышала их, когда она, папа или бабушка просили меня сделать что-то неприятное. Например, бросить свои занятия, а вместо этого поиграть с двухлетней сестрой, или навести порядок в комнате, хотя все разбросала малышка, или подождать маму и папу дома, когда хочется поиграть с друзьями во дворе, или накрывать на стол вместо того, чтобы смотреть телевизор. Если я пыталась что-то возразить или попросить, тут же слышалось резкое и безапелляционное: «Тебе что, сложно?»

Именно простота и непосредственность этой фразы раздражают Лучану, заставляя воспринимать свое нежелание выполнять поручение как нечто неподобающее, неуместное и неправильное. Это дает о себе знать болевая точка, прячущаяся где-то далеко в детстве.

Но тогда эти слова не беспокоили Лучану, они беспокоят ее сейчас. Они вызывают отклик именно в ее душе, тогда как реакция другого человека на те же самые слова будет совсем иной.

Каждого из нас задевают определенные фразы, потому что они связаны с нашим опытом и незаживающими ранами нашего детства. Личные, субъективные и уникальные переживания невозможно в полной мере разделить с другими людьми, найти в них сопереживание, это глубоко личный эмоциональный опыт.

Есть основания утверждать, что некоторые фразы вызывают раздражение у многих, а болезненная реакция на другие очень индивидуальна.

Ты не выглядишь на свой возраст

Однажды во время семинара я спросил Микелу, какая у нее «опасная» фраза. И услышал такую историю:

Мне становится не по себе, когда окружающие раз за разом повторяют: «Ты не выглядишь на свой возраст». И это сущая правда, в свои тридцать я выгляжу лет на десять моложе. Однако этот факт не вызывает у меня восторга. Мне тридцать лет, я чувствую себя на свой возрасти хотела бы, чтобы другие это признавали. Но эта фраза все равно преследует меня всегда и везде.

Это и в самом деле очень своеобразное чувство, понять которое другим сложно. Я спросил ее, смогла ли она определить его причину.

Микела вспомнила, что ей приходилось быть маленькой помимо собственной воли: она появилась на свет поздно, и родители хотели в полной мере насладиться своим статусом:

Они упивались своим счастьем, бесконечно обнимая и лаская меня, называли меня «золотцем», «любимой», «малюткой», «сладенькой». Меня это сильно раздражало, но я не могла ничего поделать.

Она чувствовала, что хочет помочь взрослым насладиться этими особенными моментами, не разрушая их ожиданий, радости и восторга, оттого что у них есть маленькая дочурка.

Сегодня Микела несет бремя этой ситуации. Она хочет избавиться от него, но оно будто запечатлелось на ней в виде этой неувядающей юности, которая, кажется, возвращает ее в годы далекого детства.

[…]

Слова, которые причиняют нам боль, хотя и относятся к далеким воспоминаниям, дают подсказку, а значит, и возможность распознать болевую точку, активация которой провоцирует такую острую реакцию. Постепенно мы восстанавливаем путь, которым пришли в эту точку. Глядя в зеркало заднего вида, мы начинаем замечать не только заторы, но и возможность совершить долгожданный обгон.

Имя

Обширнейшее влияние болевых точек, возникающих в процессе взросления и воспитании, может распространяться и на наше имя. Фактически, когда родители дают сыну или дочери имя, они тем самым выполняют одну из самых первых воспитательных функций. Фамилия содержит информацию об истории человека и его предков, в то время как имя — непосредственный результат свободного выбора родителей или следования традициям семьи.

«Представляясь по фамилии, мы мысленно связываем себя со своими предками. Когда меня называют Джимом, я — Джим и всё, без всяких других особенностей», — говорит известный психоаналитик Джеймс Хиллман.

Чтобы дать вам стимул к работе в этой плоскости, которая вызывает сильный резонанс и таит в себе много возможностей и разгадок, я начну первым.

Давайте поиграем

Мое имя, Даниэле, никогда не встречалось в нашем роду ни по отцовской, ни по материнской линии. До меня в семье не было ни одного Даниэле на протяжении веков. Это имя выбрала моя мать. Оно ей просто нравилось, я так и не узнал почему. У меня не было возможности получить более подробную информацию. По традиции, будучи старшим сыном, я должен был взять имя деда по отцовской линии. В свидетельстве о крещении действительно записано Джузеппе Даниэле, но потом имя Джузеппе исчезло из метрической книги. Вот вам готовый сценарий для множества историй и догадок.

Имя Даниэле появилось по желанию матери, которая имела гораздо больший вес в моей жизни, чем отец. За каждым именем стоит чье-то желание, о чем нам и говорят следующие истории.

Ценное наследство

Серафино — так звали моего деда по отцовской линии. Хотя это имя очень своеобразно, даже мать согласилась с предложением отца назвать меня в честь деда. Они хотели тем самым сохранить память о человеке с прекрасным характером, которого все любили; он очень много сделал для своей страны и основал дело, которым по сей день занимаются его наследники. Для моей семьи дедушка всегда был прекрасным примером жизнелюбия. Это позволило мне принять такое своеобразное имя, несмотря на удивленные взгляды тех, кому я представлялась. С самого детства я была довольна своим именем: оно напоминает о моем происхождении и о том, что я занимаюсь делом, которое начал мой дед. Для меня это большая честь.

Однако Серафина добавляет:

То, что мне довелось носить имя такого сильного человека, возможно, стало причиной тревоги и страхов: я боюсь, что не смогу соответствовать масштабу его фигуры, не сумею стать настоящей продолжательницей его дела. Мне не всегда это удается. Я стараюсь не дать эмоциям захлестнуть меня или взять надо мной верх.

Болевая точка, которая здесь проявляет себя, — это страх не соответствовать масштабу, не соответствовать настолько значимому имени. В итоге необходимость гнаться за почти
недостижимым идеалом порождает ощущение несвободы.

Вещий сон

Моя мать, по словам врачей, должна была меня родить в декабре. Это была ее первая беременность. Однажды ночью мой отец разбудил ее и сказал, что ему приснился его отец, который сообщил, что я должна родиться в тот же день и в то же время, что и мой отец, то есть в ноябре. Моя мама, естественно, не поверила и даже стала над ним подшучивать.

Но я и в самом деле родилась в воскресенье, 14 ноября 1965 г. в 10 утра. Недоношенную, по словам врачей, меня поместили в кувез. Мой отец в этот момент находился в часовне при клинике — это было совершенно не в его привычках. Когда ему сообщили новость, он сказал: «Я так и знал. Я знал, что будет девочка и что она родится в тот же день и час, что и я».

Мои родители уже обсуждали, какое имя мне дать, но окончательный выбор был за отцом. Он всегда говорил мне: «Имя Элизабетта напоминает мне о королеве». Возможно, он выбрал это имя, потому что я была первой дочерью, и он видел вещий сон о моем рождении.

Мой отец всегда подчеркивал свою глубокую связь с моим дедом, который, несмотря на раннюю смерть, продолжал «общаться» с сыном в снах.

В рассказе Элизабетты отчетливо доминирует фигура отца, чей сон обеспечивает полную преемственность по отцовской линии. Хотя имя, которое он выбирал, соответствует моде того времени, на первый план выступает ассоциация с королевской семьей, которую отец хочет передать дочери. Однако, на мой взгляд, здесь доминирует его убеждение в глубокой символической связи имени дочери с ним самим и его предками.

Диалектическое противоречие между осознанными и более или менее бессознательными желаниями в нашей жизни создает конфликт, способствующий существенным изменениям.

Из первых трех рассказов становится ясно, что на выбор имени влияют самые разнообразные мотивы.

Несколько десятилетий назад (в Италии — прим.ред.) наиболее распространенной практикой была традиция имянаречения в рамках семейной родословной. Выбор имен был четко регламентирован: первенцу мужского пола давалось имя деда по отцовской линии, первенцу женского пола — бабушки по отцовской линии; следующих детей называли в честь дедушки и бабушки по материнской линии. Эта традиция глубоко связана с устоями патриархального общества.

Если запас имен внутри семьи исчерпывался, было принято ориентироваться на день памяти святого. В XX в. в результате движений за права детей эту традицию стали соблюдать все реже: подчеркивалась необходимость выбирать имена не по некой схеме, а свободно, это и привело к заключению, что имя — это проявление глубокого уважения к новорожденному, а не просто элемент генеалогической или культурно-антропологической маркировки. Произошла настоящая революция, которая привела к практике выбора совершенно иных имен, в том числе идеологического характера.

Начиная с 1960-х гг. стали популярны имена знаменитостей из мира шоу-бизнеса и спорта. Например, моя знакомая итальянка по имени Наташа рассказывала, что ее русское имя связано не с историей и политикой, а с забытым всеми телесериалом, который был очень популярен в 1970-х гг. Неслучайно и то, что двоюродного брата Наташи, который старше ее на несколько месяцев, назвали Дмитрием, в честь главного героя того же сериала.

В отличие от истории Элизабетты, где заметно преобладает роль отца, в истории Сильвии, нашей следующей рассказчицы, доминирует фигура матери:

Имя Сильвия выбрала моя мама, потому что оно ей нравилось. Оно означает «живущая в лесах», и я бы сказала, что оно отражает меня настоящую, во мне есть что-то дикое. Кроме того, такое же имя дала своей дочери мамина лучшая подруга. В 1980-х гг. оно было очень популярно: в моем классе в начальной школе учились три Сильвии. Нас уже не получалось различать просто по имени, приходилось добавлять к нему первые буквы наших фамилий. Меня это очень раздражало.

А вот история еще одной Сильвии:

Имя Сильвия происходит от латинского слова silva — «лес». Это имя никогда не вызывало у меня особенного восторга, и я всегда задавалась вопросом, какое я имею отношение к лесу. Однако интересно здесь другое: в последнее время мне очень нравится эта связь с лесом, который я раньше считала местом мрачным, темным и немного пугающим, а теперь воспринимаю как мир тайн и волшебства.

[…]

Выбор имени новорожденного ребенка братьями или сестрами, а не родителями — достаточно недавняя практика, зачастую осложненная обстоятельствами, которые влекут за собой разнообразные последствия. Следующая рассказчица, Лилли, говорит именно об этом:

Я знаю, что имя мне выбрала сестра, которая на пять лет старше меня. Она мечтала о младшей сестренке, и поэтому родители сочли естественным привлечь ее к выбору имени. Нетрудно догадаться, что ее вдохновило… В тот момент ее любимым мультфильмом был «Леди и Бродяга». Он, конечно, прекрасен, но лично я бы не стала называть ребенка в честь главной героини…

Лилли воспринимает свое имя как легкомысленное, мультяшное. Разве можно воспринимать всерьез человека с таким именем? Велика вероятность, что Лилли заставит себя быть чрезмерно серьезной, чтобы компенсировать несолидность собственного имени.

В потаенных лабиринтах наших решений скрывается немало болевых точек. Как они возникают? Если мы хотим выяснить это, остается лишь вступить в диалог со своим именем, найти наилучший способ наполнить его смыслом и жить с ним.

Вот какую интересную историю поведала мне следующая рассказчица — Антонелла:

Мое имя — производное от имени моей бабушки по отцовской линии Антонии, которую моя мать не очень любила. Мама хотела назвать меня Симонеттой, но в конце концов согласилась на компромисс, и меня назвали Антонеллой. Мать моего отца абсолютно не стремилась соответствовать стандартам эпохи, она опередила свое время: разошлась с мужем, что тогда было немыслимо, хотя у нее было двое детей — мой отец, которому тогда было одиннадцать, и его восьмилетняя сестра. Позже бабушка стала предпринимательницей, открыв сначала прокат велосипедов неподалеку от больницы, а затем кофейню. Оставаясь верной самой себе, она также сожительствовала с мужчиной на десять–двенадцать лет моложе нее. Мне его всегда представляли как квартиранта, и я обращалась к нему на «вы». Позже, во взрослом возрасте, я узнала, что он был ее сожителем. Мама считала свекровь дурным человеком и боялась, что я стану как она. Поэтому она воспитывала меня очень строго.

Антонелла сама поняла, в чем проблема: страх матери, что дочь будет похожа на бабушку, заставил ее воспитывать Антонеллу довольно сурово, сдержанно и строго, вынуждая ее быть «хорошей девочкой» — сама по себе судьба не слишком благоприятная, так как ребенок оказывается вынужден потворствовать желаниям родителей, в том числе неосознанным. Антонелла очень точно описывает эту ситуацию, и именно в этой четкости изложения скрыт потенциал значительных перемен.

Данное человеку имя, с одной стороны, заслуживает всяческого внимания, с другой — именно из-за своей значимости оно иногда скрывает семейные секреты. Несмотря на неизбежный ореол таинственности, эти конфликты проявляются как болевые точки и их можно проанализировать и проработать.

Подробнее о книге «Мои любимые триггеры» читайте в базе «Идеономики».