27 января 2020 года, в польском Освенциме прошла церемония, посвящённая 75-летию освобождения концлагеря Аушвиц*. На трибуну поднялся 93-летний старик, бывший заключённый этого лагеря Мариан Турский, польский историк и журналист. И произнес речь, которая с тех пор была процитирована тысячи раз.
Дорогие собравшиеся, друзья, я один из тех немногих, кто всё ещё жив, и кто находился в этом месте почти до самого момента освобождения. 18 января началась моя так называемая «эвакуация» из лагеря Аушвиц, которая через шесть с половиной дней превратилась в «Марш смерти» для более чем половины моих товарищей по заключению. Мы были вместе в колонне из 600 человек. По всей видимости, следующего юбилея я уже не увижу. Таковы законы природы.
Так что простите меня, если в моих словах будут какие-то эмоции. Вот что я хотел бы сказать прежде всего моей дочери, моей внучке, которых я благодарю за то, что они здесь, в зале, моему внуку – я имею в виду ровесников моей дочери, моих внуков, то есть новое поколение, особенно самое молодое, даже ещё моложе их.
Когда разразилась [Первая] Мировая война, я был подростком. Мой отец был солдатом и получил тяжелое ранение в лёгкие. Это была трагедия для нашей семьи. Моя мать родом с польско-литовско-белорусской границы, где туда и сюда двигались армии, грабя, разоряя, насилуя, сжигая деревни, чтобы ничего не оставить тем, кто придёт после них. Так что можно сказать, что я знал не понаслышке, от отца и матери, что такое война. Но всё же, хотя прошло всего 20-25 лет, она казалась такой далёкой, как польские восстания XIX века, как Французская революция.
Когда я сегодня встречаюсь с молодыми людьми, я понимаю, что спустя 75 лет они, похоже, немного устали от этой темы: войны, Холокоста, Шоа и геноцида. Я их понимаю. Поэтому я обещаю вам, молодые люди, что не буду рассказывать о своих страданиях. Я не буду говорить о своих переживаниях, о двух своих «Маршах смерти», о том, как закончил войну с весом 32 килограмма, на грани истощения и смерти. Я не буду говорить о том, что было самым страшным, то есть о трагедии расставания с близкими, когда после отбора ты уже не знаешь, что их ждёт. Нет, я не буду об этом говорить. Я хотел бы поговорить о вас, поколениях моей дочери и моих внуков.
Я вижу, что среди нас находится президент Австрии Александер ван дер Беллен. Помните, господин президент, как вы принимали меня и руководство Международного Освенцимского комитета, и мы говорили о тех временах? В какой-то момент вы произнесли такую фразу: «Auschwitz ist nicht vom Himmel gefallen». «Аушвиц не упал с неба». Можно сказать, что это, как мы выражаемся, «очевидная очевидность».
Ну, конечно, он не упал с неба. Это утверждение может показаться тривиальным, но в нём сокрыта глубокая и очень важная для понимания идея. Давайте на мгновение мысленно переместимся в начало 1930-х, в Берлин. Мы находимся практически в центре города. Район называется Bayerisches Viertel, Баварский квартал. Три остановки от Кудамма, зоопарка. Там, где сегодня станция метро, находится Bayerischer Park – Баварский парк. И однажды в начале 1930-х на скамейках появилась табличка: «Евреям на этих скамейках сидеть запрещено». Вы можете сказать: неприятно, несправедливо, это не нормально, но ведь вокруг столько других скамеек, можно посидеть где-нибудь ещё, не беда.
Это был район, населённый немецкой интеллигенцией еврейского происхождения, в том числе всем Альбертом Эйнштейном, лауреатом нобелевской премии Нелли Закс, промышленником, политиком и министром иностранных дел Вальтером Ратенау. Потом в бассейне появилась табличка: «Евреям вход в этот бассейн запрещён». Можно снова сказать: неприятно, но в Берлине столько мест, где можно купаться, столько озёр, каналов, почти Венеция, так что можно съездить куда-нибудь ещё.
Затем где-то появляется табличка: «Евреям запрещено входить в певческие объединения». Ну и что? Хотят петь, музицировать – пусть собираются отдельно и поют. Потом выходит приказ: «Еврейским и неарийским детям не разрешается играть с немецкими и арийскими детьми». Они будут играть одни. И тут появляется надпись: «Хлеб и продукты питания евреям продаём только после 17 часов». Это уже проблема, потому что выбор меньше, но ведь делать покупки можно и после 17-и.
Внимание! Внимание! Мы начинаем привыкать к мысли, что мы можем кого-то исключить, можем кого-то заклеймить, можем кого-то оттолкнуть. И вот медленно, постепенно, день за днём люди начинают привыкать к этому – и жертвы, и мучители, и свидетели, те, кого мы называем свидетелями, начинают привыкать к этой мысли. К мысли, что это меньшинство, что породило Эйнштейна, Нелли Сакс, Генриха Гейне, Мендельсона, других, что его можно вытеснить из общества, что это чужие люди, что это люди, которые распространяют микробы, эпидемии. Это уже ужасно, опасно. Это начало того, что может произойти дальше.
С одной стороны, правительство в то время проводило умную политику – например, потому, что оно удовлетворяло требования рабочих. В Германии никогда не праздновали 1 мая – и вот, пожалуйста. В выходной день они знакомятся с Kraft durch Freude («сила через радость»). Это становится элементом праздников рабочих. Они сумели справиться с безработицей, сумели сыграть на национальном достоинстве: «Германия, вставай из позора Версаля. Верни свою гордость». И в то же время правительство видит, что людей потихоньку одолевает чёрствость и равнодушие. Они перестают реагировать на зло. И тогда правительство может позволить себе ещё больше ускорить процессы внедрения этого зла.
А потом вдруг всё это произошло: запрет на трудоустройство евреев, запрет на эмиграцию. После этого их быстро отправляли в гетто: в Ригу, в Каунас, в моё, Лодзинское гетто – Лицманштадт. Откуда большую часть из них переправят в Кульмхоф, Хелмно-над-Нерем, где будут убивать выхлопными газами в грузовиках, а остальные отправятся в Аушвиц, где их будут убивать «Циклоном Б» в современных газовых камерах. И здесь верно то, что сказал господин президент: «Аушвиц не упал с неба». Аушвиц семенил, подкрадывался мелкими шажками, приближался, пока не случилось то, что произошло здесь.
Моя дочь, моя внучка, сверстники моей дочери, сверстники моей внучки – возможно, вы не знаете имени Примо Леви. Примо Леви был одним из самых известных узников этого лагеря. Примо Леви однажды произнёс такую фразу: «Это случилось, а значит, может случиться». Это означает, подобное может произойти где угодно, на всей Земле.
Поделюсь с вам одним личным воспоминанием: в 1965 году я получал стипендию в Соединённых Штатах Америки, и это был пик борьбы за права человека, за гражданские права, за права афроамериканского населения. Мне выпала честь маршировать вместе с Мартином Лютером Кингом от
Сельмы до Монтгомери. И тогда люди, узнавшие, что я из Аушвица, спросили меня: «Вы считаете, что подобное могло случиться только в Германии? Может ли это произойти где-то ещё?» И я сказал им: «Это может случиться и у вас. Если гражданские права нарушаются, если ущемляются права меньшинств, если их отменяют. Если нарушается закон, как это произошло в Сельме, то это может произойти». Что делать? Вы сами, сказал я им, если сможете защитить конституцию, свои права, свой демократический порядок, защищая права меньшинств – в этом случае вы сможете победить.
Мы в Европе в основном исходим из иудео-христианской традиции. И верующие, и неверующие принимают Десять заповедей как канон цивилизации. Мой друг, президент Международного Освенцимского комитета Роман Кент, выступавший здесь пять лет назад во время предыдущей годовщины, сегодня не смог приехать сюда. Он придумал 11-ю заповедь, которая стала следствием опыта Шоа, Холокоста, ужасной эпохи презрения. Он звучит так: не будьте равнодушными.
И это то, что я хотел бы сказать своей дочери, это то, что я хотел бы сказать своим внукам. Ровесникам моей дочери, моих внуков, где бы они ни жили: в Польше, в Израиле, в Америке, в Западной Европе, в Восточной Европе. Это очень важно. Не будьте равнодушны, если видите историческую ложь. Не будьте равнодушны, когда вы видите, что прошлое используется в соответствии с текущими политическими потребностями. Не будьте равнодушны, когда какое-либо меньшинство подвергается дискриминации. Сущность демократии в том, что правит большинство, но демократия означает и то, что права меньшинств должны быть защищены. Не будьте равнодушны, когда какая-либо власть нарушает существующие общественные договоры. Будьте верны этой заповеди. Одиннадцатой заповеди: не будьте равнодушны.
Потому что если ты будешь равнодушным, то даже не поймёшь, когда на тебя, на твоих потомков вдруг с неба обрушится какой-нибудь Аушвиц.
* Немецкое название концлагеря – Аушвиц, оно использовалось нацистской администрацией и распространено в мировой практике. На русском языке исторически концлагерь чаще именуется Освенцим по имени рядом стоящего польского города.
Перевод – Эльмир Валеев
Полная запись выступления (20 минут)
—————-
Дорогие читатели «Идеономики», мы продолжаем рубрику «Назад в будущее». Если у вас есть идеи текстов для нее, пожалуйста, напишите нам на почту или в телеграме.