Когда будущие историки возьмутся за изучение культа основателя Кремниевой долины, в качестве отправной точки они отметят начало 2000-х годов. А конечную точку можно наблюдать прямо сейчас.
Но подождите, разве мы не переживаем величайший всплеск предпринимательской энергии в истории человечества, инициированный технологическими компаниями? Программное обеспечение поглощает мир! Интернет объединяет всех нас и все наши дела. Искусственный интеллект изменяет каждое рабочее место. И новые компании, возглавляемые мудрыми основателями, следуют этим трендам.
Тем не менее цифры говорят совсем о другом: мы считаем, что сейчас — золотой век для создания новых компаний, но на самом деле мы находимся в долгосрочном «спаде стартапов», начавшемся несколько десятилетий назад в большей части экономики США. С 2000 года этот спад распространился даже на такие сектора, как технологии. «С 2000 года стартапов стало куда меньше, особенно в высокотехнологичных секторах», — заявил один экономический эксперт в New York Times в сентябре. Мы читаем об инкубаторах, кишащих стартапами, и потоках ангельских инвестиций, но статистика не соответствует заголовкам.
Объяснение может быть связано с демографией — бэби-бумеры стареют. Может быть, глобальная торговля и рост Китая отхватили кусок малого бизнеса в США. Замедление также может быть связано с усилением монопольной или олигополистической власти, которую гигантские корпорации используют, чтобы бороться с конкурентами. Важнейшая часть экономики США — в технологиях и в любой другой сфере, — не предпринимательство, а скорее концентрация власти.
Какова бы ни была причина спада, существует загадочное расхождение между экспансивной риторикой сектора стартапов и показателями реальной экономики. Похоже на то, что мифология стартапа и культ основателя появились не для того, чтобы объяснить бум, а скорее чтобы замаскировать упадок. Сегодня кажется, что эта риторика рушится.
У меня есть идея, как возникло это несоответствие: даже когда начался спад стартапов, вокруг людей, которые их запускали, продолжала развиваться своего рода мистика. В начале 2000-х годов набор идей и практик, который мы сегодня называем стартап-мышлением, был кодифицирован. Крах доткомов уничтожил кучу денег и развеял триумфальный миф о технологической индустрии. Подход 1990-х годов — «IPO или крах» — стал неактуален. Нужны были более серьезные причины для открытия компаний в новых сферах, таких как социальные сети, облачные сервисы и мобильные устройства.
Пол Грэм и Джессика Ливингстон нашли такую причину. Грэм, разработчик программного обеспечения, который продал Yahoo свой дотком-стартап в 1998 году, начал писать онлайн-эссе около 2001 года, сначала о красоте языка программирования LISP, а позже, с появлением в 2005 году инкубатора Y Combinator, где он был сооснователем, о философии стартапов. Ливингстон взяла интервью у десятков основателей и собрала их в книге 2007 года «Основатели за работой», которая стала библией стартап-движения.
Грэм и Ливингстон взяли ряд идей, которые крутились в отрасли, и превратили их в руководство для потенциальных основателей. Команда важнее продукта. Не отказывайтесь от контроля ради солидных инвестиций. Из «создателей» — людей, которые пишут код и придумывают дизайн продукта, — получаются более успешные предприниматели, чем из обладателей МВА или продавцов.
Молодые основатели расцветающих гигантов, таких как Google и Facebook, а также более скромных MySpace и Friendster, приняли этот учебник близко к сердцу. Говорят, что основатели хорошо умеют создавать уверенность. И пока основателям удавалось расти, им прощалось множество неудач и грехов. (Хотя не все, как показывает падение Трэвиса Каланика из Uber.)
Но сегодня технологические компании пытаются справиться с острыми и трудноразрешимыми социальными и политическими проблемами, и по большей части им это не удается. Мы недовольны такими объяснениями, как «технологии — это просто нейтральный инструмент» или «мы открытая платформа и не отвечаем за то, что делают пользователи». Мы знаем, что технологии меняют мир, и начинаем подозревать, что единственный пункт вашего резюме — «основал свой стартап в 17 лет» — может говорить о том, что у вас недостаточно инструментов для осторожных и правильных изменений.
Предпринимательская энергия может творить чудеса, но также может привести к сиюминутному мышлению и самонадеянным ошибкам. Слишком часто основатели стартапов просто игнорируют более широкий социальный, политический, правовой или экономический контекст, в котором происходит их работа. Если ваш стартап — небольшой рыночный эксперимент, то это вряд ли имеет значение. Но когда компании, рожденные с подобной зашоренностью, затем масштабируются до глобальных размеров а-ля Facebook и Twitter, очень быстро все может прийти в беспорядок.
США и остальной мир начинают задавать жесткие вопросы о том, ослабляют ли технологические платформы демократию, способствуют ли невежеству и новой волне авторитарного национализма. Нет людей, которым легко ответить на эти вопросы. Но основатели стартапов из Кремниевой долины точно плохо к этому подготовлены. Многие начинают свою карьеру, исповедуя высокие идеалы: свободу слова, терпимость к различиям, равенство возможностей, поддержку слабого, уважение к закону и многое другое. Они верят, страстно и невинно, что творят добро, и считают свои компании рычагами для улучшений, изменяющих мир. Но они тратят все свое время на создание продуктов, сбор денег и наем талантов, а идеалы обычно остаются на автопилоте.
Когда такие основатели становятся у руля глобальных империй, они понимают, что выбрать идеалы — легко, но гораздо сложнее разруливать ситуации, когда эти идеалы вступают в конфликты друг с другом. И у них нет в этом опыта — в отличие от, скажем, людей, которые посвятили свою жизнь образованию и государственной службе, философии или религии. Такие люди редко встречаются в числе основателей стартапов.
Возможно, все это изменится, когда наша любовь к героическому стартаперу ослабнет. Хорошо было бы заменить культ основателя культом междисциплинарной команды. Конечно, это не так красиво звучит, но зато результаты могут быть куда лучше.