Амел Карбул: Глобальный кризис обучения и как с ним бороться

Я — результат смелого лидерского решения. После 1956 года, когда Тунис стал независимым, наш первый президент Хабиб Бургиба решил вложить 20% бюджета страны в образование. Да, 20% — на верхнем конце спектра даже по нынешним стандартам. Некоторые люди протестовали. А как же инфраструктура? А как же электричество, дороги и водопровод? Разве они не важны?

Я готова поспорить, что самая важная наша инфраструктура — это умы, образованные умы. Президент Бургиба помог обеспечить бесплатное высококачественное образование для каждого мальчика и каждой девочки. И вместе с миллионами других тунисцев я в неоплатном долгу перед этим историческим решением.

Именно это привело меня сегодня сюда, потому что сегодня мы стоим перед лицом глобального кризиса обучения. Я называю его кризисом обучения, а не кризисом образования, потому что в придачу к четверти миллиарда детей, которые сегодня не ходят в школу, еще больше, 330 млн детей, ходят в школу, но не могут ничему научиться. И если мы ничего не сделаем, если ничто не изменится, к 2030 году, всего через 13 лет, половина детей и подростков мира, половина из 1,6 млрд детей и подростков, или не будет посещать школу, или не сможет ничему научиться в школе.

Поэтому два года назад я вошла в Комиссию по образованию. Это комиссия под управлением бывшего премьер-министра Великобритании и специального представителя ООН по всемирному образованию Гордона Брауна. Первой нашей задачей было разобраться, насколько глубок кризис обучения. Какой реальный масштаб проблемы? Сегодня мы знаем: половина детей мира к 2030 году не сможет учиться. Вот так мы обнаружили, что нам нужно изменить глобальный фокус со школы на обучение, с простого пересчета голов в классе на учет тех, кто действительно учится. Второй большой задачей было: можем ли мы что-нибудь с этим сделать? Можем ли мы что-то сделать с этим глубоким, распространенным, тихим, наверное, самым пренебрегаемым международным кризисом? И мы обнаружили, что да, мы можем. Это на самом деле удивительно. Мы можем, впервые за все время, добиться, чтобы каждый ребенок ходил в школу и учился в течение всего одного поколения. И нам даже не нужно изобретать колесо, чтобы этого добиться. Нам нужно всего лишь учиться у лучших в классе, но не у произвольных лучших, а у лучших в вашем собственном классе.

Мы сделали так: разбили страны по уровням дохода — с низким, средним и высоким доходом. Мы посмотрели, что делают 25% стран, быстрее других улучшающих образование, и обнаружили, что если каждая страна будет двигаться со скоростью тех, кто при том же уровне доходов быстрее всех улучшает образование, то в течение всего одного поколения можно добиться, чтобы каждый ребенок ходил в школу и учился.

Позвольте дать вам пример. Например, Тунис. Мы не говорим Тунису: «Вы должны двигаться, как Финляндия». Финляндия, это не знак неуважения. Мы говорим Тунису: «Посмотрите на Вьетнам». Там на начальную и среднюю школу тратят похожие средства в процентном соотношении к ВВП на душу населения, но сегодня их результаты выше. Вьетнам ввел стандартизованные экзамены по письму, чтению и математике. За учителями во Вьетнаме наблюдают лучше, чем в других развивающихся странах, и достижения студентов публичны. Это приносит результат. В 2015 году по результатам ПМОУ — Программы международной оценки учеников — Вьетнам обошел многие экономически развитые страны, включая США.

Если вы не эксперт в области образования, вы можете спросить: «В чем же новизна и разница? Разве не все страны следят за прогрессом учеников и публикуют их достижения?» Нет. Печальный ответ — нет. Мы очень далеки от этого. Только половина развивающихся стран систематически оценивают успеваемость в начальной школе, и еще меньше — в начале средней школы.

Так что, если мы не знаем, учатся ли дети, как могут учителя сфокусировать свое внимание на достижении результатов, и как могут страны считать траты на образование важнее, чем на осязаемые проекты, если они не знают, учатся ли дети?

Поэтому первое большое изменение перед вложением денег — это заставить систему образования давать результаты. Ведь вливание денег в сломанные системы сделает их еще менее эффективными. Больше всего меня волнует, что если дети ходят в школу, но не учатся, это обесценивает образование и обесценивает траты на образование. Поэтому правительства и политические партии могут сказать: «О, мы тратим так много денег на образование, но дети не учатся. У них нет нужных навыков. Пожалуй, нам стоит тратить меньше».

Нацеливание существующих систем образования на результат — это важно, но этого не достаточно. А как же страны, где нам не хватит квалифицированных учителей? Например, Сомали. Если в Сомали каждый студент станет преподавателем — каждый человек, получивший высшее образование, станет учителем — нам не хватит учителей. А как же дети в лагерях беженцев или в удаленных сельских районах?

Например, Филипе. Филипе живет в одном из тысяч поселков у рек Амазонии. В его деревне из 20 семей живет 78 человек. Филипе и его одноклассник были единственными, кто учился в 11 классе в 2015 году. Амазонас — штат на северо-востоке Бразилии. Он в 4,5 раза больше Германии, и он целиком покрыт джунглями и реками. Десять лет назад у Филипе и его одноклассника было бы всего две альтернативы: переехать в Манаус, столицу штата, или вовсе прекратить учиться — так сделало большинство. Однако в 2009 году в Бразилии приняли новый закон, который гарантировал среднее образование каждому ее гражданину и требовал от каждого штата обеспечить это к 2016 году. Но доступ к качественному образованию в штате Амазонас — сложное и дорогое дело. Как вы добьетесь, чтобы учителя математики, науки и истории были во всех этих деревнях? И даже если вы найдете учителей, многие из них не захотят переезжать туда. Встав перед лицом этой невыполнимой задачи, госслужащие и руководство штата проявили поразительную креативность и смекалку. Они разработали решение с медиа-центром. Вот как это работает. У вас есть квалифицированные учителя по отдельным предметам в Манаусе. Они ведут урок онлайн для более чем тысячи классов в тех разрозненных деревнях. В каждом классе от 5 до 25 студентов, и им помогает освоить материал местный учитель по всем предметам. 60 учителей-предметников в Манаусе работают более чем с 2 200 наставниками в этих поселках, чтобы адаптировать планы уроков к контексту и времени.

Почему важно это разделение на учителей-предметников и наставников? Во-первых, потому что, как я уже сказала, во многих странах у нас просто недостаточно квалифицированных учителей. Во-вторых — потому что учителя делают слишком много того, чему они или не обучены или что они не должны делать.

Например, взглянем на Чили. В Чили на каждого врача приходится четыре с половиной человека, четыре с половиной сотрудника, помогающих им, и Чили здесь в нижнем конце спектра, потому что в развивающихся странах, в среднем, каждому врачу помогают 10 человек. Учителю в Чили, однако, помогает меньше чем пол-человека, — 0,3 человека помогают ему.

Представьте себе отделение больницы с 20, 40, 70 пациентами и врачом, который делает все сам: без медсестер, без ассистентов, без кого-либо. Вы скажете, что это абсурдно и невозможно. Но именно это делают учителя по всему миру каждый день в классах на 20, 40, 70 человек.

Тем важнее разделение учителей на предметников и наставников, ведь оно меняет парадигму преподавания. Каждый из них делает то, что умеет лучше всего, и в результате дети не просто ходят в школу, а ходят в школу и учатся. Некоторые из учителей-предметников становятся знаменитыми. Некоторые занимают выборные должности, и они помогли поднять статус профессии, так что больше учеников хотят стать учителями.

В этом примере мне нравится еще кое-что, помимо изменения парадигмы преподавания. Он показывает нам, как мы можем использовать технологии для обучения. Канал связи двусторонний, и студенты — Филипе и другие — могут передавать информацию обратно. Мы знаем, что технология не всегда идеальна. Чиновники рассчитывают, что ежедневно от 5% до 15% классов останутся без доступа к сети из-за наводнений, сломанных антенн или неработающего интернета. И все же Филипе — один из более 300 тысяч учеников, выигравших от этого решения с медиа-центром и получивших доступ к среднему образованию. Это живой пример того, что технология — не только довесок; она может быть ядром учебного процесса и может помочь школе прийти к ученикам, если мы не можем привести учеников в школу.

Я знаю, что вы хотите сказать: «Как же мы реализуем это во всем мире?» Я сама работала на правительство и видела, как трудно осуществить даже лучшие идеи. Наша комиссия начала с двух инициатив, чтобы «Учащееся поколение» стало реальным. Первая из них — «Страна-пионер». Больше 20 стран из Азии и Африки решили дать приоритет образованию и преобразовать систему образования, чтобы она приносила результат. Мы обучили лидеров этих стран методологии под названием «нацеленность на результат». Вот два ее столпа. В фазе планирования мы собираем всех в одной комнате — учителей, представителей от профсоюзов и родителей, чиновников, людей из общественных организаций, всех, — чтобы реформы и решения, которые мы примем, были общими и имели общую поддержку. На второй фазе начинается кое-что особенное. Это безжалостный контроль исполнения решений. Неделя за неделей вы проверяете, было ли сделано то, что планировалось, и время от времени даже отправляете человека в дальний район или школу с проверкой на месте, а не просто надеетесь, что все идет по плану. Для многих это обычный здравый смысл, но это не обычная практика, и именно поэтому многие реформы проваливаются. Пилотный проект был запущен в Танзании, и число студентов, сдавших экзамены в конце средней школы, выросло на 50% всего за два года.

Чтобы «Учащееся поколение» стало реальностью, нужно финансирование. Кто за это заплатит? Мы отстаиваем точку зрения, что основой должен стать вклад самой страны. Вы помните, я упоминала раньше, что Вьетнам обошел США по результатам теста ПМОУ? Это из-за лучшей системы образования. Но не только. Вьетнам увеличил финансирование образования с 7% до 20% бюджета за двадцать лет.

А что происходит, если страны хотят занять деньги для образования? Если вам нужен кредит для строительства моста или дороги, все довольно просто и ясно, но не для образования. Легче нарисовать сияющую картинку моста и показывать ее всем, чем изобразить образованного человека. Это долгосрочное вложение.

Мы нашли решение, чтобы помочь странам избежать ловушки среднего дохода. Странам, которые недостаточно бедны, или, к счастью, больше не бедны и поэтому не могут получить гранты или беспроцентные кредиты, но которые недостаточно богаты, чтобы получить кредит под разумный процент. Наша финансовая организация собирает деньги доноров и помогает финансировать образование. Мы субсидируем или даже полностью берем на себя выплату процентов по кредитам. В результате страны, решившие провести реформы, могут занять деньги, изменить свои системы образования и вернуть кредит через какое-то время, выиграв от того, что люди стали более грамотными. Это решение получило признание на последней встрече G20 в Германии, и сегодня образование наконец заняло место в международной повестке.

Но давайте вернемся на личный уровень. Именно там происходят перемены. Если бы молодая страна не решилась вложить свой бюджет, 20% своего бюджета, в образование, я бы никогда не смогла пойти в школу, не говоря уже о том, чтобы в 2014 году стать министром в правительстве, которое успешно завершило переходную фазу. Нобелевская премия мира, врученная Тунису в 2015 году, — единственной демократии, возникшей в результате Арабской весны, — это результат того смелого решения ее руководства. Образование — это борьба за гражданские права, борьба нашего поколения за права человека. Качественное образование для всех — это борьба за свободу, в которой мы должны победить.

Перевод: Павел Юдаев
Редактор: Юлия Каллистратова

Источник