Лэсли Чанг: Голоса китайских рабочих

Здравствуйте. Я хотела бы поговорить о людях, которые производят продукты, которые мы используем каждый день: нашу обувь и сумки, наши компьютеры и мобильные телефоны. Эта тема, которая часто вызывает чувство вины. Представьте девочку-подростка с фермы, которая зарабатывает меньше доллара в час шитьем ваших ботинок, или молодого китайца, который прыгает с крыши после сборки вашего iPad в сверхурочное время. Мы, потребители глобализации, эксплуатируем этих жертв с каждой нашей покупкой, и несправедливость запечатлена в самих продуктах. В конце концов, что же это за мир, в котором рабочий на фабрике по производству телефонов iPhone не может позволить себе купить его? Все согласны с тем, что китайские фабрики жестоки, и это наша жажда к дешевым продуктам делает их таковыми.

Этот беспрерывный, увеличивающийся спрос с Запада и китайские мучения привлекают внимание, особенно, когда много кто из нас уже чувствует себя виновным за наше влияние на мир, но это также неуважительно и неправильно. Мы должно быть невероятно озабочены собой, чтобы считать, что мы имеем власть заставлять десятки миллионов людей на другой части земли страдать ужасными способами. На самом деле Китай производит продукты для всего мира, включая себя, благодаря комбинации низких затрат, большой и образованной рабочей силы и легко приспосабливаемой системы производства, которая быстро отвечает на запросы рынка. Обращая столько внимания на себя самих и на свои гаджеты, мы сделали людей на другой стороне света невидимыми и заменимыми настолько же, как части мобильного телефона.

Китайских работников не принуждают работать на фабриках из-за наших ненасытных потребностей в iPod. Они решили покинуть свои дома, чтобы заработать деньги, чтобы получить новые навыки и чтобы увидеть мир. В происходящей в настоящее время дискуссии о глобализации недостает мнений самих рабочих.

Здесь несколько из них.

Бао Юнсю: «Моя мать говорит мне вернуться домой и выйти замуж, но если я выйду замуж сейчас, перед тем как я полностью разовьюсь, я смогу выйти замуж только за обычного рабочего, так что я не тороплюсь».

Чен Инг: «Когда я приехала домой на Новый год, все говорили мне, что я изменилась. Они спрашивали меня, чем я занималась, что изменилась так сильно? Я сказала им, что я училась и усердно работала. Если бы я сказала больше, они бы все равно не поняли».

Ву Чунминг: «Даже если я заработаю много денег, это не удовлетворит меня. Просто зарабатывать деньги — это не цель в жизни».

Хао Жин: «Теперь, когда я заканчиваю работать, я учу английский, потому что в будущем нашими клиентами будут не только китайцы, так что мы должны учить больше языков».

Все они, кстати, молодые женщины, 18 или 19-летние.

Я провела два года, знакомясь с рабочими на фабриках, такими, как те из южно-китайского рабочего города Донггуан. Некоторые темы всплывали снова и снова: сколько денег они зарабатывают, за каких мужчин они надеются выйти замуж, пошли бы они работать на другую фабрику или остались бы на том месте, где они сейчас. Другие темы почти никогда не всплывали. Например, жилищные условия, которые мне казались близкими к тюремным: от 10 до 15 человек в одной комнате, 50 человек на одну ванную комнату, дни и ночи по сменам на фабрике. Все их знакомые жили в похожих условиях, и это все равно было лучше, чем общежития и дома в сельской части Китая.

Рабочие редко говорили о товарах, которые они производят, и часто им было очень тяжело объяснить, что именно они делали. Когда я спросила Лю Киньмин, молодую девушку, которую я узнала лучше всего, что именно она делала на фабрике, она сказала мне, что-то на китайском, что звучало как «ки си». Только позже я поняла, что она имела в виду «KK», то есть контроль качества. Она даже не могла объяснить, чем она занималась на фабрике. Все, что она могла, так это попытаться произнести аббревиатуру на языке, которого она даже не понимала.

Карл Маркс видел это как трагедию капитализма, отстранение рабочего от продукта, который он сам и производит. В отличии, например, от традиционного производителя обуви, рабочая на промышленной фабрике не имеет ни контроля, ни удовольствия, ни удовлетворения или понимания о своей собственной работе. Также как и большинство теорий, которые Маркс обсуждал сидя в читальной комнате Британского Музея, эта была неправильна. Только потому, что женщина тратит свое время, производя что-то — не означает то, что она становится этим чем-то. То, что она делает с заработанными деньгами, что она познает в этом месте, и как это меняет ее — вот, что имеет значение. Продукция фабрики – не самое важное, и рабочим нет разницы, кто покупает их товары.

Репортерский обзор о китайских фабриках, с другой стороны, рассматривает эти отношения между рабочими и продуктами, которые они производят. Во многих статьях подсчитывают: Сколько времени нужно рабочему, чтобы заработать достаточно денег и купить то, что он производит? Например, рабочий начальной квалификации в Китае на фабрике iPhone должен скопить две с половиной месячные зарплаты, чтобы хватило на iPhone.

Но сколько в этих подсчетах смысла на самом деле? Например, я недавно написала статью в журнал New Yorker, но я не могу позволить себе купить рекламу в нем. Но какая разница? Мне не нужна реклама в New Yorker, и большинство этих рабочих не хотят iPhone. Их подсчеты другие. Как долго мне нужно работать на этой фабрике? Сколько мне нужно отложить денег? Сколько нужно, чтобы купить квартиру или машину, чтобы выйти замуж, чтобы дать образование ребенку?

Рабочие, которых мне довелось узнать, имеют необычно абстрактное отношение с продуктами, которые они производят. Примерно год назад, после того как я встретила Лю Киньмин, или Минь, она пригласила меня к себе домой в деревню на китайский Новый Год. В поезде домой она дала мне подарок: фирменную кожаную сумочку Coach. Я поблагодарила ее, полагая, что это подделка, как почти все, что можно купить в Донггуане. По приезду домой Минь подарила своей матери еще один подарок: розовую сумочку Dooney&Bourke, и несколько дней спустя ее сестра хвасталась коричневой сумочкой LeSportsac. Медленно до меня начало доходить то, что эти сумки были сделаны на их фабрике, и каждая из них была настоящей.

Сестра Минь сказала своим родителям: «В Америке эта сумка стоит $320». Ее родители, оба фермеры, уставились на нее, не в состоянии что-либо сказать. «И это не все — Coach запускает новую линию, 2191. Каждая сумка будет продаваться за 6 тысяч». Она сделала паузу и сказала: «Я не знаю, за 6 тысяч юаней или 6 тысяч долларов, но в любом случае, это 6 тысяч».

Парень сестры Минь, который вернулся домой с ней на Новый год, сказал: «Не похоже, чтобы это стоило так много».

Сестра Минь повернулась к нему и сказала: «Некоторые люди понимают эти вещи. Ты не понимаешь ни черта».

В мире Минь сумки Coach имели необычайную ценность. Они не были совсем ничего не стоящими, но также они и близко не стояли к настоящей цене, потому что никто из тех, кого они знали, не хотели купить такую сумку, и не знали, сколько она может стоить. Однажды, когда подруга старшей сестры Минь выходила замуж, она подарила ей сумочку, в качестве свадебного подарка. В другой раз, после того как Минь уже закончила работать на фабрике Coach, ее младшая сестра пришла в гости, и в подарок принесла две сумки Coach.

Я заглянула в кармашек одной из них, и нашла карточку на английском: «Американская классика. В 1941, глянцевая патина бейсбольной перчатки вдохновила основателя Coach создать новую коллекцию сумок из той же роскошно мягкой кожи, из которой производились перчатки. Шесть опытных мастеров сшили 12 сумок с идеальными пропорциями и не подвластным времени стилем. Они были новыми, функциональными, и женщины повсюду обожали их. Так родилась новая американская классика».

Я задумываюсь, что Карл Маркс подумал бы о Минь и ее сестрах. Их отношение к товарам их производства было более сложным, необычным и забавным, чем он мог бы вообразить. Но до сих пор, его мнение о мире и наше стремление упорно формируют наши взгляды о рабочих как о безликих массах, и заставляет нас поверить в то, что мы знаем, что их действительно беспокоит.

Когда я встретила Минь в первый раз, ей только исполнилось 18, и она ушла со своей первой работы на фабрике электроники. В течение следующих двух лет я наблюдала, как она меняет работы пять раз, до того как она заняла стабильно доходную позицию в отделе закупки на фабрике аппаратного обеспечения. Позже она вышла замуж за такого же рабочего, переехала с ним в его деревню, родила двух дочерей, и накопила достаточно денег, чтобы купить подержанный Бьюик для себя и квартиру для своих родителей. Недавно она вернулась в Донггуан, чтобы работать на фабрике по производству строительных кранов, временно оставив мужа и детей в деревне.

Недавно я получила от нее электронное писмо: «У человека должны быть какие-то цели, пока он молодой, чтобы в старости он смог оглянуться на свою жизнь и почувствовать, что она была прожита не зря».

В Китае живет 150 миллионов таких рабочих, как она, одна треть из них — женщины, которые покинули свои деревни, чтобы работать на фабриках, в гостиницах, ресторанах и строительных площадках в больших городах. Вместе они — самое большое переселение в истории, и это — глобализация, она начинается в китайской деревне и заканчиваться iPhone в наших карманах, кроссовками Nike на наших ногах и сумками Coach в наших руках, которые изменили то, как эти миллионы людей работают, вступают в брак, живут и думают. Мало кто из них хотел бы вернуться назад, к тому, как все было.

Когда я первый раз приехала в Донггуан, меня беспокоило то, что будет тоскливо проводить столько много времени с рабочими. Я также волновалась, что у них ничего никогда не изменится или им будет нечего мне сказать. Вместо этого я встретила молодых женщин, умных и с чувством юмора, смелых и щедрых. Рассказывая о своих жизнях, они научили меня очень многому о фабриках, Китае и о том, как жить в этом мире.

Это сумочка Coach, которую Минь дала мне в поезде, когда мы ездили навестить ее семью. Я храню ее, чтобы напомнить себе о тех узах, которые связывают меня с молодыми женщинами, о которых я написала, узы не экономические, а духовные по природе, крепкие не из-за денег, а из-за воспоминаний. Эта сумка также напоминание о том, что вещи, которые вы представляете, сидя в своем офисе или в библиотеке, не такие как на самом деле, когда вы встречаете их в реальном мире.

Крис Андерсон: Спасибо вам, Лэсли, это было проницательно и многие из нас еще не сталкивались с подобным. Но мне интересно. Если бы допустим, у вас была минута, например, с директором производства Apple, что бы вы сказали?

Лэсли Чанг: Одна минута?

КА: Одна минута.

ЛЧ: Вы знаете, меня действительно впечатлило в рабочих то, насколько они мотивированы и находчивы. Сильнее всего меня поразило то, что больше всего они хотят образование и учиться, потому что большинство из них из очень бедных семей. Обычно они уходили из школы в 7-м или в 8-м классе. Их родители часто необразованы, и когда они приезжают в города, они, без поддержки, по ночам, на выходных, проходят компьютерные курсы, учат английский и изучают очень, очень базовые вещи, например, как писать в Word, или как говорить очень простые вещи на английском. Так что, если вы действительно хотите помочь этим рабочим, финансируйте небольшие, фокусированные уроки в школах, и произойдет вот что: рабочие будут двигаться вперед, и, будем надеяться, они будут двигаться в направлении лучших должностей в Apple. Вы могли бы помочь им идти вперед и улучшаться. Когда вы общаетесь с рабочими, это то, чего они хотят. Они не говорят: «Я хочу горячую воду в ванной. Я хочу комнату больше. Я хочу новый телевизор». Конечно, было бы хорошо иметь эти вещи, но это не то, зачем они приехали в города, и это не то, что их волнует.

КА: Чувствовали ли вы во время общения с ними то, что жизнь тяжела, и все плохо или же все-таки было заметно, что что-то улучшается, и то, что со временем вещи будут налаживаться?

ЛЧ: Само собой. Это было интересно, потому что я провела два года в городе Донггуан, и со временем были заметны изменения в жизни каждого человека: к лучшему, худшему или все оставалось по-прежнему. Но в основном это изменения к лучшему. Если вы приложили достаточно усилий, все шло к лучшему, и я встречала людей, которые приехали в город 10 лет назад, и которые сейчас стали городским среднем классом, так что траектория определенно вверх. Это просто сложно заметить, когда вы неожиданно оказываетесь в городе. Кажется, что все бедные и отчаянные, но это на самом деле не так. Безусловно, условия на фабриках ужасны, и ни я, ни вы не хотели бы там работать, но, с их точки зрения, там, откуда они пришли, еще хуже, а там, куда они собираются, должно быть намного лучше, и я просто хотела дать представление о том, что творится в их умах, а не то, что творится в ваших.

Перевод: Вениамин Ванштейн
Редактор: Александр Автаев

Источник