Тома Пикетти: Новые мысли о капитале в XXI веке

Мне приятно быть здесь сегодня.

Я работал над историей прибыли и распределения богатств последние 15 лет, и один из самых интересных уроков, подкрепленных историческими фактами, — это то, что в долгосрочной перспективе наблюдается следующая тенденция: уровень возврата капитала r превосходит рост экономики g, а это приводит к высокому уровню концентрации богатства. Концентрация богатства не бесконечна, но чем больше разрыв между r и g, тем сильнее неравенство в благосостоянии, к которому неизбежно приходит общество.

Именно об этой движущей силе я хочу сегодня поговорить, но я сразу хочу отметить, что это не единственная важная сила в изменении доходов и распределении богатств, существуют и другие силы, играющие важную роль в долгосрочном изменении дохода и распределения богатства. Еще нужно собрать огромное количество данных. Сейчас мы знаем немного больше, чем знали раньше, но все равно мы знаем слишком мало, и без сомнений есть множество различных процессов — экономических, социальных, политических, — которые нужно изучать глубже. Так что сегодня я буду говорить об одной движущей силе, но это не означает, что других важных сил не существует.

Почти все данные, которые я собираюсь показать, я взял из этой базы, которая доступна онлайн: «Самые высокие доходы в мире». Это самая крупная ныне существующая архивная база данных о неравенстве, организованная при участии более 30 ученых из нескольких десятков стран. Я хочу показать несколько фактов из этой базы данных, и мы вернемся к тому, что r превосходит g. Факт №1: произошла значительная перестановка сил в неравном распределении благ в США и Европе на протяжении прошлого века. В 1900–1910 годах доходы были намного выше в Европе, чем в США, а сегодня они гораздо выше в США. Давайте проясним: объяснение этого факта не в том, что r превышает g, а скорее в меняющихся спросе и предложении навыков, гонке образования и технологий, глобализации, вероятно, еще более неравных возможностях получения нужных навыков в США, где есть прекрасные университеты, но где младшая ступень системы образования не так хороша. Мы наблюдаем неравные возможности получения навыков, а также беспрецедентный рост зарплат топ-менеджеров в США, который трудно учесть лишь на основе неравного образования. Здесь явно скрывается что-то еще, но я не буду говорить об этом сегодня, потому что хочу сконцентрироваться на имущественном неравенстве.

Я покажу очень простой индикатор неравного распределения доходов. Это доля общего дохода, которая приходится на 10% самых богатых. Вы видите, что сто лет назад в Европе эта доля составляла 45–50% и чуть больше 40% в США, так что неравенство было сильнее в Европе. Затем мы видим резкий спад в первой половине XX века, а в последние 10 лет, как мы видим, неравенство в США стало больше, чем в Европе, и это первый факт, о котором я упомянул. Второй факт относится скорее к неравному распределению богатства. Самое главное, что неравное распределение богатства всегда намного превышает неравное распределение дохода, а также что неравное распределение богатства, хоть и выросло за последние десятилетия, все еще не такое пугающее сегодня, как было сто лет назад, хотя общее благосостояние относительно доходов сейчас выправилось после сильнейших шоков, вызванных Первой мировой войной, Великой депрессией, Второй мировой войной.

Я покажу два графика, которые иллюстрируют факт №2 и факт №3. Во-первых, если мы посмотрим на уровень неравенства богатства, это доля общего богатства, принадлежащая 10% самых богатых людей. Вы можете увидеть своего рода инверсию между США и Европой по сравнению с тем, что мы видели ранее для неравенства дохода. Концентрация богатства была выше в Европе, чем в США сто лет назад, а сейчас все наоборот. Также мы можем увидеть две вещи. Первое: общий уровень неравенства богатства всегда выше, чем уровень неравенства доходов. Как вы помните, для неравенства дохода доля 10% самых богатых людей была между 30% и 50% общего дохода, тогда как для богатства эта доля всегда составляет от 60% до 90%. Это факт №1, и он будет невероятно важен далее. Концентрация богатства всегда намного выше, чем концентрация доходов.

Факт №2 заключается в том, что рост неравного распределения богатства в последние десятилетия все еще не превышает цифры 1910-х годов. Большая разница: распределение богатства до сих пор неравное, 60–70% принадлежат 10% самых богатых, но хорошая новость состоит в том, что это лучше, чем сто лет назад, когда 90% всех богатств в Европе принадлежали 10% самых богатых. То, что мы видим сегодня, я называю «средние 40%». Это люди, которые не входят в топ-10 и не входят в низшие 50%, их можно рассматривать как зажиточный средний класс, владеющий 20-30% общего национального богатства, тогда как они считались бедными век назад, когда не было такого понятия, как «средний класс». Это очень важное изменение. Интересно то, что неравенство богатства не полностью вернулось к довоенному уровню, хотя общий уровень богатства вернулся. Это общий уровень богатства относительно дохода, и вы можете видеть, что в Европе мы почти вернулись к уровню, который был до Первой мировой войны. Две разных части одной истории. Одна часть относится к суммарному богатству, которое мы аккумулируем, и, конечно, нет ничего плохого в накоплении большого капитала, особенно если это капитал рассеянный и менее сконцентрированный. Нам действительно стоит подумать об изменениях в неравном богатстве в долгосрочной перспективе, и том, что будет дальше. Как нам объяснить тот факт, что до Первой мировой войны неравенство богатства было так велико и даже продолжало увеличиваться, и какие выводы нам делать о будущем?

Позвольте я приведу несколько объяснений и предположений о будущем. Сначала я хотел бы отметить, что, возможно, лучший способ объяснить, почему богатство гораздо более сконцентрировано, чем доход, — это применить динамическую, династическую модель, где у людей есть много времени, чтобы нажить большое состояние. Если бы люди копили деньги только для своей жизни, чтобы иметь эти деньги в старости, тогда уровень неравного богатства был бы примерно одинаков с уровнем неравенства доходов. Однако будет очень сложно объяснить такое сильное имущественное неравенство относительно неравных доходов только с позиции модели жизненного цикла, поэтому нужно учитывать, что люди также заботятся о приумножении богатства по другим причинам. Обычно они хотят передать богатство следующему поколению, своим детям, или иногда копят деньги ради престижа, ради власти, которую дает богатство. Должны быть другие причины для накопления денег, помимо жизненного цикла, которые объяснят данные, которые мы видим. Среди большого количества динамических моделей приумножения богатства с династическими факторами мы встретим множество случайных потрясений. Например, в некоторых семьях очень много детей, так что деньги будут разделены. В некоторых семьях меньше детей. Уровень доходности также подвержен потрясениям. Некоторые семьи получают огромные дивиденды. Некоторые делают неудачные вложения. Обычно процессу накопления богатства свойственна некая изменчивость. Некоторые будут богатеть, некоторые — наоборот. Важно то, что в любой такой модели для заданного набора потрясений равновесный уровень неравенства богатства есть круто возрастающая функция возврата капитала r минус рост экономики g. Можно предположить, что причина, по которой разница между r и g столь важна, заключается в том, что изначальный уровень неравенства будет увеличиваться тем сильнее, чем больше будет разница между r и g. Возьмем простой пример: если r=5% и g=1%, состоятельным людям нужно реинвестировать всего 1/5 дохода, чтобы быть уверенными, что их состояние будет увеличиваться так же, как будет расти экономика. В этом случае проще копить и поддерживать большое состояние, потому что 4/5 дохода можно тратить, — не будем учитывать здесь налоги — а реинвестировать нужно лишь 1/5. Конечно, некоторые семьи будут потреблять больше, некоторые — меньше, таким образом мы получим некоторую подвижность в распределении, но в среднем им нужно реинвестировать 1/5, и это поддерживает сильное неравенство.

Сейчас вас уже не удивит заявление, что r может постоянно быть больше, чем g, потому что, на самом деле, это было так почти всю историю человечества. Это было очевидно всем по одной простой причине: рост был околонулевым практически всю историю человечества. Рост составлял 0,1-0,3%, но очень медленно увеличивалось население и выход на душу населения, в то время как возврат капитала, конечно, не был нулевым. Для земельных активов, которые были традиционной формой активов в доиндустриальном обществе, возврат капитала был около 5%. Любой, кто читал Джейн Остин, знает: если хотите получать 1 тысячу фунтов в год, у вас должно быть состояние в 20 тысяч фунтов, потому что 5% от 20 тысяч составляют 1 тысячу фунтов. Это, в некотором смысле, есть самая основа общества: возврат капитала r, превышающий рост экономики g, позволяет состоятельным людям тратить свои деньги и заниматься чем-то помимо заботы о собственном выживании.

Важный вывод моего исторического исследования состоит в том, что индустриальный рост не изменил этот простой факт настолько, насколько можно было ожидать. Конечно, темпы роста экономики после Промышленной революции увеличились в среднем с 0 до 1–2%, но в то же самое время возврат капитала также вырос, поэтому разница между этими показателями в целом не изменилась. В XX веке мы стали свидетелями поистине уникального сочетания событий. Во-первых, очень низкие показатели доходности капитала из-за Первой и Второй мировой войн, крах капиталов, инфляция, банкротство во время Великой депрессии — все это снизило уровень возврата частного капитала до необычно низкого уровня с 1914 по 1945 год. Затем, в послевоенный период, наблюдался необычно высокий рост экономики, частично из-за восстановления после войны. В Германии, Франции, Японии рост экономики составлял 5% с 1950 по 1980 год, во многом благодаря восстановлению и также благодаря существенному росту населения, эффекту «бэби-бума». Очевидно, это не будет длиться долго, как минимум рост численности населения в будущем уменьшится, и самые оптимистичные прогнозы говорят, что в долгосрочной перспективе рост экономики составит 1–2% вместо 4–5%.

Посмотрите на это: это оптимистичные оценки роста мирового ВВП и возврата капитала. Средний уровень возврата инвестиций, как вы видите, почти всю историю человечества рост экономики был очень мал, много меньше, чем возврат капитала, а в XX веке благодаря росту населения, значительному в послевоенный период, и процессам восстановления увеличился разрыв между возвратом капитала и ростом экономики. Это прогнозы ООН, конечно, они не стопроцентные. Может быть, у всех нас будет больше детей в будущем, и рост экономики увеличится, но на сегодняшний день это лучший прогноз, который у нас есть, и он говорит, что глобальный рост замедлится и разница роста с возвратом капитала будет увеличиваться.

Еще одним необычным изменением в XX веке было, как я уже сказал, разрушение, налогообложение капитала, так что это данные r до уплаты налогов. Это данные после уплаты налогов и после разрушения, и это именно то, что сделало средний уровень возврата инвестиций после вычета налогов ниже, чем рост экономики на долгие годы. Но без разрушения, без налогообложения этого бы никогда не случилось. Я хотел бы отметить, что баланс между возвратом капитала и ростом экономики зависит от множества различных факторов, которые достаточно трудно предсказать: это технологии и развитие капиталоинтенсивных методов. Сегодня самые капиталоемкие сектора экономики — это недвижимость, энергетика, но в будущем, возможно, у нас будет больше роботов в некоторых отраслях, и у них будет бо́льшая доля от общего капитала, чем сейчас. Ну, сейчас мы от такого развития событий весьма далеки, а то, что происходит в секторе недвижимости и энергетики сейчас, гораздо важнее для общего капитала и распределения капитала.

Еще один важный момент состоит в том, что в управлении портфелем инвестиций наряду с финансовыми сложностями и изменениями есть также эффект масштаба, который способствует бо́льшему возврату капитала для бо́льших инвестиционных портфелей. Особенно сильно этот эффект проявляется у тех, кто имеет большое состояние. Приведу один пример, он взят из рейтинга миллиардеров «Форбс» с 1987 по 2013 годы. Вы видите, что самые богатые люди показывали рост капитала в 6–7% в год в реальном выражении выше инфляции, тогда как средний уровень дохода и средний уровень богатства в мире рос всего на 2% в год. То же самое мы видим для больших университетских фондов: чем больше начальные вложения, тем больше возврат капитала.

Что можно с этим сделать? Во-первых, я уверен, что нам нужна финансовая прозрачность. Мы слишком мало знаем о динамике мирового богатства, поэтому нам нужно раскрытие банковской информации. Нам нужен реестр мировых финансовых активов, согласованность в налогообложении имущества, и даже небольшой налог на роскошь станет способом аккумулировать информацию, и мы сможем адаптировать нашу политику в зависимости от полученных сведений. В некоторой степени борьба с налоговыми убежищами и автоматизированная передача данных ведет нас в этом направлении. Есть другие способы перераспределить богатство, которые могут казаться привлекательными. Инфляция: гораздо проще напечатать еще денег, чем разработать налоговый кодекс, но иногда непонятно, что делать с деньгами. Это проблема. Очень соблазнительна конфискация. Когда вам кажется, что кто-то слишком богат, вы просто забираете их деньги. Но это неэффективный способ управлять динамикой богатства. Война — еще менее эффективный способ, так что я предпочту прогрессивные налоги, но, конечно, история изобретет свои способы, которые, наверное, будут включать все вышеописанное.

Спасибо.

Бруно Гиссани: Томас Пикетти. Спасибо.

Томас, я хочу задать вам пару вопросов. То, как вы владеете данными, безусловно, впечатляет. Вы предполагаете, по сути, что рост концентрации богатства — это естественная тенденция капитализма, и если мы оставим все, как есть, это может стать угрозой для самой системы. Вы утверждаете, что нам нужно проводить политику перераспределения богатства, включая то, что мы только что видели: прогрессивные налоги и прочее. В текущей политической ситуации, насколько это реально? Насколько, по-вашему, вероятно, что такая политика будет проведена?

Томас Пикетти: Я думаю, что если мы посмотрим назад, на историю доходов, богатства и налогов, мы обнаружим много сюрпризов. Так что я не особо впечатлен теми, кто знает наперед, что случится, а что нет. Думаю, сто лет назад многие люди сказали бы, что прогрессивное налогообложение невозможно, и вот сейчас оно у нас есть. И даже пять лет назад многие говорили, что банковская тайна в Швейцарии будет у нас всегда. Швейцария была столь могущественна по сравнению с остальным миром, а затем несколько неожиданных санкций США против швейцарских банков спровоцировали перемены, и сейчас мы движемся к бо́льшей финансовой прозрачности. Я думаю, не так уж и сложно координировать финансовую политику. Мы ожидаем, что страны, производящие половину мирового ВВП, сядут за стол переговоров с США и Европейским Союзом, так что если 50% мирового ВВП недостаточно, чтобы продвинуться в сторону финансовой прозрачности и минимальных налогов для международных корпораций, то что тогда нужно? Я думаю, это не технические трудности. Я думаю, прогресс возможен, если мы будем более прагматично подходить к этим вопросам и установим надлежащие санкции для тех, кто наживается на финансовой непрозрачности.

БГ: Один из аргументов против вашей точки зрения — экономическое неравенство – это не только черта капитализма, но и его основная движущая сила. Мы принимаем меры для уменьшения неравенства, но в то же время мы, возможно, сокращаем экономический рост. Что вы на это ответили бы?

ТП: Я думаю, неравенство само по себе не проблема. До некоторой степени неравенство может даже быть полезным для роста и инноваций. Вопрос в степени неравенства. Когда неравенство становится слишком большим, оно уже бесполезно для роста экономики и может даже вредить ему, потому что оно ведет к застыванию неравенства во времени и меньшей подвижности. Например, тот уровень концентрации богатства, который мы видели в XIX веке и почти до начала Первой мировой войны в каждой европейской стране, как мне кажется, не способствовал росту. Это прекратилось из-за совпадения трагических событий и изменений политики, однако рост экономики не остановился. Также высокий уровень неравенства может плохо влиять на демократию, если он создает неравный доступ к голосованию; влияние частных капиталов на политику США, я думаю, сейчас то, о чем нужно задуматься. Мы не хотим возвращаться к тому огромному довоенному неравенству. Если у среднего класса сосредоточено значительное количество активов, — это совершенно не плохо для роста экономики. Это даже полезно с точки зрения объективности и эффективности.

БГ: Я говорил в начале, что вашу книгу критиковали, некоторые данные тоже, равно как и выбранные вами данные. Вас обвиняли в выборе только самых привлекательных данных. Что вы можете на это ответить?

ТП: Я отвечу, что очень рад, что моя книга вызывает споры. Отчасти для этого она и задумывалась. Я выложил все данные онлайн с подробнейшими выкладками затем, чтобы мы могли открыто обсуждать их. И я ответил по пунктам на каждое сомнение. Если бы я переиздал книгу сегодня, я бы написал в заключении, что рост неравного распределения богатства, особенно в Соединенных Штатах, оказался выше, чем я описывал в моей книге. Исследование Саеза и Зукмана приводит новые данные, которых у меня не было раньше. Данные показывают, что концентрация богатства в США выросла еще больше, чем по моим данным. В будущем появятся новые данные. Они будут другими. Мы почти каждую неделю выкладываем в интернет новые данные из «Самых высоких доходов в мире», и мы будем продолжать делать это, особенно для быстрорастущих стран. Я приглашаю всех, кто хочет принять участие в процессе сбора данных. На самом деле, я, безусловно, согласен с тем, что у нас нет достаточной прозрачности в изменении богатства, и хороший способ получить данные — это ввести налог на капитал с небольшим процентом для начала, чтобы мы привыкли к этому важному изменению и скорректировали нашу политику в зависимости от наблюдений. Налогообложение — источник знаний, и это то, что нам действительно нужно сейчас.

Перевод: Надя Борисова
Редактор: Юлия Юртаева

Источник