Маргретe Вестагер: Новая эпоха корпоративных монополий

Вернемся в 1957 год. Представители шести европейских стран съехались в Рим для подписания договора, из которого вырастет Европейский союз. Европа была уничтожена. Европа стала очагом мировой войны. Человеческие страдания были невообразимы и беспрецедентны. Эти люди хотели создать мирную, демократическую Европу, которая служит интересам ее населения.

И одним из многих слагаемых этого мирного проекта был общий европейский рынок. Уже тогда они видели, как рынки, будучи предоставленными сами себе, могут как бы вырождаться просто в частную собственность крупных предприятий и картелей, удовлетворяя нужды некоторых предприятий, но не нужды клиентов.

Поэтому с первого же дня в 1957 году у Европейского союза были правила для защиты честной конкуренции. И это означает конкуренцию достоинств: конкуренцию по качеству продукции, по ценам, которые вы можете предложить, по услугам, новациям, внедряемым вами. Такова конкуренция достоинств. Есть хороший шанс реализовать ее на таком рынке. И моя задача как Комиссара по вопросам конкуренции — обеспечивать соблюдение этих правил компаниями, работающими в Европе.

Но давайте вернемся немного назад. Зачем вообще нужны правила конкуренции? Почему бы не дать предприятиям просто конкурировать? Не лучше ли всего для нас, когда они свободно конкурируют, — ведь чем выше конкуренция, тем выше качество, ниже цены, больше инноваций? Ну, в основном так и есть. Но проблема в том, что иногда для предприятий конкуренция может быть неудобна, так как она означает гонку без конца, игру, где никогда не победить. Как бы вы ни были успешны раньше, всегда есть кто-то, кто стремится занять ваше место. Поэтому искушение избежать конкуренции велико. Оно коренится в мотивах, древних, как Адам и Ева: в алчности до еще бóльших денег, в страхе утраты своего положения на рынке и всех сопутствующих преимуществ.

А когда алчность и страх сочетаются с властью, получается опасная смесь. Мы видим это в политике. В некоторых странах сочетание алчности и страха означает, что тот, кто получил власть, очень неохотно ее отдает. Среди многих вещей, которые мне нравятся и восхищают меня в нашей демократии, — нормы, заставляющие наших лидеров сдавать власть по велению избирателей. И правила конкуренции могут действовать схожим образом на рынке, исключая преобладание алчности и страха над честностью. Потому что эти правила значат, что компании не могут злоупотреблять своей властью для подрыва конкуренции.

Задумайтесь на минутку о своей машине. У нее тысячи деталей: от подушек сидений до электропроводки и лампочек. И в случае многих из этих деталей мировые автопроизводители зависят от очень немногих поставщиков. Поэтому вряд ли удивительно, что для этих поставщиков заманчива идея договориться о ценах. Но только вообразите, как это скажется на итоговой цене вашей новой машины на рынке. Только это не воображаемый пример. Европейская комиссия расследовала уже семь разных картелей по деталям автомобилей, и некоторых мы еще расследуем. Здесь Министерство юстиции также изучает рынок деталей автомобилей и назвало это крупнейшим уголовным расследованием, которое ему доводилось проводить. Но без правил конкуренции не было бы расследований, ничто не препятствовало бы такому сговору и росту цен на ваши автомобили.

Причем не только компании могут подрывать честную конкуренцию. Правительства тоже могут. И они это делают, когда раздают субсидии лишь немногим избранным фаворитам. Они могут делать это, раздавая субсидии — которые, конечно, всегда оплачивают налогоплательщики, — компаниям. Это может иметь форму особых налоговых режимов, таких как налоговые льготы, полученные компаниями вроде Fiat, Sturbucks и Apple от некоторых правительств в Европе. Такие субсидии прекращают конкуренцию между компаниями на равных. Это может означать, что преуспевают те компании, которые получили больше субсидий, имеют лучшие связи, а не те — как должно быть, — которые лучше обслуживают потребителей. Поэтому иногда нам надо вмешиваться для обеспечения должного функционирования конкуренции. Вмешиваясь, мы помогаем рынкам работать честно, потому что конкуренция дает потребителям возможность требовать справедливой сделки. Это значит понимание компаниями того, что если они не могут предложить хорошую цену или отвечающее ожиданиям обслуживание, клиент уйдет к другому.

И такая вот честность важнее, чем мы порой можем представить. Очень немногие думают о политике все время. Некоторые не думают даже во время выборов. Но мы все на рынке. Мы на рынке каждый день. И мы не хотим, чтобы предприятия договаривались о ценах кулуарно. Мы не хотим, чтобы они делили рынок между собой, чтобы одна большая компания могла просто навсегда устранить конкурентов, не дав им показать свои возможности потребителям.

Если такое происходит, очевидно, мы чувствуем, что нас обманули, что рынок нас игнорирует или пренебрегает нами. И это может подорвать не только нашу веру в рынок, но и нашу веру в общество. В недавнем исследовании более двух третей европейцев сказали, что ощущают следствия недостаточной конкуренции, что тарифы на электричество слишком высоки, что необходимые им лекарства слишком дороги, что у них нет реального выбора, если они хотят путешествовать на автобусе или на самолете или если плохо работает их интернет-провайдер. Короче говоря, они заключают, что рынок к ним несправедлив. Это может казаться мелочами, но они могут дать это ощущение, что мир в действительности несправедлив. И они видят, что рынок, который должен был обслуживать каждого, становится, скорее, частной собственностью немногочисленных влиятельных компаний.

Рынок не общество. Общество — это, конечно, гораздо больше, чем рынок. Но недостаточная вера в рынок может перейти на общество, и тогда мы теряем и веру в наше общество. А это, возможно, самое важное, что у нас есть, — доверие. Мы можем доверять друг другу, если мы на равных. Чтобы шансы у нас были равны, мы все должны следовать одинаковым основополагающим правилам. Конечно, некоторые люди и предприятия успешнее других, но мы не верим в общество, если призы раздаются еще до начала состязания.

И тут в действие вступают правила конкуренции, потому что когда мы обеспечиваем честность рыночных процессов, предприятия конкурируют достоинствами, и это способствует выстраиванию доверия, необходимого нам как гражданам для спокойствия, чувства контроля ситуации и доверия, позволяющего обществу функционировать. Потому что отсутствие доверия затрудняет все. Простая повседневная жизнь требует, чтобы мы доверяли незнакомцам, доверяли банкам, хранящим наши деньги, строителям, строящим наши дома, электрикам, приходящим чинить проводку, доктору, который лечит нас, когда мы больны, не говоря уж о водителях вокруг нас на дороге, даже когда ясно, что они спятили. И при этом нам надо верить, что они поступят правильно. И суть в том, что чем больше становится общество, тем важнее становится доверие и тем труднее его выстраивать. И в этом парадокс современных обществ. И это особенно верно, когда технологии меняют то, как мы взаимодействуем. Да, в некоторой степени технологии помогают нам выстраивать доверие друг другу благодаря рейтинговым и другим системам, создающим условия для экономики общего участия. Но технологии еще и бросают совершенно новые вызовы, когда требуют от нас вместо доверия другим людям доверять алгоритмам и компьютерам.

Конечно, все мы видим, разделяем и ценим все блага, которые дают нам новые технологии. Таких благ много. Беспилотные автомобили могут дать инвалидам новый уровень самостоятельности. Они экономят время нам всем и очень хорошо оптимизируют использование ресурсов. Алгоритмы, основанные на обработке колоссальных массивов данных, могут позволить врачам гораздо лучше подбирать нам лечение и многое другое. Но никто не станет предоставлять данные о своем здоровье и садиться в машину, которой управляет алгоритм, если не доверяет компаниям, которые их обслуживают. И такое доверие не всегда имеет место. Сегодня, например, менее четверти европейцев доверяют интернет-компаниям защиту своих персональных данных.

Но что, если бы люди знали, что могут быть уверены, что технологические компании будут с ними честны? Что, если бы они знали, что эти компании реагируют на конкуренцию, стараясь быть лучше, лучше обслуживать клиентов, а не используя свою власть для устранения конкурентов, скажем, опуская их услуги гораздо ниже в поисковой выдаче и продвигая самих себя? Что, если бы они знали, что соблюдение правил изначально прописано в алгоритмах, что алгоритму пришлось отучиться в школе правил конкуренции, прежде чем быть допущенным к работе, что эти алгоритмы разработаны таким образом, который исключает их сговор, образование ими собственного маленького картеля в черном ящике, в котором они работают?

Вместе с регулированием правила конкуренции позволяют это сделать. Они могут помочь нам обеспечить честность новых технологий в отношении людей и возможность всем конкурировать в равных условиях. И это может помочь нам выстроить доверие, необходимое, чтобы подлинная инновация процветала и чтобы общество развивалось для граждан. Потому что доверие нельзя навязать. Его надо заслужить.

С самых первых дней Евросоюза, 60 лет назад, наши правила конкуренции помогают выстраивать это доверие. Многое изменилось. Трудно сказать, какой вывод те шесть представителей сделали бы о смартфоне. Но в современном мере, как и в тогдашнем мире, конкуренция заставляет рынок работать на каждого. И поэтому я уверена, что настоящая и честная конкуренция жизненно важна для выстраивания доверия, необходимого нам для максимальной продуктивности общества, и это начинается с исполнения наших правил — фактически, просто чтобы рынок работал на каждого.

Спасибо.

Бруно Джуссани: Спасибо. Спасибо, комиссар.

Маргрете Вестагер: Была рада выступить.

БД: Хочу задать вам пару вопросов. Первый — о данных, потому что у меня такое впечатление, что технологии и данные меняют то, как ведется конкуренция и как вырабатывается и осуществляется ее регулирование. Могли бы вы прокомментировать это?

МВ: Да, это определенно осложняет нашу задачу, потому что нам приходится как оттачивать имеющийся инструментарий, так и разрабатывать новый. Когда мы знакомились с ответами Google на наше уведомление о претензиях, мы изучили 5,2 терабайта данных. Это немало. Поэтому нам пришлось внедрять новые системы. Пришлось в этом разбираться. Потому что сейчас уже нельзя работать также, как всего несколько лет назад. Поэтому мы определенно оттачиваем свои методы работы. Еще мы стараемся различать разные виды данных, потому у некоторых данных стоимость крайне высока, что создает своего рода барьер для выхода на рынок. Другое можно просто… завтра это не будет стоить ничего. Поэтому мы стараемся исключить в будущем недооценку того факта, что данные на рынке подобны валюте и активу, который может быть настоящей преградой для конкуренции.

БД: Google. Несколько месяцев назад вы оштрафовали их на 2,8 млрд евро.

МВ: Нет, долларов. В наше время это не так уж сурово.

БД: Ну, это зависит от… Google подала апелляцию. Дело передается в суд. Это займет некоторое время. Ранее, в прошлом году, вы попросили Apple доплатить налогов на 13 млрд, также вы много расследуете деятельность других компаний, включая европейские и российские, а не только американские. При этом расследования в отношении американских компаний привлекают наибольшее внимание, а также служат почвой для некоторых обвинений. Вас обвиняют, по сути, в протекционизме, зависти и использовании закона для отпора американским компаниям, покорившим европейские рынки. На обложке «The Economist» как раз на этой неделе написано: «Вестагер против Кремниевой долины». Как вы на это реагируете?

МВ: Ну, во-первых, я отношусь к этому очень серьезно, потому что необъективности не место в исполнении закона. Нам нужно подкреплять свои дела доказательствами и фактами, а также юриспруденцией, чтобы еще и отстаивать их в суде. Во-вторых, Европа открыта для бизнеса, но не для ухода от налогов.

Дело в том, что мы меняемся, и, например, когда я спрашиваю своих дочерей — а они тоже пользуются Google: «Почему вы это делаете?» — они говорят: «Ну, потому что работает. Очень хороший продукт». Им бы и в голову не пришло ответить: «Потому что он американский». Просто потому, что он работает. И так, разумеется, и должно быть. Но точно также важно, чтобы кто-то за этим присматривал, как бы говоря: «Поздравляем вас с тем, что вы растете, растете и растете, но поздравления прекратятся, если мы выясним, что своим положением вы злоупотребляете, вредя конкурентам и не давая им обслуживать своих клиентов».

БД: Будет интересно следить за этим делом. Спасибо, что пришли на TED.

МВ: Была рада. Большое спасибо.

Перевод: Александр Трешин
Редактор: Анна Котова

Источник