Дэниел Гольман о сострадании

Знаете, я в шоке от того, что один из негласных подтекстов TED – это сострадание. Мы только что видели потрясающие презентации: про ВИЧ в Африке, президент Клинтон прошлым вечером… Я бы хотел продолжить эту мысль, если угодно, порассуждать о сострадании, и свести рассуждения с общих на личное. Я психолог, но, будьте спокойны, я не собираюсь сводить все к гениталиям.

В далеком прошлом было проведено исследование в Принстонской Богословской Семинарии о том, почему, когда у нас есть масса возможностей помочь, иногда мы решаемся на это, а иногда – нет. Группе студентов теологии в Принстонской Богословской Семинарии дали задание прочитать проповедь, и каждому была выдана конкретная тема. Половине студентов в качестве направления была дана притча о добром самаритянине, мужчине, который остановил незнакомца – чтобы помочь нуждающемуся незнакомцу на обочине дороге. Другой половине дали различные тематики из библии. Одному за другим им сказали пойти в соседнее здание и прочитать свою проповедь. Переходя из одного здания в другое каждый из них прошел мимо мужчины, корчащегося в стонах, явно нуждающегося в помощи. И вот вопрос: помогли ли они ему?

Более интересный вопрос вот в чем: имело ли значение то, что они размышляли о притче о добром самаритянине? Ответ прост: нет, совсем нет. Оказалось, что решающим фактором для того, чтобы остановиться и помочь незнакомцу в нужде, было то, насколько они опаздывали – или думали, что опаздывают, либо были слишком увлечены тем, о чем они собирались говорить. И я считаю, что это проблема всей нашей жизни, что мы не используем возможность помочь, потому что мы нацелены не на то, что нужно.

В области изучения мозга появилось направление, социальная нейробиология. Оно изучает область мозга двоих людей, активирующуюся во время их взаимодействия. С точки зрения социальной нейробиологии на сострадание нам естественно желание помочь. Иными словами, если мы уделяем внимание кому-то, то мы автоматически сопереживаем им, сочувствуем. Были обнаружены новые виды нейронов, зеркальные нейроны, которые работают как нейронный Wi-Fi, активируя те части нашего мозга, что и у другого человека. Мы «со»-чувствуем автоматически. И если этому человеку что-то нужно, если он страдает, мы автоматически готовы помочь. По крайней мере, такова теория.

Но вот вопрос: почему мы не помогаем? И я думаю, что спектр ответов варьируется от полного эгоцентризма до обращения внимания, сочувствия и сострадания. Правда заключается в том, что если мы целиком в себе, если мы поглощены заботами, как это часто бывает в течение дня, тогда мы и не можем по-настоящему замечать друг друга. И разница между нахождением в себе и в других может быть очень тонка.

На днях я заполнял налоги, и дошел до пункта, где я перечислял все свои пожертвования, и тут меня озарило, когда я добрался до чека, выписанного Фонду Сева: я поймал себя на мысли, что мой друг, Ларри Бриллиант, был бы счастлив узнать о том, что я финансово поддержал Фонд. Тут-то я и осознал, что я получаю, отдавая – приступ самовлюбленности – я чувствую себя хорошим. Потом я начал думать о людях в Гималаях, которых излечат от катаракты, и я осознал, что внутри произошло движение от самовлюбленного забвения к альтруистической радости, к радости за людей, которым оказали помощь. Я думаю, это серьезная мотивация.

Но это различие между сосредоточенностью на себе и сосредоточенностью на других – это то, на что я хотел бы, чтобы мы все обратили внимание. В полном объеме это ощущается на свиданиях. Как-то раз в ресторане суши я подслушал разговор двух женщин о брате одной из них, он был озадачен поиском спутницы. Женщина говорила: «У моего брата явные проблемы с поиском женщин, и он пробует скоростные свидания.» Не уверен, слышали ли вы о таком? Женщины сидят за столами, а мужчины ходят от стола к столу, на которых есть часы и звонок, и за пять минут, хоппа, разговор заканчивается, и женщина принимает решение, дать ли мужчине визитку или электронную почту, чтобы продолжить знакомство. И женщина продолжает: «Моему брату еще ни разу не дали визитку. И я точно знаю, почему. Как только он садится, он начинает балаболить про себя, и никогда не расспрашивает женщину о ней.»

Я тут полистал раздел Воскресных Стилей в New York Times, перечитывал заметки о браках, они вообще очень занятные, и наткнулся на заметку о браке Алис Чарни Эпстайн. Она делилась тем, что когда она была в поисках партнера, у нее был очень простой способ проверить человека. Способ заключался вот в чем: сколько с момента встречи уходило на то, чтобы мужчина задал ей вопрос со словом «ты». Похоже, Эпстайн успешно прошел задание, раз есть брачная заметка.

А теперь — это небольшая проверка которую я советую попробовать вам на вечеринке. Тут, на TED, открывается масса возможностей. В Harvard Business Review недавно была напечатана статья «Миг Человечности» – о том, как по-настоящему поговорить с коллегой. И они написали, что главное, что надо сделать, это выключить мобильный телефон, закрыть ноутбук, оторваться от мечт и обратить полное свое внимание на человека. В английском языке появилось новое слово для обозначения момента, когда человек достает смартфон или отвечает на мобильный, и мы вдруг перестаем существовать для него. Это слово «дивотраханный», от слов «удивленный» и «затраханный».

Я думаю, оно прямо в точку. Наша способность сопереживать, гармонировать и отличает нас от макиавеллистов или социопатов. Мой зять – специалист в области ужасов и кошмаров, автор «Комментариев к Дракуле», «Основ Франкештейна», а также специалист по Чосеру, только он родился в Трансильвании, и, на мой взгляд, это на него повлияло. Как бы то ни было, в какой-то момент мой зять, Леонард, решил написать книгу о серийном убийце. О человеке, который бесчинствовал в этих самых местах много лет тому назад. Он был известен как Душитель из Санта Круз. До ареста он успел убить своих дедушку и бабушку, свою мать и пятерых сокурсников в Университете Санта Круз.

И вот мой зять отправляется на интервью с этим убийцей, и когда они встречаются, он вдруг осознает, что убийца наводит дикий ужас. Во-первых, он больше двух метров ростом. Но это далеко не самое страшное. Самое страшное – это коэффициент его интеллекта – 160, чистый гений. Но нет никакой связи между интеллектом и эмоциональной развитостью, способностью к состраданию. За это отвечают разные участки мозга.

В какой-то момент мой зять набирается храбрости для того, чтобы задать вопрос, на который он так хотел узнать ответ. Вопрос таков: «Как ты смог так поступить? Неужели ты не чувствовал никакой жалости к жертвам?» Это были очень интимные убийства – он душил своих жертв. И удушитель, не смущаясь, отвечает: «О, нет. Если б я переживал, я бы не смог этого сделать. Мне пришлось отключить эту часть себя. Мне пришлось отключить эту часть себя».

И, на мой взгляд, это и страшно. В каком-то смысле я размышлял о том, как мы все отключаем это в себе. Когда мы зацикливаемся на себе, занимаясь чем-либо, мы отключаем это в себе, даже если рядом кто-то есть. Только подумайте о шоппинге и о разных возможностях сопереживательного консьюмеризма. На данный момент, как отметил Билл МакДонох, вещи, которые мы покупаем и используем, имеют скрытые последствия. Мы все – несведующие жертвы общественной слепоты. Мы не замечаем, и мы не замечаем факт того, что мы не замечаем токсичные молекулы, которые излучает ковролин или обивка сидений. Или мы не знаем, что ткань – это технологический или производственный нутриент, она может быть переработана, или она просто окажется на свалке? Иными словами, мы не обращаем внимания на экологию, на здравоохранение, на социальные и экономические последствия от вещей, которые мы покупаем и используем. В каком-то смысле, сама эта комната – это слон в посудной лавке, но мы этого не видим. И мы стали жертвами системы, которая рассеивает наше внимание.

Подумайте вот о чем: есть замечательная книга, «Вещи: тайная жизнь каждодневных предметов». В ней есть истории, например, цикла жизни футболки, от места, где был выращен хлопок, удобрений, которые использовались для роста, и влияния этих удобрений на почву. Например, там говорится о том, что хлопок плохо впитывает текстильные красители, около 60% которых в результате оказываются в сточных водах. Эпидемиологи отлично знают, что дети, живущие рядом с текстильными предприятиями, чаще подвержены лейкимии. Есть такая компания, Bennett and Company, она поставляет продукты для Polo.com и Victoria’s Secret, они, из-за того что их президент в курсе ситуации, организовали совместное предприятие с красителями текстиля в Китае дабы гарантировать, что их сливные воды подвергались тщательной очистке перед возвращением в грунт. В данный момент у нас нет выбора между добродетельной футболкой и вредоносной. Что нужно для того, чтобы он был?

Я долго думал об этом. Для начала, существует технология электронной маркировки, позволяющая любому магазинам узнать полную предысторию любого товара на их прилавках. Можно отследить маршрут до производителя. После того, как доходишь до производителя, можно узнать о процессе производства, и если он не вредоносен, то можно сделать соответствующую отметку. Если он вредоносен, то можно пойти – в наши дни в любой магазин, просканировать штрихкод своим КПК, и попасть на соответствующий веб-сайт. Уже существуют такие сайты для аллергиков на арахис. Сайт мог бы содержать информацию об этом продукте. Другими словами, в момент покупки у нас будет возможность проявить сострадание.

В мире информатики есть крылатое выражение: в итоге все будут знать все. Вопрос заключается вот в чем: изменит ли это что-либо? Когда я работал в New-York Times, в восьмедисятых, я написал статью о том, что тогда было новой проблемой Нью-Йорка, – бомжи на улицах города. Я провел пару недель на выездах с социальными службами, которые занимались бомжами. И я осознал, взглянув на бездомных их глазами, что их подопечные – душевнобольные люди, которым просто некуда податься. Они были больны. Это заставило меня… это вывело меня из урбанистичного транса, где если мы идем куда-то и замечаем бомжа боковым зрением, то оно и идет побоку. Мы не обращаем внимания, и, потому, ничего не делаем.

Как-то вскоре после этого, в одну из пятниц, ближе к вечеру я спустился в метро. Был час-пик, тысячи людей стремились по лестницам. И вдруг, спускаясь по лестнице, я заметил мужчину, ссутулившегося у стены, он был без рубашки, без движения, и люди просто перешагивали через него – сотни и сотни людей. И из-за того, что мой убранистичный транс каким-то образом ослаб, я остановился, чтобы узнать, что случилось. Как только остановился я, еще пол-десятка людей окружили нас с мужчиной. Мы выяснили, что он латиноамериканец, не знает ни слова по-английски, у него ни копейки денег, и он уже несколько дней слоняется по улицам, и он потерял сознание от голода. Тут же кто-то пошел за апельсиновым соком, кто-то еще принес хот-дог, кто-то привел полицейского. В мгновение ока мужчина был на ногах. И нужно было всего-то обратить на него внимание. И я полон оптимизма.

Перевод: Анна Жеглова
Редактор: Пол Шуст

Источник