Роберт Сапольски: Биологическая природа наших лучших и худших сторон

Крис Андерсон: Последние несколько лет Роберт изучал странности человеческого поведения и тщетность всех наших попыток это поведение объяснить. Поэтому так не терпится услышать, как он впервые объяснит широкой публике некоторые свои размышления по этому поводу. А сейчас перед вами Роберт Сапольски.

Роберт Cапольски: Спасибо. У меня есть фантазия с неизменным сценарием: я победил его элитную охрану, ворвался к нему в секретный бункер с заряженным автоматом. Он бросается к своему пистолету Люгера, но я выбиваю его из рук. Он бросается за таблеткой цианида, но я отбираю и ее. Он рычит, нападает на меня с неистовой силой. Мы боремся, мне удается скрутить его и надеть наручники. Я говорю: «Адольф Гитлер, вы арестованы за преступления против человечества».

На этом моменте фантазия о медали «За отвагу» заканчивается, и иллюзия меркнет. Что бы я сделал с Гитлером? Включив воображение, это легко представить. Я бы перерезал ему глотку, выцарапал глаза тупым предметом, проколол барабанные перепонки, отрезал язык, чтобы его жизнь поддерживали дыхательный аппарат и трубка для питания, чтобы он не мог говорить, двигаться или видеть; лишь чувствовать. А затем вколол бы ему что-то канцерогенное, от чего он бы покрылся гнойными прыщами, а все клетки его тела кричали бы в агонии до тех пор, пока каждая секунда не превратится в кромешный ад. Вот что я бы сделал с Гитлером.

Эта фантазия появилась у меня еще в детстве, и до сих пор, когда я к ней возвращаюсь, сердце начинает биться чаще — все эти планы касаются самой злой, грешной души в истории. Но проблема состоит в том, что я не верю в существование души или зла. Для меня «Злая» это лишь мюзикл. Есть люди, которым я желаю смерти, но я против смертной казни. Мне нравятся низкопробные боевики, но я за строгий контроль над оружием. Несмотря на это, я играл в лазертаг и прекрасно провел время, прячась за углом и стреляя в людей. Другими словами, к теме жестокости я отношусь крайне неоднозначно.

Итак, у нашего вида есть очевидные проблемы с насилием. Мы используем душевые насадки, чтобы распылить газ, заражаем письма сибирской язвой, превращаем самолеты в оружие, а массовое насилие — в военную стратегию. Наш вид необычайно жесток. Но сложность заключается в том, что мы не против насилия как такового, мы против несправедливого насилия. А когда насилие «правильное», мы одобряем его, выдаем медали, голосуем за наших победителей и поддерживаем их. Если насилие «справедливое», мы от него в восторге. Но есть еще одна сложность: помимо склонности к невероятной жестокости, нашему виду также свойственны чрезвычайный альтруизм и сострадание.

Итак, как понять биологическую природу всего спектра нашего поведения, от образцового до самого ужасного?

Начну с самого скучного — понимания двигательных аспектов поведения. Головной мозг дает команду спинному мозгу и мышцам делать что-то, и ура, возникает поведение. Сложно понять само значение поведения, потому что в зависимости от обстоятельств спуск курка может быть либо ужасным поступком, либо героическим самопожертвованием. В разных ситуациях, положив свою руку на чью-то, вы выразите либо глубокое сострадание, либо ужасное неуважение. Сложность кроется в понимании биологии контекста нашего поведения, что невероятно трудно.

Ясно одно: вы никуда не продвинетесь, если все объяснения сведете к определенной части мозга, конкретному гормону, гену, детскому переживанию или эволюционному механизму. Наоборот, у каждого элемента поведения есть несколько уровней причинных связей.

Рассмотрим следующий пример. У вас есть оружие. И вдруг наступает кризис: бунт, насилие, вокруг бегают люди. На вас бежит взволнованный незнакомец — вы не уверены, напуган он, зол или опасен, — в руках он держит нечто, похожее на пистолет. Вы не уверены. Незнакомец приближается, и вы спускаете курок. Но выясняется, что этот человек держал в руке телефон.

И теперь мы задаем биологический вопрос: что из происходящего стало причиной данного поведения? Что вызвало это поведение? Отсюда следует масса вопросов.

Итак, начнем. Что происходило в вашем мозгу за секунду до спуска курка? И теперь мы переносимся в область мозга под названием миндалина. Миндалина, ответственная за насилие и страх, посылает поток сигналов, которые приводят к нажатию на курок. Насколько активна была ваша миндалина за секунду до того?

Чтобы понять это, нужно сделать небольшой шаг назад. Что из происходящего вокруг вас за секунды, минуты до выстрела, повлияло на миндалину? Очевидно, увиденное вами, звуки бунта — все это повлияло. Но, кроме того, вы с большей вероятностью примете телефон за пистолет, если незнакомец будет высоким мужчиной, принадлежащим другой расе. Также, если вы испытываете боль, голод или усталость, ваша лобная доля — часть мозга, которая должна вовремя послать миндалине вопрос «Ты точно уверена, что у него пистолет?» — не будет работать правильно.

Но нам нужно сделать еще один шаг назад, нужно взглянуть в прошлое на часы, сутки, и теперь мы сталкиваемся с гормонами. Например, тестостерон. Не важно, какого вы пола, если в крови повышен уровень тестостерона, вы с большей вероятностью ошибочно воспримите безобидного человека как угрозу. Повышенный уровень тестостерона и гормонов стресса приводит к повышению активности миндалины и замедлению работы лобной доли.

Отмотаем на недели, месяцы назад — где здесь прослеживается связь? Теперь в игру вступает нейропластичность — мозг меняется под воздействием жизненных переживаний. Если за прошедшие месяцы вы постоянно испытывали стресс и потрясения, ваша миндалина увеличится. Нейроны станут легковозбудимыми, лобная доля атрофируется — все это повлияет на то, что произойдет в ту самую секунду.

Но мы отступаем дальше, на годы назад, например, в ваш подростковый период. В этот период центр подросткового мозга полностью созревает, за исключением пока еще незрелой лобной доли. Она окончательно формируется примерно к 25 годам. Так что в подростковом периоде и ранней зрелости под воздействием окружающей среды и жизненного опыта лобная доля становится такой, какой она будет у вас взрослого в тот критический момент.

Заглянем в более ранний период — детство и стадия зародыша — и рассмотрим все возможные варианты. Очевидно, на данной стадии происходит формирование мозга; это важный процесс, но помимо него все, что мы пережили в этот период, вызывает так называемые эпигенетические изменения, в некоторых случаях перманентные. Они окончательно активируют одни гены и отключают другие. Например, если во время беременности ваша мать постоянно испытывала стресс, по законам эпегенетики, в зрелом возрасте ваша миндалина станет легковозбудимой, а уровень гормона стресса будет повышен.

Но рассмотрим более ранний период, когда вы были лишь плодом, набором генов. Гены очень важны в данном случае, но они — не решающий фактор, потому что их воздействие зависит от окружающей среды. Ключевой пример: существует вариация гена MAO-A; обладатели данной вариации гена более склонны к проявлению насилия в обществе, но лишь при условии того, что в детстве они стали жертвой насилия. Гены и окружающая среда взаимодействуют, и то, что происходит в момент выстрела, напрямую зависит от взаимодействия генов и окружающей среды.

Удивительно, но нам следует отступить на столетия назад. Кем были ваши предки? Например, они были кочевыми скотоводами; скотоводы жили в пустынях или степях, выращивали стада верблюдов, коров и коз. Есть вероятность, что именно они создали так называемую культуру чести, которая включала военную подготовку, карательное насилие и клановую вендетту. Удивительно, но спустя столетия она все еще влияет на ценности, лежащие в основе нашего воспитания.

Но отступим еще дальше, на сотни миллионов лет, потому что, говоря о генах, мы косвенно касаемся их эволюции. И здесь мы сталкиваемся, например, с поведением разных видов приматов. Эволюционно одни виды менее склонны к проявлению агрессии, чем другие, а люди находятся где-то между этими крайностями, неуверенные и готовые в любой миг сделать шаг в одну из этих сторон.

К чему же это нас приводит? Самое главное: чтобы понять поведение, независимо от того, ужасное оно, образцовое или представляет собой что-то среднее, нужно учитывать все, что произошло за последние миллион лет, а не только за одну секунду до.

Так к чему же мы приходим на этом этапе? Формально, все сложно. Вот так полезное замечание. Все сложно, и нам стоит с большой осторожностью делать выводы из всего, что мы знаем о движущих силах поведения, особенно если мы сурово судим за это поведение.

Я считаю, что важнее всего здесь вопрос, касающийся перемен. Каждый упомянутый биологический элемент может меняться в разных условиях. Например, экосистемы меняются. Тысячи лет назад Сахара была буйным лугом. Культуры меняются. В XVII веке самым ужасающим народом Европы были шведы, неистовствовавшие повсюду. А вот чем шведские военные занимаются сейчас. У них не было войн уже 200 лет. Самое главное, мозги меняются. Нейроны развивают новые процессы. Связи рвутся. Все в мозгу меняется, в результате чего человек тоже подвергается поразительным изменениям.

Первый пример: этого мужчину зовут Джон Ньютон, он британский богослов, сыгравший ключевую роль в отмене рабства в Британской империи в начале XIX века. Удивительно, но в молодости он 10 лет был капитаном судна работорговцев, а позже сколотил себе состояние на инвестициях в работорговлю. А потом что-то изменилось. В нем изменилось что-то, что сам Ньютон прославляет в своем самом известном произведении — гимне «О, благодать».

Это фото Зенджи Абе сделано утром 6 декабря 1941 года перед тем, как он возглавил японскую эскадрилью при бомбардировке Перл-Харбора. А это он же спустя 50 лет, обнимает выжившего на земле в той бомбардировке. Будучи уже стариком, Зенджи Абе пришел на церемонию встречи выживших в Перл-Харборе и на ломаном английском попросил прощения за содеянное им в молодости.

Но на это не всегда уходят десятки лет. Иногда значительные перемены могут произойти всего за несколько часов. Рассмотрим Рождественское перемирие 1914 года в Первой мировой войне. Стороны договорились о временном перемирии, чтобы солдаты могли выйти и забрать тела с нейтральной территории между линиями траншей. И вскоре британские и немецкие солдаты принялись за дело. Они помогли друг другу перенести тела и выкопать могилы в замерзшей земле, а затем вместе молились, праздновали Рождество и обменивались подарками, а на следующий день играли в футбол, обменивались адресами, чтобы встретиться после войны. Перемирие длилось, пока не вернулись офицеры и не сказали: «Мы будем убивать вас, пока вы не станете снова убивать друг друга». Всего за несколько часов эти люди превратились в новую категорию «мы». Есть «мы», засевшие в этих окопах по обе стороны, погибающие без какой-либо причины, и есть «они» — представители безликой силы за линией фронта, которые используют нас как пешек.

Иногда для изменений достаточно нескольких секунд. Вероятно, самым ужасным событием Вьетнамской войны было массовое убийство в Сонгми. Отряд американских солдат вошел в незащищенную деревню, населенную мирными гражданами. Было убито 350–500 жителей, женщины и дети подверглись массовому изнасилованию, военные изуродовали их тела. Это было ужасно. Ужасно, потому что правительство отрицало произошедшее, потому что власти США ограничились выговором и потому что такое наверняка повторялось не раз. Этот мужчина, Хью Томпсон, остановил резню в Сонгми. Он пилотировал боевой вертолет, приземлился там, вышел и увидел, как американские военные убивают детей, пожилых женщин. Он выяснил, что происходит, взлетел на своем вертолете, и следующий его поступок на всю оставшуюся жизнь определил, к кому он относится — к «нам» или к «ним». Он приземлился на вертолете между выжившими жителями деревни и американскими солдатами, направил оружие на американцев и сказал: «Прекратите убивать, иначе я прикончу вас всех».

Итак, эти люди ничем не отличаются от нас. Те же нейроны, связи в мозгу, биология. Здесь остается лишь добавить неизменную фразу: «Кто не учит историю, обречен ее повторять». Наша же ситуация диаметрально противоположная. Кто не учит историю значимых изменений человека, биологию того, что нас меняет, делает нас лучше, те, кто этого не делает, не могут повторить те поразительные, значимые поступки.

КА: Выступления, которые дают нам новую ментальную модель чего-либо, — их я люблю больше всего на TED, и сейчас мы услышали одно из них. Роберт, большое спасибо за это. Удачи с книгой. Это было потрясающе, мы постараемся, чтобы в следующем году вы к нам приехали. Огромное спасибо.

Перевод: Наталья Писемская
Редактор: Екатерина Юссупова

Источник