Даниель Райзель: нейробиология реабилитации преступников

Сегодня я хочу поговорить о том, как можно изменить мозг и общество в целом.

Знакомьтесь, это Джо. Джо 32 года, и он убийца. Я встретил Джо 13 лет назад в отделении пожизненно заключенных в тюрьме строгого режима в Вормвуд Скрабс в Лондоне. Попробуйте представить себе это место. Оно выглядит и ощущается так, как оно звучит: Вормвуд Скрабс [Заросли древесных червей]. Место построено в конце викторианской эпохи самими заключенными, и именно там содержались наиболее опасные заключенные Англии. Эти лица совершали преступления невероятной тяжести. И я работал там, изучая их мозг. Я был частью команды научных сотрудников из Университетского Колледжа Лондона, получившей грант Министерства здравоохранения Великобритании. Моя задача заключалась в изучении группы заключенных, клинически диагностированных психопатов. Это означает, что они были наиболее расчетливыми и агрессивными по сравнению с другими заключенными. Что же лежит в основе их поведения? Существуют ли неврологические причины их состояния? И если существуют, то можно ли найти способ их устранения?

Я хотел бы поговорить о метаморфозах и, в частности, об эмоциональных метаморфозах. По мере того как я рос, я был заинтригован тем, как меняются люди. Моя мама, психотерапевт в клинике, иногда принимала больных на дому по вечерам. Она закрывала дверь в гостиную, и я воображал какие магические метаморфозы происходили в этой комнате. В возрасте пяти или шести лет я подкрадывался к двери в пижаме и прижимался ухом к двери. Не раз я так и засыпал, и им приходилось отодвигать меня с пути после окончания их сеанса.

И я полагаю, так я и оказался в комнате для допросов в первый день исследований в Вормвуд Скрабс. Джо сел напротив меня за стальной стол и встретил меня пустым выражением лица. Начальник тюрьмы, выглядевший совершенно равнодушным, сказал: «Если будут проблемы, просто нажмите красную кнопку, и мы сразу же прибежим».

Я присел на стул. И металлическая дверь захлопнулась за мной. Я посмотрел на красную кнопку, расположенную на противоположной стене далеко за спиной Джо.

Я посмотрел на Джо. Возможно, заметив мое беспокойство, он наклонился вперед и сказал настолько успокаивающе, насколько мог: «Да не беспокойтесь о кнопке, она все равно не работает».

В течение следующих месяцев мы тестировали Джо и его товарищей, анализируя их способности различать эмоции. Также мы изучали их физическую реакцию на эти эмоции. Так, например, если большинству из нас показать фото грустного человека, мы тут же увидим физическую реакцию: учащение сердцебиения и усиление потоотделения. В то время как психопаты в нашем исследовании были в состоянии описать фотографии в деталях, они не смогли показать необходимых эмоций. Они не отреагировали на физическом уровне. Как будто они были способны найти подходящие слова, но не были способны на сопереживание. Поэтому мы хотели более детально изучить это с помощью МРТ их мозга. Что оказалось не такой простой задачей. Представьте себе перевозку целой группы клинических психопатов через Центральный Лондон в кандалах и наручниках в час пик. И для того, чтобы поместить их в томограф, необходимо снять все металлические предметы, включая кандалы и наручники, и, как я узнал, даже пирсинг.

Однако, через некоторое время мы нашли приемлемое решение. Эти люди — не просто жертвы неблагополучного детства. Там было кое-что еще. У таких людей, как Джо, в головном мозге присутствует недостаточность миндалины. Миндалина представляет собой миндалевидный орган, находящийся глубоко внутри каждого из полушарий головного мозга. Считается, что именно она — ключ к сопереживанию. Как правило, чем больше человек сопереживает, тем крупнее и активнее у него миндалина. Наша группа заключенных имела недоразвитую миндалину, что, вероятно, и привело к отсутствию сопереживания и аморальному поведению.

Итак, давайте сделаем шаг назад. Как правило, усвоение нравственного поведения — это просто часть взросления, как и обучение говорению. В возрасте шести месяцев практически каждый из нас способен различать живые и неживые объекты. В возрасте 12 месяцев большинство детей способны имитировать целенаправленные действия других людей. Так, например ваша мама поднимает руки, чтобы потянуться, и вы подражаете ей. Сначала вам это не очень удается. Я помню, как мой двоюродный брат Саша, двух лет от роду, рассматривал книжки с картинками и облизывал один палец и переворачивал страницу другой рукой, и он делал так снова и снова. Шаг за шагом, мы строим фундамент социальной части нашего мозга, так что к трем или четырем годам большинство детей, но не все, конечно, приобрели способность понимать намерения других людей, а это еще одно необходимое условие для сопереживания.

Тот факт, что этот ход развития универсален, независимо от того, в какой части света или в какой культуре вы живете, наводит на мысль о том, что основы нравственного поведения — врожденные. Если вы сомневаетесь в этом, попробуйте, как я, нарушить обещание, которое дали четырехлетнему ребенку. Вы увидите, что четырехлетний ребенок совсем не наивен. Его разум больше похож на швейцарский армейский нож с фиксированными психическими модулями, тонко отточенными в ходе развития, и острым чувством справедливости.

Первые годы имеют решающее значение. Такое ощущение, что есть некий предел, после которого усвоение моральных устоев становится более сложным, как изучение иностранного языка для взрослых. Однако, это не означает, что это невозможно. Последние замечательные исследования Стэнфордского университета показали, что люди, которые играли в игры виртуальной реальности, где они примерили роль хороших и всегда готовых помочь супергероев, в реальной жизни стали более заботливыми по отношению к другим людям. Я, конечно, не предлагаю наделить преступников суперспособностями, но я считаю, что нам необходимо найти способ помочь Джо и ему подобным изменить свой мозг и свое поведение, ради их же блага и, конечно, ради нашего блага тоже.

Так можно ли изменить мозг? Более 100 лет нейроанатомы, а позднее и неврологи, считали, что после первоначального развития в детстве новые клетки мозга не образуются в мозге взрослого человека. Мозг может измениться только в определенных пределах. Это было догмой. Но в 90-е годы исследования начинают показывать, на примере Елизаветы Гульд в Принстоне и других, доказательства нейрогенеза, рождения новых клеток головного мозга в мозге взрослых млекопитающих. Сначала в обонятельных областях, которые отвечают за наше чувство запаха, затем в гиппокампе с участием краткосрочной памяти, и, наконец, в самой миндалине.

Для того чтобы понять, как происходит этот процесс, я оставил исследование психопатов и присоединился к лаборатории в Оксфорде, которая занимается обучением и развитием. Вместо психопатов я изучал мышей, потому что строение мозга сходно у различных социальных животных. Так что, если вы посадите мышь в стандартную клетку, вроде коробки из-под обуви с ватой внутри, оставите ее там одну и без особой стимуляции, мышь не только не будет развиваться, но и будет показывать странное, повторяющееся поведение. Это по природе социальное животное потеряет свою способность общения с другими мышами и даже будет вести себя агрессивно в их окружении. Однако мыши, выращенные в так называемой обогащенной среде, с другими мышами, с колесами, лестницами и различными областями для изучения, демонстрируют нейрогенез, рождение новых клеток головного мозга. И, как мы показали, их показатели выше по целому ряду задач на обучение и память. Конечно, у них не развивается нравственность до такой степени, что они помогают нести сумки старым мышам на улице, но их улучшенная среда привела к здоровому социальному поведению. Мыши же, выращенные в стандартной клетке, не отличающейся, можно сказать, от тюремной камеры, имеют значительно более низкий уровень выработки новых нейронов в головном мозге.

Теперь ясно, что миндалина млекопитающих, включая приматов вроде нас, способна к нейрогенезу. В некоторых областях мозга, более чем 20% клеток образуются вновь. Мы только сейчас начинаем понимать, какие именно функции имеют эти клетки, однако это показывает, что мозг способен меняться удивительным образом и во взрослой жизни. Однако, кроме этого наш мозг особенно чувствителен к стрессу. Гормоны стресса, глюкокортикоиды, производимые мозгом, подавляют рост этих новых клеток. Чем больше стресс, тем хуже развивается мозг, что, в свою очередь, приводит к меньшей адаптируемости и выступает причиной более сильного стресса. Это взаимодействие между природой и воспитанием в режиме реального времени на наших глазах.

Если задуматься, парадоксально, что наше решение на данный момент для людей с миндалиной в состоянии стресса — это разместить их в окружающей среде, которая тормозит любую возможность дальнейшего роста. Конечно, тюремное заключение — это необходимая часть системы уголовного правосудия и защиты общества. Наши исследования не говорят о том, что преступники должны предоставлять свои МРТ в качестве доказательства в суде и соскользнуть с крючка, потому что у них неправильно функционирует миндалина. Доказательства на самом деле показывают другое. Так как наш мозг способен к изменению, мы должны взять на себя ответственность за наши действия, а они должны взять на себя ответственность за свою реабилитацию. Один из способов — через программы реабилитации. В них жертвы, если они согласятся участвовать, и преступники встречаются лицом к лицу в безопасном и контролируемом пространстве, и преступник получает возможность взять на себя ответственность за свои действия, а жертва играет активную роль в процессе. В такой обстановке преступник может видеть, возможно, впервые, что жертва — это живой человек с мыслями и чувствами, настоящими эмоциями. Это стимулирует миндалину и, может способствовать более эффективной реабилитационной практике, чем простое лишение свободы. Такие программы не для всех окажутся эффективными, но для многих это может быть способом растопить лед в душе.

Что мы можем сделать сейчас? Как мы можем применить эти знания? Я хотел бы закончить выступление тремя уроками, которые я усвоил. Первое, что я узнал, — это то, что мы должны изменить наше мышление. Так как Вормвуд Скрабс был построен 130 лет назад, общество продвинулось практически в каждом направлении, в том, как работают школы и больницы. Но как только мы говорим о тюрьмах, мы словно возвращаемся во времена Диккенса, а, может, и в средневековые времена. Я думаю, что слишком долго мы позволяли себе быть убежденными в ложном понятии о том, что человеческую природу нельзя изменить, и это дорого обходится нашему обществу. Мы знаем, что мозг способен к необычайным изменениям, и лучший способ их достижения, даже у взрослых, заключается в изменении и модулировании нашей окружающей среды.

Второй урок заключается в том, что нам необходимо сотрудничать с людьми, которые считают, что наука необходима для осуществления социальных перемен. Неврологу достаточно легко поместить опасного заключенного в томограф. На самом деле, как оказывается, это не так уж и легко, но в конечном счете мы хотим понять, действительно ли мы способны снизить уровень рецидивов. Для того чтобы ответить на такие сложные вопросы нам нужно, чтобы люди с разным опытом — ученые в лабораториях и врачи в клиниках, социальные работники и политики, благотворители и активисты по правам человека — работали вместе.

И последнее: я считаю, что нам необходимо изменить наши собственные миндалины, потому что эта проблема касается не только Джо, но и всех нас. Мы должны изменить наше представление о Джо, как о ком-то неисправимом, потому что, если мы видим его неисправимым преступником, как он сможет увидеть себя иначе? Через 10 лет Джо будет выпущен на свободу из Вормвуд Скрабс. Будет ли он среди 70% заключенных, у кого случится рецидив и кто вернется за решетку? Разве не было бы лучше, если во время отбывания наказания Джо мог бы тренировать миндалину, тем самым стимулируя рост новых клеток головного мозга и новых связей, чтобы он мог иметь возможность смотреть на мир правильно после освобождения из тюрьмы? Конечно, ведь это в наших общих интересах.

Перевод: Ольга Табунщикова
Редактор: Марина Прокофьева

Источник