Карим Абуэлнага: летняя школа, которую дети действительно хотят посещать

Получение высшего образования — это двадцатилетняя инвестиция. Когда вы растете в бедности, вы не приучены заглядывать так далеко в будущее. Вместо этого вы думаете о том, где вы будете обедать в следующий раз и как ваша семья оплатит аренду жилья в этом месяце. Помимо этого, для моих родителей и родителей моих друзей, работавших таксистами и уборщиками, это, похоже, было нормально. Так казалось и мне до того, как я стал подростком и понял, что не хочу делать то же самое. К тому времени я прошел две трети пути моего образования, и было уже почти поздно что-то менять.

Когда вы растете в бедности, вы хотите быть богатыми. Я не был исключением. Я второй ребенок из семи, меня растила одинокая мать на дотациях правительства в Куинсе, Нью-Йорк. Вследствие жизни с низким уровнем дохода я, братья и сестра ходили в беднейшие бесплатные государственные школы Нью-Йорка. У меня было около 60 пропусков в седьмом классе, потому что мне не хотелось ходить в школу. Заканчивали школу только 55% учеников, и, что того хуже, только 20% ребят-выпускников были готовы к колледжу.

Когда я поступил в колледж, я рассказал другу Бреннану, как наши учителя всегда просили нас поднять руки, если мы собирались поступать в колледж. Я был ошеломлен ответом Бреннана: «Карим, меня никогда не спрашивали об этом. Меня всегда спрашивали: «В какой колледж ты пойдешь?»» И сама формулировка вопроса делает ситуацию, при которой он не идет в колледж, неприемлемой.

Теперь мне задают другой вопрос: «Как ты смог справиться с этим?» Годами я говорил, что мне повезло, но это не только удача. Когда я и мой старший брат закончили школу в одно и то же время, а после он бросил двухлетнюю программу в колледже, я хотел понять, почему он бросил, а я продолжил учиться. В университете Корнелл я попал на престижную программу исследований и начал изучать то, как влияет на обучение то, что ребенок воспитан матерью-одиночкой на дотациях и что он ходил в школу типа моей. Тогда мне стало совершенно ясно, почему мой старший брат выбрал такой путь.

Я также узнал, что наши самые восхитительные реформаторы образования, люди вроде Арне Дункана, девятого министра образования США, или Венди Копп, основательницы «Teach For America», никогда не посещали бесплатных городских школ вроде моей. Множество наших образовательных реформ основаны на сочувствующем подходе, когда люди говорят: «Давайте пойдем и поможем бедным детям из бедных районов города или бедным черным и латиноамериканским детям», вместо того, чтобы делать это из чувства солидарности, когда кто-то вроде меня, выросший в этой среде, сказал бы: «Я знаю о ваших неприятностях и хочу помочь вам преодолеть их».

Когда мне задают вопросы о том, как я со всем справился, я делюсь самой важной причиной — мне не было стыдно просить помощи. Если ребенок из семьи среднего класса или из богатой семьи испытывает сложности, велика вероятность, что родитель или учитель придут на помощь, даже если ребенок не просит помощи. Но если такой же ребенок растет в бедности и не просит помощи, велика вероятность, что никто ему не поможет. Для них фактически не существует системы социальных гарантий.

Семь лет назад я начал реформировать нашу общественную систему образования, исходя из собственного опыта и знаний. И начал я с летней школы. По данным исследований, две трети разрыва в уровне успеваемости, той диспропорции в уровне образования между богатыми и бедными детьми или черными и белыми детьми, могут быть приписаны к потерям знаний за летний период. В районах с низкими доходами дети забывают почти три месяца полученных за учебный год знаний за одно лето. Они возвращаются осенью в школу, где их учителя тратят два месяца, снова объясняя старый материал. Итого пять месяцев! Продолжительность учебного года в США — всего 10 месяцев. Если дети теряют пять месяцев обучения каждый год, то это половина их образования. Половина.

Если бы дети были в школе летом, тогда они не регрессировали бы, но традиционная летняя школа плохо спланирована. Детям она напоминает наказание, учителям — работу нянями. Но как мы можем ожидать от директоров эффективных летних программ, когда учебный год оканчивается в последнюю неделю июня, а уже через неделю начинается летняя школа? Просто нет времени, чтобы найти правильных людей, заняться логистикой, спланировать интересное расписание, которое понравится и детям, и учителям.

А что, если мы создадим программу на лето, которая даст возможность учителям стать наставниками и воспитателями будущих преподавателей? Что, если выпускники колледжей станут помогать детям воплотить в жизнь их мечты о поступлении в колледж? Что, если мы сделаем отличников менторами, чтобы они помогали младшим и вдохновляли их прилагать больше усилий в учебе? Что, если мы во всех детях начнем видеть студентов, начнем спрашивать у них, в какой колледж они идут, спланируем летнюю школу, которую они захотят посещать, чтобы избавиться от потери знаний за летний период и ликвидировать две трети разрыва в уровне успеваемости?

Этим летом моя команда помогла более 4 000 малоимущих детей, подготовила более 300 начинающих учителей и создала более 1 000 сезонных рабочих мест в некоторых неблагоприятных районах Нью-Йорка.

И наши дети достигают успеха. Два года независимых аттестаций говорят о том, что наши дети устраняют потерю знаний за лето и делают шаг вперед на месяц в математике и два месяца в чтении. Вместо возвращения в школу с отставанием в три месяца, они идут с опережением на четыре месяца в математике и на пять месяцев в чтении.

Если бы 10 лет назад мне сказали, что я окажусь в числе 10% лучших в моем потоке из университета Лиги плюща и буду иметь возможность оставить след в нашей системе образования, просто изменив два месяца из двенадцати, я бы ответил: «Нет. Не может быть». И что еще круче: если мы можем предотвратить потерю пяти месяцев, просто перепланировав два месяца, представьте возможности, которые мы можем открыть, переработав весь календарный год.

Перевод: Паша Чернов
Редактор: Надя Борисова

Источник