Создатель сайта Brain Pickings Мария Попова рассказывает о незаслуженно забытых идеях знаменитого писателя Генри Бестона.
Дважды в столетие — если повезет — появляется писатель, который напоминает нам о величии и славе нашего мира, о том, что мы принадлежим Земле, а она нам, и связь между нами — источник глубокой мудрости. В XIX веке таким писателем был Генри Дэвид Торо, во второй половине XX-го — Энни Диллард. А между ними Генри Бестон — автор восхитительной прозы, наводивший мосты между человечеством и природой. Его исключительная книга Northern Farm описывает год жизни на ферме Бестона в Мэне в конце 1930-х. Это бессмертные размышления об отношениях между природой, человечеством и технологиями, которые сегодня звучат как никогда важно и актуально.
Бестон рассуждает о том, как механизированные удобства современной жизни лишают нас фундаментальных неудобств, которые и делают нас людьми:
«Я полагаю, что предстоящее тысячелетие станет эпохой, когда фантастически неестественная человеческая пассивность будет возведена в идеал. Мы будем проводить свою жизнь в удобных мягких креслах, в праздности и грузности, пока изощренные механизмы-рабы будут делать за нас практически все.
Какое ужасное будущее! Какое нормальное человеческое существо предпочтет его, какой извращенный дух создает этот инертный рай? Нет, я не считаю, что мы должны идти по самому трудному пути. Компромиссы — это естественно и правильно. Но человек, защищенный от всех нормальных и природных неприятностей, попросту не живет».
Бестон считает, что эта излишняя защищенность обусловлена тем, что мы хватаемся за технологии в одержимой погоне за контролем. За два десятка лет до Алана Уоттса, превозносившего мудрость ненадежности, Бестон писал:
«Ни одна историческая эпоха не может позволить себе слишком полагаться на «безопасность». С первого до последнего вздоха мы живем в небезопасном мире, ненадежном ввиду своей изменчивой природы, и любая безопасность и надежность, которой мы достигаем, лишь иллюзия. Хотя надо признать, что глубинное стремление к такой безопасности — часть нашей животной природы, следует также признать, что труднсти нашего существования — источник множества великих достоинств человеческого характера».
За много десятилетий до легендарного психиатра Ирвина Ялома, заметившего, что неопределенность — важнейший элемент в наших поисках смысла, Бестон рассуждал о тонкой границе между плодотворным поиском знания и глупым разрушением главной загадки нашей жизни: «Возможно, требовать слишком много — ошибка куда более опасная, чем нам кажется, своего рода яд для человеческой души».
Бестон считает, что между нашими инструментами и нашими намерениями существует некая взаимность: хотя наши технологии есть плод наших намерений, они, в свою очередь, влияют на наши намерения.
«Есть принцип, который миру хорошо бы запомнить, потому что он имеет ключевое значение для всех, кто точит карандаш, строит дом, печет хлеб или придумывает свою утопию. Принцип таков: то, что мы создаем, определяется средствами, которые мы используем для его создания. Какими бы прекрасными ни были наши намерения, если мы точим карандаши тупым ножом или проектируем дом с помощью неправильной линейки, карандаш будет плохо заточен, а дом накренится в ту или иную сторону».
Бестон возвращается к тирании бессмысленной технологии:
«Механическое мышление принесло нам машинную цивилизацию, которой все сложнее управлять, но оно же дало нам колесо и нож. Но не вышло ли оно за все возможные пределы, не заняло ли чрезмерное место в нашей жизни? Использовать колесо — хорошо, но быть прикованным к нему — фатально».
Бестон имеет в виду, что когда мы делаем что-то без ясной видимой цели, то попадаем в беличье колесо повышения производительности. Удовлетворение же приносит только такая жизнь, которая возникает благодаря разумной интеграции бытия и делания, и истинное бытие требует, чтобы мы заново наладили отношения с живым миром. Он формулирует это так: «Труд, совершаемый свободно вне стен, труд, который составляет неотъемлемую часть жизни, труд совместно с друзьями — есть ли что-то лучше?»
Бестон оплакивает «все более дегуманизированную и даже античеловеческую» механизацию и заканчивает мыслью, которая сегодня пронзительно актуальна:
«Наша эпоха принесла отчуждение от природы, какого еще не встречалось в человеческой истории. Она лишила нас чувства реальности и лишает нас человечности. Отношения с природой, достойные и природы, и человека, угасают, и человек практически перестает быть человеком. Мы, оторванные от земли, лишенные и наследия, и понимания, присущих человеку, и уверенности и искренности, присущих животному, стали бродягами, отчаянно страдающими от опустившейся на нас бессмысленности. Истинная человечность — не прирожденное и абстрактное право, но достижение, и лишь благодаря всей глубине человеческого опыта мы можем стать единым целым со всем, что было, и всем, что будет, разделять эту загадку жизни, проникнуться полнотой человеческого мира и человеческой радости».