В греческой мифологии история о ящике Пандоры существует (как минимум) в двух вариантах. В классической версии Гесиода, когда любопытство Пандоры взяло верх над ней, она выпустила в мир всевозможное зло: болезни, голод, смерть и вредных коллег, которые задают вопросы в конце совещания. Когда Пандора наконец закрыла ящик, она оставила внутри только одно «зло»: надежду. По мнению Гесиода, нет ничего более жестокого. Надежда заставляет нас продолжать строить, исправлять и любить, когда мир предлагает только разрушение, хаос и боль в сердце. Это то, что заставляет нас подниматься, только для того, чтобы вновь упасть. Надежда — это наивность глупца. Фридрих Ницше писал: «Надежда, в действительности, худшее из всех зол, потому что она продлевает муки человека».
Еще одна вариация истории о ящике Пандоры — греческая басня «Зевс и кувшин с благами». В этой истории все перевернуто. В кувшине хранятся не беды, а блага. Когда «человечество» (в этой версии Пандоры нет) открыло его, то выпустило и потеряло все эти блага: все, что превратило бы жизнь в рай. Когда крышка была закрыта, осталось только одно божественное благословение: «Одна лишь надежда еще есть среди людей».
Писатель Дж. Р. Р. Толкин и экзистенциалист Габриэль Марсель, скорее всего, предпочли бы вторую версию. Ведь они считали надежду едва ли не самой важной составляющей человеческого бытия.
Эвкатастрофа
Курт Воннегут знаменит благодаря романам «Бойня номер пять» и «Колыбель для кошки». В кругах писателей он известен «формами историй». Это восемь графиков, которые определяют традиционные линии обычных историй, например, «Мальчик встречает девочку» или «От плохого к худшему». Его формула сказок выглядит следующим образом: все плохо, потом становится немного лучше. Но затем происходит катастрофа, которая приводит все в упадок. История заканчивается резким переворотом в судьбе: преображением и волшебным финалом. И все живут долго и счастливо.
Толкин, будь он жив, согласился бы с этим. Для него самым важным элементом сказки является финальная драматическая развязка злоключений. Для его обозначения он придумал слово «эвкатастрофа». «Утешение сказочных историй — это радость счастливого конца: или, правильнее сказать, хорошей катастрофы, внезапного радостного поворота», — писал Толкин. «Властелин колец» заканчивается не тем, что хоббиты мертвы, а Саурон торжествует над своей индустриальной империей орков. В конце свет побеждает тьму: простая доброта, любовь и дружба свергают зло.
Душевный подъем
Толкин всячески старается донести до читателя, что это не какая-то форма эскапизма. Это не исполнение желаний. Он не притворяется, что мир — это бесконечно счастливая идиллия гномов, распевающих песенки, и приветливых волшебников. В мире много страданий и несчастий, и кошмаров тоже хватает. «Однако эвкатастрофа — это радость избавления, — объясняет он. — Она отрицает (перед лицом многочисленных доказательств, если хотите) всеобщее окончательное поражение».
Цель хорошей сказочной истории не в том, чтобы скрыть мрачные картины мира. Оригинальные сказки братьев Гримм (в отличие от дезинфицированных диснеевских версий) были полны детоубийств, каннибализма и ужасов. Признак хорошей сказочной истории, писал Толкиен, в другом: «В том, что какими бы фантастическими или ужасными ни были приключения, когда наступает «поворот», у ребенка или взрослого слушателя захватывает дух, а сердце взмывает так, словно вот-вот заплачешь (или действительно плачешь)».
Все что у нас есть — это надежда
Религиозный подтекст здесь не случаен. Толкин был католиком и высоко чтил искупление и благодать, которые содержатся в библейских повествованиях. Марсель, насколько нам известно, не читал Толкина, но его собственная философия надежды имеет поразительное сходство.
То, что Толкин называет эвкатастрофой, или окончательным избавлением, Марсель называет надеждой: «Надежда состоит в утверждении, что в основе бытия, вне всяких данных, вне всяких описей и расчетов, лежит некий таинственный принцип, который поддерживает меня».
Надежда — это вера в то, что в мире есть порядок. Порядок, при котором все будет хорошо. Это своего рода вера, которая просто отказывается принимать то, что все сломано, или что несчастья, страдания и смерть — это все, что существует. Марсель был христианином, но его убеждения применимы к любому человеку. Надеющиеся люди мира — это те, кто считает, что Вселенная на их стороне. Вопреки «всему опыту, вероятности, статистике», они видят, что «данный порядок будет восстановлен». Надежда — это не желание. Это не оптимизм или наивность, но утверждение. Она говорит миру: «Нет, все будет не так. Все будет лучше». И Марсель, и Толкин считают, что только с помощью надежды можно победить отчаяние.
С тьмой нельзя торговаться или умолять ее. Как пылающий факел, сияйте надеждой ярко и яростно.