Трудно объяснить, что такое «родительский банк», но можно попробовать понять это на примере. Представьте, что ваш друг не имеет ни гроша в кармане, но у него есть родители, которые скопили первый взнос на покупку его жилья. Или кто-то живет с родителями и продолжает заниматься любимым делом, несмотря на хронически низкую зарплату. Есть те, кому не нужно задумываться о финансовых затратах на рождение детей, потому что бабушки и дедушки готовы оплачивать детский сад или университет. «Банк бабушек и дедушек» уже вбил экономический клин между поколениями альфа и Z.
Влияние «родительского банка» ощутимо не только для одного процента привилегированного класса, но и для простых семей, вроде моей. Я выросла в семье обычных рабочих и была первым человеком, получившим высшее образование. Но именно тот факт, что мои родители в 1980-х гг. потратились на покупку недвижимости в Лондоне (и позволили мне жить в ней на протяжении 20 лет), стал, пожалуй, настоящим источником возможностей в моей жизни.
Мои родители были воинствующими панками, чьи корни в рабочем классе также означали, что их занимала идея стать выше своего текущего положения. Вдохновленные идеей Тэтчер о демократии, основанной на владении недвижимостью, в 1980-х годах мои родители вложили деньги в два дома на юге Лондона и, что очень важно, смогли полностью выкупить их. На рубеже тысячелетий они владели имуществом, которое дорожало такими темпами, каких они и представить себе не могли. Когда в 2008 году разразился мировой финансовый кризис, мои родители стали обладателями весьма ценных активов. Такого богатства они не ожидали, и нам, как семье, пришлось осознать это только после смерти моего отца в 2018 году.
Но так ли это на самом деле? Или я просто скормила вам сказочку о том, что «можно выбиться в люди», потому что таким образом я пытаюсь оправдать собственное чрезвычайно привилегированное положение? Одно академическое исследование «родительского банка» показало, что люди склонны рассматривать эту значительную финансовую поддержку не с точки зрения их собственных привилегий, а как свидетельство трудолюбия родителей. Если раньше родители жили, гордясь успехами детей, то теперь, похоже, дети живут, гордясь тем, что родителям удалось преодолеть трудности. И здесь кроется проблема.
В последние годы в обществе не утихают разговоры о привилегиях. И все же насколько честно мы говорим об одном очевидном факторе, определяющем жизнь любого человека в возрасте до 45 лет: о наличии или отсутствии родительской поддержки? Правда в том, что мы живем в условиях наследственной демократии. Если вы выросли в XXI веке, то возможности все больше определяются доступом к родительскому капиталу, неважно, как вы зарабатываете или чему учитесь. Экономические корни этой истории уходят в 1980-е годы, но ее развитие ускорилось после финансового кризиса 2008 года, когда частное состояние резко возросло, а рост заработной платы остановился. В 2020-х годах вместо меритократии, где упорный труд приносит плоды, мы превратились в наследственную демократию, основанную на семейном богатстве.
Это противоречит тому, чем нам забивали голову в детстве, поэтому легко понять разочарованных молодых людей сегодня. Нам говорили: «Усердно учись, получи диплом, и ты будешь достойно вознагражден». Но теперь образование все больше ориентируется на сдачу экзаменов и получение квалификации, и у тех, кто не подходит этой системе, мало вариантов. По мере того, как все больше людей получают высшее образование, цена диплома растет, а ценность падает.
Дело сегодня лишь в том, сколько родители способны «инвестировать» в развитие талантов, как в реальный источник возможностей и ключевой определитель класса, статуса и успеха. Бекки О’Коннор из пенсионной компании PensionBee считает: «Родители стали воротами во взрослую жизнь детей, а уровень благосостояния предыдущего поколения, в конечном итоге, определяет, какие цели достижимы, а какие нет». Наследие является движущей силой культуры достижения целей.
В течение долгого времени большая часть дискуссий о поколениях сводилась к тому, как повезло бэби-бумерам и как не повезло миллениалам. Такая позиция не только не помогает, но и все чаще не соответствует действительности. В 2010 году Дэвид Уиллеттс написал книгу The Pinch, проанализировав привилегии бэби-бумеров и трудности миллениалов. Эта книга стала очень популярной среди миллениалов, разочарованных несправедливостью. Однако сегодня Уиллетс признал, что за последние 10 лет динамика изменилась. Речь идет уже не о несправедливости между поколениями как таковой, а о несправедливости внутри поколений, когда процесс социального продвижения практически прекратился. «Это абсолютно точно делает семью более значимой», — сказал он. Но то, что одни называют растущей «значимостью семьи», другие называют несправедливой привилегией рождения.
В то время как рынок стал нестабилен, а государство самоустранилось от помощи молодежи, на помощь пришла семья. В условиях наследственной демократии действительно имеют значение семейные особенности. Например, преимущества у тех детей, чьи родители вместе, живут в хорошем районе, имеют единственного ребенка, могут поделиться накоплениями и не имеют дорогостоящих потребностей в уходе.
Например, вот Том, ему 34 года, родители обеспечили ему частное образование. Он признается, что испытывает смешанные чувства по поводу трамплина, который родители дали ему в 20-30 лет, потакая его мечте стать актером. «Я переехал в мамину квартиру в центре Лондона, которую она получила бесплатно вместе с работой. Меня полностью финансировали», — вспоминает он. В это время Том зарабатывал деньги, но «это был небольшой заработок, ничего существенного». После семи лет попыток сделать актерскую карьеру Том решил завязать. Оглядываясь назад, он сожалеет об этом периоде жизни: «Я был просто чертовски ленив. Хотел бы я, чтобы кто-нибудь сказал мне: «Ты должен зарабатывать больше денег; у тебя много преимуществ». Я не воспользовался этим как следует. Я считаю это своей личной неудачей». Сегодня Том — муж и отец, но он сожалеет, что не сможет обеспечить сыну ту жизнь, которую подарили ему родители.
Я также разговаривала со многими людьми, кто добился успеха без особой помощи родителей, но это сопровождалось большим недовольством. Грег, 31 год, описывает себя как парня из рабочего класса из Суррея. Он рос в неполной семье, в 16 лет мама сказала ему, что если он хочет финансовой свободы, то должен работать для этого. Грег окончил хороший университет и устроился на стажировку в Лондон, подрабатывая репетитором для богатых детей, что в итоге вызвало у него сильное недовольство. Он даже посещал психотерапевта, чтобы справиться со злостью к чужому благополучию: «Я учил всех этих богатеньких отпрысков, у которых буквально все было на блюдечке, и меня это очень угнетало, ведь для меня и сто фунтов были большой суммой. Я чувствовал себя представителем низшего класса. Какая ирония в том, что мой ученик платил мне 100 фунтов за репетиторство, и я сразу же передавал это психотерапевту, чтобы тот помог мне справиться с этим!»
Когда речь заходит о классе, социальной мобильности и богатстве, то это не исключительно британское явление. «Родительский банк» — это международная тенденция, отличающаяся в разных культурах. Это признает и Алина из Мумбаи, которая сейчас живет в Лондоне. Алина рассказала мне, что родители поддерживали ее на протяжении всей жизни, оплачивая обучение в Нью-Йорке, в то время как свекры купили квартиру для ее мужа в центре Лондона.
Алина не считает поддержку родителей чем-то постыдным, особенно с учетом того, что такое явление — это экономическая реальность. «Мне кажется, что современная жизнь не располагает к независимости от родителей», — отмечает Алина. Однако она считает, что вся помощь со стороны родителей будет взаимной в их старости. Это создает другую динамику: «Ты даже не чувствуешь, что есть обязательства, потому что они твои родители; ты хочешь заботиться о них». Все это говорит о том, что истории наследования связаны с состоянием семейных уз, культурным наследием и жизненным опытом не меньше, чем с состоянием рынка жилья или размером налога на наследство.
Как пишет экономист Томас Пикетти в книге «Капитал в XXI веке», вышедшей в 2013 году, наследственность и выявляемые ею различия существовали всегда, но сейчас мы возвращаемся к ситуации XIX века. Сегодняшние семейные истории о бедности и возможностях перекликаются с произведениями Диккенса, а современная игра в свидания напоминает романы Джейн Остин. Увеличилось число межрасовых союзов, а вот межклассовые отношения, похоже, сократились. В одном из британских опросов 40% представителей высшего класса заявили, что не стали бы даже рассматривать возможность вступления в долгосрочные отношения с человеком из другого социального слоя. В недавнем отчете фонда Resolution Foundation делается вывод: «Люди склонны объединяться с теми, кто имеет схожие с их собственными ожидания по поводу наследства». Последний тренд одной популярной соцсети — «выйти замуж за финансиста», но более точный совет, возможно, заключается в том, чтобы выйти замуж за того, чей отец был финансистом.
Я беседовала с самодостаточными женщинами, чья финансовая независимость часто обеспечивалась родителями, и они не хотели вступать в партнерские отношения с кем-то, кто не был бы так же защищен семейными связями. Другие признавали, что, хотя им приходилось бороться с финансовой нестабильностью в отношениях, но они верили, что скоро все изменится благодаря наследству.
31-летняя Эмма, мать троих детей, которая изо всех сил пытается улучшить жилищные условия, уверена, что проблема исчезнет через 10 лет, когда они с мужем получат наследства. «Мой муж всегда говорит, что печальная реальность заключается в том, что обоим нашим родителям уже за 70. Через 10 лет у нас будет больше денег, чем мы привыкли. Это неприглядная правда».
Мы знаем, что «родительский банк» входит в десятку крупнейших, но это лишь часть того влияния, которое родители оказывают на рынок жилья: от поручителей по аренде до плательщиков за аренду, от арендодателей до плательщиков по ипотеке. И, конечно, их собственное состояние как домовладельцев, которое оценивается более чем в 5 триллионов фунтов стерлингов. Среди бэби-бумеров 51% владеют жильем, где часто живут их отпрыски. Тенденция экономики наследования не ослабевает, и в ближайшие 30 лет мы станем свидетелями крупнейшей в истории передачи богатства. Среди миллениалов 80% ожидают какого-то наследства, но оно будет разным. Наследство миллениалов составит в среднем 16% от их пожизненного заработка, по сравнению с 9% для поколения X. Однако для высшего класса наследство увеличит доходы на 29%, в то время как для нижних классов — всего на 5%.
Есть еще один важный фактор — стоимость социального ухода. В стареющем обществе, когда пожилые люди имеют сложные потребности в уходе, а государство не может их обеспечить, вполне вероятно, что любое наследство, особенно жилищное, будет поглощено расходами на социальный уход. В этом контексте те, кто рано получил наследство в виде подарка, оказываются в двойном выигрыше.
В своем небольшом исследовании я обнаружила, что благосостояние родителей стоит за многими историями. Этот фактор — экономическая нить, объясняющая растущее неравенство в благосостоянии, разочарование в высшем образовании, замедленный переход к взрослой жизни, изменение гендерной динамики, сложности культуры, застой на рынке жилья и проблемы стареющего общества.
Отправной точкой стало мое детство и запутанная классовая идентичность, но чем я общалась с людьми, тем лучше понимала не только то, насколько несправедлива эта лотерея рождения, но и то, как плохо мы все умеем говорить об этом с друзьями, в семьях, обществе, даже с самими собой. И если мы хотим решить фундаментальные проблемы, которые поднимает наследование, мы должны начать именно с этого.