Дофамин раньше был известен лишь нейробиологам, а упоминания о нем можно было встретить только в специализированной литературе. Сегодня дофамин превратился в культурное понятие, объединяющее продуктивность, скуку и радость.
Пролистайте соцсети или поговорите с программистом из Кремниевой долины, и вас просто засыпят лайфхаками, связанными с дофамином. Не можете оторваться от телефона? Вам пора устроить дофаминовый детокс! Не получаете от жизни прежнего удовольствия? Попробуйте дофаминовое голодание или, чтобы быстро взбодриться, наденьте яркую, смелую «дофаминовую одежду»!
Желание взломать мозг стало мейнстримом. Нейробиолог Эндрю Губерман в 2021 году выпустил серию подкастов «Управление дофамином для мотивации, концентрации и удовлетворения», которая набрала более 9 миллионов просмотров на YouTube. Согласитесь, ошеломляющая цифра для двухчасовых лекций по биологии. В подобных подкастах предлагаются методы контроля выброса дофамина. Некоторые из них поведенческие, например, отказ от сахара или воздержание от просмотра «фильмов для взрослых». Другие предполагают покупку добавок, приложений для телефона или лайф-коучинг.
На самом деле дофамин — это не совсем то, что ему приписывает поп-культура. Тренды закрепили за ним славу «молекулы удовольствия», однако большинство нейробиологов сегодня считают, что дофамин вовсе не представляет собой удовольствие, по крайней мере, напрямую. Его роль в мозге многогранна, он формирует все: от мотивации до чувства тошноты. За пределами головного мозга он помогает расширять кровеносные сосуды, снижать активность лейкоцитов и многое другое. Даже растения производят дофамин.
В то же время дофамин не является единственным фактором, определяющим нашу продуктивность, настроение… да и вообще что-либо. Адепты «секты эффективности» из Кремниевой долины утверждают, что если мы сможем взломать дофаминовые системы, то добьемся максимальной продуктивности. Это грубое упрощение сложной химии человеческого мозга ведет к тому, что мы переоцениваем наши возможности по оптимизации сознания.
Конечно, в потоке дофаминового тренда есть и крупицы истины. Не стоит забывать, что дофамин — это все еще предмет многих исследований. Эволюция дофамина от скромного нейротрансмиттера до культурной иконы говорит больше о нашем желании взять импульсы под контроль, чем о самом химическом веществе. Вот что мы на самом деле знаем о дофамине и как отделить полезные советы от лженаучной чепухи.
Открытие дофамина
«Дофамин — это, пожалуй, самый известный нейротрансмиттер в мозге, — говорит Кент Берридж, нейробиолог из Мичиганского университета. — У него долгая история и большой багаж».
Примерно 70 лет назад его называли 3,4-дигидроксифенэтиламином —химическим веществом, содержащимся в организме, которое, как предполагали ученые начала XX века, как-то связано с частотой сердечных сокращений и кровяным давлением. В 1952 году это вещество получило более броское название — дофамин.
В начале 1900-х годов большинство ученых считали, что дофамин — это не более чем полуфабрикат для производства норадреналина, гормона, участвующего в реакции «бей или беги». Но в конце 1950-х годов биохимик Герман Блашко заметил, что дофамин хранится в мозге, а значит, должен быть не просто эфемерной средней точкой в создании другого химического вещества. Шведский фармаколог Арвид Карлссон провел эксперименты, которые подтвердили, что дофамин является нейромедиатором в мозге, но ни он, ни кто-либо другой не знали, для чего он на самом деле нужен.
Исследования болезни Паркинсона привели к прорыву: неврологи поняли, что характерные для этого заболевания тремор и ригидность мышц связаны с потерей клеток, вырабатывающих дофамин, в той части среднего мозга, которая контролирует движения. Препарат «Леводопа» был представлен в 1960-х годах как «чудодейственное лекарство» от болезни Паркинсона, временно возвращающее к жизни некогда неподвижных пациентов.
Дофамин оказался в центре внимания и вдохновил ученых на новые исследования. Галоперидол, широко используемый для лечения шизофрении антипсихотический препарат, впервые прошел клинические испытания в 1958 году. Он эффективно лечил психоз, но ученые не знали, почему. В 1970-х годах открытие дофаминовых рецепторов в мозге привело к важному выводу: галоперидол связывается с определенным типом дофаминовых рецепторов и блокирует их, что позволяет предположить, что дофамин (точнее, его избыток) играет центральную роль в развитии шизофрении.
Связь между дофамином и психическими заболеваниями постоянно подтверждалась в клинических исследованиях: наркомания, СДВГ и депрессия — все они оказались связанными с изменениями в дофаминовой системе. Лекарства от СДВГ, а также запрещенные вещества, вызывающие зависимость, воздействуют на дофаминовую систему, участвуя в формировании привычек, тяги и эйфории. Эти результаты привели к новому пониманию значения дофамина: если он участвует в нарушениях внимания и мышления, а также в веществах, которые влияют на то, как мы думаем и чувствуем, значит, он играет определенную роль в познании.
Отношения с дофамином — это улица с двусторонним движением: поведение влияет на его выработку, а дофамин формирует наше самочувствие. Значит, этот процесс можно оптимизировать. Возможно, мы способны точно настроить дофаминовую систему с помощью целенаправленного изменения образа жизни.
Как действует дофамин?
Несмотря на звездный статус, дофамин — это всего лишь одно из многих химических соединений в мозге.
Лишь небольшая часть нейронов вырабатывает дофамин: примерно 400 000 из 86 миллиардов, или 0,000005 процента. Они расположены в среднем мозге, где играют ключевую роль в мотивации, обучении и принятии решений. Эти функции относятся к широкому спектру действий: оценка вариантов, решение о действии и отправка команд остальным частям мозга.
Бесчисленные видеоролики в соцсетях посвящены «уровню дофамина». Согласно им, уровень дофамина повышается, когда вы посвящаете время чему угодно: от занятий любовью до физических упражнений и творческого самовыражения; он падает, когда вам грустно или нет мотивации.
Это очень упрощенное объяснение. Талия Лернер, нейробиолог из Северо-Западного университета, считает: «Все немного сложнее, чем просто график вверх и вниз».
Нейроны дофамина получают сигналы от большого участка мозга: сенсорная, моторная и лимбическая системы посылают информацию в средний мозг. «Некоторые из этих сигналов предназначены для калибровки количества дофамина, которое вы получаете в зависимости от потребностей», — объясняет Лернер. А поскольку дофаминовые нейроны посылают сигналы в разные места в разное время, она подчеркивает, что не существует только одного дофаминового сигнала.
Существует два основных вида таких сигналов. Дофамин высвобождается, когда нейрон активируется в ответ на определенный стимул. Но эти нейроны также постоянно работают в фоновом режиме, поддерживая базовый уровень дофамина, который колеблется в течение дня. Курт Фрейзер, нейробиолог из Калифорнийского университета в Беркли, объясняет, что количество дофамина в мозге постоянно колеблется: «вы не можете осознавать, что находитесь в состоянии «высокого» или «низкого» уровня дофамина».
Чтобы понять, что на самом деле делает дофамин после высвобождения, полезно знать, чего он не делает.
Все нейробиологи однозначно заявляют: дофамин не является «химическим веществом удовольствия». Несмотря на распространенное мнение о том, что дофамин — это то, что заставляет нас чувствовать себя хорошо, эта гипотеза была развенчана в еще 80-х годах, по словам Арифа Хамида, профессора неврологии в Университете Миннесоты.
«Если нужно навесить ярлык на дофамин, — говорит Фрейзер, — я бы сказал, что это химическое вещество, вызывающее желания». Но не абстрактные, ориентированные на достижение цели желания, а более срочные, почти животные: то, что вы чувствуете, когда вам хочется перекусить, проверить уведомления в соцсетях или выкурить сигарету.
Его точная функция неясна даже неврологам. Долгое время они считали, что дофамин связан с удовольствием, ведь он выделяется, когда происходят приятные события. «Если вы выходите на улицу, и мир манит вас, а люди привлекательны и интересны для общения, то это дело рук вашей мезолимбической дофаминовой системы, — говорит Берридж. — Она делает мир привлекательным».
Около 30 лет назад Берридж провел серию важнейших экспериментов, в ходе которых его исследовательская группа лишила лабораторных крыс возможности вырабатывать дофамин и наблюдала за последствиями. Без него крысы не могли даже пошевелиться, чтобы прокормить себя. Но когда крыс кормили с руки чем-нибудь вкусным, им это все равно нравилось. Впоследствии условия воспроизвели в экспериментах с людьми и выяснили, что даже при полном отсутствии дофамина человек все равно может получать удовольствие от приятных вещей. Неврологи предполагают, что сами приятные ощущения частично связаны с естественными химическими веществами мозга, эндогенными опиоидами, которые связываются с теми же рецепторами, что и синтетические опиоиды.
Дофамин вызывает желания. Сейчас считается, что он играет важную роль в мотивации, подбадривая мозг, когда тот принимает решения и посылает команды телу. «Помимо этого, — добавляет Хамид, — это еще и отличный лайф-коуч, который учит нас принимать лучшие решения в будущем».
В ходе интересного исследования команда немецкого нейробиолога Вольфрама Шульца, надеясь лучше понять болезнь Паркинсона, записывала активность дофаминовых клеток, пока обезьяны тянулись за лакомством. Ученые заметили нечто революционное в понимании дофамина: вместо того чтобы активироваться в ответ на само лакомство, дофаминовые нейроны реагировали на звук открывающейся коробки с едой. Затем, когда обезьяны освоились с заданием, дофаминовые нейроны перестали реагировать.
То есть дофамин реагировал на то, что лакомство оказалось приятным сюрпризом, а не на само вознаграждение. Этот сигнал, названный ошибкой прогнозирования вознаграждения, говорит мозгу о том, насколько далеки его ожидания от реальности, и имеет решающее значение для обучения методом проб и ошибок.
Дофамин участвует как в мотивации, так и в обучении, но эти процессы не существуют в отрыве друг от друга. Мотивация направляет усилия по обучению, и вы можете научиться мотивировать себя. Стефани Боргланд, нейробиолог из Института мозга Хотчкисса при Университете Калгари, объясняет, что дофаминовые нейроны посылают сигналы в префронтальную кору головного мозга. Это помогает вам понять, на что следует обратить внимание. Дофамин также способствует формированию привычек, например, проверять соцсети на предмет свежих уведомлений, когда мы жаждем социального одобрения. Проблема, по словам Боргланд, в том, что мозг сам не знает, вырабатывает ли он новый навык или новую дурную привычку.
Как только привычка сформировалась, дофаминовая система выходит из процесса, и это может привести к разрыву между тем, что делает нас довольными, и тем, чего мы хотим. Вот почему люди, страдающие наркоманией, могут чувствовать себя вынужденными употреблять наркотики, не получая от этого удовольствия. Новые препараты воздействующие на дофаминовые нейроны, возможно, смогут устранить этот разрыв, снизив интенсивность тяги к наркотикам.
Глубокая связь между зависимостью и дофамином стала основой многочисленных руководств по самопомощи: его нужно «оптимизировать», чтобы избавиться от зависимости от запрещенных веществ, работы, интернета. Но Боргланд считает, что в основном это «полная чушь». И не только она.
Дофаминовый детокс, хакинг, голодание
По мере развития академических исследований дофамина, это химическое вещество стало появляться в фильмах, музыке и даже на татуировках. Но сегодня «поп-звезды» от науки, например, Губерман и Анна Лембке, автор бестселлера «Нация дофамина», представляют этот гормон как первопричину и решение для большинства психических заболеваний, часто в виде странной смеси когнитивно-поведенческой терапии, инженерной оптимизации и «велнеса техномира».
При этом серьезные ученые-нейробиологи мягко говоря не в восторге от такого отношения к дофамину в массовой культуре. Отвечая на вопрос о советах по здоровому образу жизни, которые дают Губерман и другие авторитеты в области биохакинга, Нараянан отметил: «они наносят вред науке и обществу, чрезмерно упрощая сложную тему».
Проблема с такими капризами моды, как дофаминовое голодание, которое предписывает людям намеренно отказываться от стимулирующих и вызывающих привыкание вещей, способных вызвать выброс дофамина, в попытке перезагрузить разум, заключается в том, что слишком большая ставка делается на один лишь дофамин. Ни одно из естественных веществ мозга не способно в одиночку изменить ваше психическое здоровье.
Во многих случаях акцент на дофамине кажется скорее символическим, чем биологическим. Люди лепят слово «дофамин» практически ко всему на свете, они часто просто обсуждают привычки, зависимость и контроль, а для большей убедительности добавляют модное словечко из области нейронаук. Например, дофаминовое голодание — это, по сути, когнитивно-поведенческая терапия, в которой «дофамин» является метафорой импульсивного стремления к удовольствиям.
Но не зря сегодня многие из нас обращаются к дофаминовым методикам, чтобы обуздать импульсивное поведение, прежде всего, то что связано с экранным временем. В конце 2010-х годов такие стартапы, как (ныне не существующая) Dopamine Labs, нагло заявляли о дофамине, продавая стратегии нейромаркетинга, которые помогали технологическим компаниям использовать систему вознаграждения мозга, чтобы привлечь потребителей к своим платформам.
По словам Талии Лернер, неврологи согласны с тем, что приложения смартфона формируют привычки, и вероятно, они действительно активируют дофаминовую систему. Многие соцсети высылают уведомления в случайное время, и если мозг не в состоянии понять, как предсказать, когда придет награда, каждый сигнал будет казаться сюрпризом: ошибка в прогнозе положительного вознаграждения, о которой сигнализирует дофамин. Лернер уточняет, что приложения не обязательно повышают или понижают общий уровень дофамина, они просто подкрепляют нужное поведение потребителя.
Но, по словам Фрейзера, утверждать, что эти дофаминовые выбросы накапливаются и в конечном итоге лишают нас способности испытывать удовольствие, не совсем верно. Такие практики, как дофаминовое голодание, основаны на идее, что чрезмерное увлечение компульсивным, гедонистическим поведением приведет к «истощению» дофамина, но это не соответствует временным рамкам выделения дофамина у человека.
«Дофаминовый стиль», когда яркая и веселая одежда повышает настроение, — это также слишком упрощенный подход к вопросу. Да, прогулка в одежде, вызывающей позитивные эмоции, поднимет вам настроение, однако, по словам Боргланд, это стимулирует целый ряд различных нейротрансмиттеров и нейропептидов, включая серотонин (который вырабатывается и высвобождается в ходе совершенно иных процессов, чем дофамин).
Нараянан привел такой пример: если вы покупаете кекс, едите его, и он вкусный, то дофамин, безусловно, является частью процесса. Но одним лишь дофамином дело не ограничивается: «Если вместо кекса вы примете таблетку для стимуляции дофамина, то вас просто затошнит». (Тошнота — распространенный побочный эффект лекарств, стимулирующих выработку дофамина).
Наш мозг — это не просто бензобак дофамина. Нельзя заправить его и получить отличное настроение, цепкую память и сосредоточенность. Взаимосвязь между психическим здоровьем, продуктивностью и сигналами дофамина очень сложна, и мы только начинаем понимать, как химические вещества мозга формируют чувства. Лернер уверена в одном: «По крайней мере, мы можем сказать, что дело не в том, слишком высок или слишком низок ваш дофамин, потому что это просто бессмысленно».
Хотя неврологи знают о дофамине больше, чем о многих других нейротрансмиттерах, многие вопросы остаются без ответа. На прошлогодней встрече Общества нейронаук, конференции, объединяющей тысячи ученых, изучающих мозг, были представлены десятки докладов, связанных с дофамином. «Сейчас мы только начинаем понимать, что дофамин участвует во многих процессах, которые мы до конца не осознавали», — говорит Хамид.
Почему нас интригует идея «вещества удовольствия»?
Уже несколько десятилетий мы знаем, что дофамин — это не совсем «химическое вещество удовольствия», но поп-культура по-прежнему представляет его в таком виде. По словам Берриджа, устаревшее представление о дофамине настолько глубоко укоренилось, что многие неврологи до сих пор допускают оплошности. «Они пишут фразы, которые имеют смысл лишь в том контексте, что дофамин — это удовольствие, — смеется он. — Я думаю, прежние привычки берут свое».
Если представить дофамин как рычаг, за который можно потянуть, чтобы повысить концентрацию внимания, или как прилив и отлив, объясняющий, почему мы чувствуем себя энергичными или вялыми, то мы словно обретаем власть над разумом. Реальность более тонкой и загадочной функции дофамина не столь приятна.
Фрейзер предположил, что люди ссылаются на дофамин, потому что о нем известно достаточно, будто он может повлиять на нашу жизнь. Но он опасается, что этот легкий способ возложить всю ответственность на одно вещество позволяет людям думать, что они могут полностью управлять своим мозгом, а это не так. Власть этой идеи очень сильна, ведь одновременно мы хотим обладать полным контролем и иметь доказательство, что проблемы — это не наша вина.
Мы живем в эпоху постоянного отвлечения внимания. У всех есть смартфоны, и некоторые опасаются, что они разрушают мозг. По мере того как растет количество времени, которое мы проводим в соцсетях, новостные статьи сокращаются, а песни становятся короче.
Хотя легкость доступа к отвлекающему контенту, — явление новое, стремление отвлечься не является уникальным для нашей эпохи. На протяжении многих веков человечество искало спасения от скуки жизни. Еще в середине XVII века французский философ Блез Паскаль писал, что стремление отвлечься совершенно естественно даже для самых богатых людей: «Король окружен людьми, которые думают только о том, как развлечь короля и не дать ему думать о себе. Ибо он несчастен, будь он хоть король, если думает о себе».
И ровно столько времени, как мы ищем отвлекающие факторы, мы стараемся от них освободиться. На протяжении тысячелетий медитация была включена во многие системы духовных верований, как средство обретения ясности и просветления. Многие эксперты считают, что суть «дофаминового голодания» схожа с медитативными техниками. Если не впадать в крайности, то намеренное воздержание от таких вещей, как листание телефона за пару часов до сна, выглядит как здравый смысл (и хороший совет!). Не стоит лишь ставить знак равенства между этими поведенческими изменениями и лишь одним нейротрансмиттером.
Дофамин стал побочным продуктом всех явлений, что пытались объяснить его действием: импульсов, зависимостей, стремления к оптимизации. Автор статьи о технологиях и обществе Л. М. Сакасас пишет: «Дофамин стал запоминающимся мемом, хотя это произошло из самых лучших побуждений. По этим причинам я боюсь, что он может заманить нас в ловушку тех самых шаблонов, которые он стремится преодолеть».