Весной 1988 года благодаря чит-коду в видеоигре я обрел друга на всю жизнь. Мы с семьей готовились к переезду в Пенсаколу, городок во Флориде, и я посетил новую школу. Там я случайно встретил будущего одноклассника по имени Тим и по секрету рассказал ему, что цифры 007 373 5963 приведут его прямо к финальному бою очень популярной игры о боксе на Nintendo. Мы с приятелями в Оксфорде, штат Миссисипи, знали этот код наизусть, но в Пенсаколе он оказался редкой и ценной информацией. Спустя годы Тим признался мне, что именно мое знание чит-кода подтолкнуло его к дружбе.
В девять лет я конечно этого не понимал, но это был мой первый успешный акт культурного «арбитража». Если финансовый арбитраж предполагает приобретение товаров там, где они стоят дешево, и продажу их с выгодой на рынке, где они стоят дорого, то культурный арбитраж — это приобретение информации, товаров или стилей в одном месте, где они популярны, и распространение их в местах, где они редки. «Прибыль» измеряется не деньгами, а уважением и социальным влиянием. Человек начинает пользоваться уважением, когда другие находят его информацию полезной или интересной, а повторное использование помогает ему создать имидж умного, повидавшего мир и обладающего полезными связями человека.
В прошлом законодатели вкуса в мире моды, искусства и музыки делали карьеру за счет такого рода арбитража, выхватывая интересные диковинки из различных субкультур, чтобы затем распространить их в качестве новинки. Легендарный писатель Гленн О’Брайен, например, сделал себе имя, знакомя самые модные нью-йоркские группы с представителями мира звукозаписи, а позже включил элементы панк-рока, современного искусства и субкультуры подпольных клубов в создание скандальной книги Мадонны 1992 года.
Но разросшиеся базы данных интернета, социальные сети и глобальные платформы электронной торговли сделали почти все доступным для немедленного поиска, узнавания или покупки, что снижает социальную ценность обмена новинками. Культурный арбитраж теперь происходит так часто и быстро, что его почти невозможно отследить, причем обычно те, кто передает информацию, не получают никакой экстраординарной выгоды. Более того, скорость современных коммуникаций сокращает срок хранения любого знания. Это, в свою очередь, обесценивает приобретение и накопление знаний в целом, и все меньше людей могут легко построить имидж на этом основании.
У мира, где царит информационное равенство, есть очевидные и конкретные преимущества. Например, расширение всемирного доступа к медицинским и образовательным материалам: при наличии стабильного интернет-соединения любой человек может освоить основы компьютерного программирования по онлайн-учебникам и лекциям на YouTube. Найти оптимальное место, где можно перекусить в любой момент, стало гораздо проще, чем раньше. А для Google «упорядочить мировую информацию и сделать ее универсально доступной и полезной» даже является миссией компании. Наиболее часто упоминаемым недостатком этих невероятных перемен в обществе, и не без оснований, является то, что дезинформация использует те же легкие пути передачи. Но после трех десятилетий жизни с интернетом становится ясно, что есть и другие, более тонкие потери, связанные с мгновенным доступом к знаниям, и нам еще предстоит разбираться с их последствиями как на межличностном, так и на культурном уровне.
На своем примере скажу, что в 1980-х годах можно было заслужить огромное уважение, рассказывая друзьям о чит-кодах к видеоиграм, потому что эти редкие сведения можно было получить только благодаря глубоким знаниям игры, дружбе с опытными геймерами или доступу к нишевым игровым изданиям. Как говорят экономисты, эта информация стоила дорого. Сегодня все коды можно найти за считанные секунды. Знание чит-кода больше не является входом в эксклюзивный мир — это просто результат простейшего поиска в интернете.
Конечно вряд ли можно назвать социальным кризисом то, что стало трудно поразить приятелей полезными советами и хитрыми мелочами. И, возможно, в прошлом воспользоваться тщательно хранимыми секретами было слишком легко: в том же случае с игрой я приобрел непропорционально большое уважение за то, что не требовало особых усилий или навыков. Но когда такие обмены были редкими и, следовательно, более значимыми, они оказывали положительное влияние на культуру в целом. Во времена дефицита информация имела большую ценность, что создавало естественную мотивацию для любопытных людей узнавать больше о том, что происходит на периферии общественной жизни.
Культурный «арбитраж» позволял людям «нажиться» на редких артефактах, это вызывало более широкое подражание вещам, которые раньше считались нишевыми. Информация переходила из андеграунда в мейнстрим, не только обеспечивая искушенных потребителей захватывающим потоком незнакомых идей, но и вдыхая новую жизнь в массовую культуру. Конечным результатом этого столкновения стала культурная гибридизация — создание новых стилей и форм.
Этот процесс позволяет объяснить самые значительные стилистические сдвиги в поп-музыке XX века. Участники группы «Битлз» жили в портовом городе Ливерпуле, куда моряки привозили американские рок-н-ролльные пластинки. «Битлз» воспользовались ранним доступом к новейшим американским записям и обошли все другие британские группы. Десятилетие спустя музыкальный продюсер Крис Блэквелл, который стал одним из основателей компании Island Records, вспомнил детство на Ямайке и ее музыку, подписал контракт с Бобом Марли и превратил регги в признанный во всем мире жанр. За последние 15 лет Дрейк подхватил эту мантию великого музыкального гуру, используя свою исключительную известность для создания коллабораций с начинающими талантами, которые закрепили его репутацию законодателя вкусов.
Творческие идеи кажутся рядовым потребителям впечатляющими инновациями только после того, как они закрепятся в широких слоях общества. Это требует сложного перехода от так называемых ранних последователей (которые с любопытством ищут новые продукты и формы искусства) к более консервативным (которые склонны любить то, что им уже знакомо). И на культурном рынке арбитраж оказывается успешнее, чем чистое изобретение, поскольку он внедряет произведения, которые кажутся новыми, но уже успели произвести впечатление на других. Прежде чем импортировать регги в США и Великобританию, Блэквелл знал, что эта музыка нравится ямайцам, и что ее популярность в обществе, которое борется с угнетением, привлечет и сторонников контркультуры.
То, что глобальные платформы, такие как Spotify, YouTube и Wikipedia, сократили затраты на получение важной информации, не остановило охоту за ней. Напротив, это подтолкнуло всех к решению гораздо более узкого круга проблем информационного неравенства в собственных, небольших сообществах. Влиятельные люди из высшей лиги могут испытывать трудности в поисках «большого куша», однако «мелкие» торговцы в нишевых фан-группах могут добиться повышения статуса, первыми донося до фанатов новости о любимых кумирах. Пожалуй, индивидуальные фэндомы никогда не были так сильны, но из-за того, что информация распространяется так быстро, эти сообщества оказывают меньшее влияние на большую аудиторию, у которой нет времени или желания следить за каждым событием. И хотя такие суперфанаты могут заявлять, что отвергают общественное мнение, втайне они нуждаются в том, чтобы их уважали за пределами группы, чтобы чувствовать себя кем-то значимым, а не просто преданными поклонниками.
В то же время гиперполитизация культуры в интернете ограничивает арбитраж под другим углом. Если раньше широко применялись заимствования у других, то теперь это вызывает обвинения в присвоении чужого. Подобное осуждение не ново: нигерийский музыкант Фела Кути сначала обвинил Пола Маккартни в намерении украсть «музыку черных» после того, как бывший участник «Битлз» отправился в Лагос для записи альбома Wings Band on the Run. Однако в последние годы к этой проблеме стали относиться более внимательно, и теперь официальные лица активно следят за тем, чтобы вдохновение не превратилось в кражу. Когда инфлюэнсер Чарли Д’Амелио завоевала популярность, популяризировав танец Renegade в социальной сети, журналист Тейлор Лоренц проследила его происхождение до чернокожей создательницы, Джалайи Хармон. В данном случае повышенная бдительность к вопросу о присвоении имела, пожалуй, положительные последствия: танец Хармон стал всемирно известным, и в итоге она получила за него должное вознаграждение. Однако новые стандарты делают культурный арбитраж гораздо более сложным делом, чем раньше. Нужно больше основательной работы, чтобы согласовать разрешение и получить одобрение со стороны создателей.
В последнее десятилетие некоторые аналитики задаются вопросом: меняется ли культура вообще? И надо сказать, для такого предположения есть причины: кассовые сборы целиком обеспечиваются старыми проектами, быстрая мода сгладила любое подлинное ощущение тенденций в одежде, а лидером поп-чартов уже давно безраздельно является Тейлор Свифт. Девальвация культурного арбитража и уменьшение числа случаев гибридизации — это несомненно, дополнительный фактор, который следует учитывать. Однако это проблема не только хипстеров; в конечном итоге она затрагивает всех, кому нравится заниматься популярным искусством вместе с другими людьми. Индустрия развлечений всегда нуждается в новых идеях, а в условиях сокращения случаев культурного арбитража лишь немногое доходит до массового потребителя и становится особенно ценным.
Некоторые противоположные тенденции могут со временем органично возродить культурный арбитраж. Переход от платформ с миллиардами пользователей к разрозненным сетям в небольших приложениях, таких как Discord, может позволить сообразительным людям вступать в игру и соединять разные миры. Мы также можем стремиться к сокращению объема информации, которой делятся в сети: обмен информацией может быть личным и ограниченным реальной жизнью, что вернет некоторую ценность тому, что знают законодатели вкусов. Бронирование столиков в ресторане стало ценным именно по этой причине: в реальном мире количество мест ограничено. Канадский инди-музыкальный проект Cindy Lee недавно выпустил двойной альбом, доступный для скачивания только на GeoCities и в виде стрима на YouTube, а не на сайтах стримингового сервиса, таких как Spotify. Самостоятельно созданный дефицит придал альбому ощутимый резонанс, а отсутствие свободного доступа не помешало критическим отзывам или обсуждению в сети.
Интернет появился в то время, когда мы обрели социальное влияние за счет арбитража информации, поэтому первым нашим импульсом было делиться информацией в сети. Возможно, сейчас мы вступаем в эпоху накопления информации. Это может означать, что какое-то время самые интересные события будут происходить где-то за пределами сети. Но со временем такая практика вернет определенную ценность искусству и культурным исследованиям, а также даст возможности тем, кто способен формировать вкусы. Как бы то ни было, прежде всего мы должны признать ту роль, которую арбитраж сыграл в нашей культуре, как он в буквальном смысле позволял нам найти друзей. Конечно, мы уже не сможем завоевать друзей при помощи чит-кодов от игры, однако нам нужно поощрять новые методы, позволяющие новаторам и посредникам развивать культуру. В противном случае, она может вообще не двигаться.