В мире, где физический труд считается незавидным уделом, выросла целая индустрия, компенсирующая работу мускулов; реалити-шоу о суровых лесорубах, дальнобойщиках, бурильщиках имеют огромные рейтинги, а владельцы технологических гигантов остаются зависимыми от электриков, механиков и садовников. Что такого есть в физическом труде, что, несмотря на ускоряющееся развитие высоких технологий, делает его незаменимым и в чем-то даже привлекательным? Об этом в своей статье «Мускулы в эпоху мозгов» размышляет научный сотрудник Стэнфордского университета Виктор Дэвис Хэнсон.
По словам автора, можно считать ниже своего достоинства покраску собственного дома и при этом тратить массу энергии на тренировке, которая стала своеобразным вариантом тяжелой физической работы в поле или шахте и компенсацией нехватки движения из-за многочасового сидения за столом. У этого есть свое научное обоснование – тренировка способствует общему оздоровлению, остроте ума и даже долголетию. На этом выросла целая компенсаторная индустрия – фитнес. И это имеет свой идеал – отточенные формы тела, весьма отличающиеся от того, как еще недавно выглядели те, кто занимался ежедневным физическим трудом.
Одна из причин сегодняшнего презрения к физическому труду (даже у тех, кто им зарабатывает) заключается в том, что, по словам Хэнсона, «чем меньше его в повседневной жизни, тем лучше она кажется – дешевые сотовые телефоны, интернет, социальные сети, бытовая техника облегчают существование и обещают еще большее благополучие впереди». Отрасли, где ранее использовался тяжелый ручной труд, всё более механизируются вплоть до полной роботизации. И никто, кто сам занимался сваркой или вручную собирал миндаль, не сожалеет об исчезновении такой рутинной работы. Не сожалеет и потребитель, получающий выгоду от связанных с использованием технологий более низких цен.
До начала девятнадцатого века тяжелый физический труд, в основном сельскохозяйственный, был уделом обездоленных – рабов, крепостных, наемных работников. И, по народным преданиям, приводил он только к преждевременной старости, болезням, несчастьям, бедности и ранней смерти. И хотя на протяжении всей истории (от античных греков до современных политиков-популистов) труд мелких собственников, работающих на себя, – ремесленников, йоменов, фермеров и встающих в 5 утра ради открытия своей пекарни «предпринимателей» – восхвалялся, всё же идеалом всегда был cursus honorum. Сегодня он выглядит так: степень бакалавра – аспирантура – ученая степень – стажировки – интеллектуальная, высокооплачиваемая и психологически удовлетворяющая работа. По словам Хэнсона, эта продвигаемая популярной культурой модель привычно воспринимается, в том числе, и «как очевидное средство избежать якобы ограниченной жизни укладчика плитки или механика по ремонту трансмиссий».
Однако если разговориться с представителями интеллектуального труда – юристами, учеными, руководителями – скорее всего, они с удовольствием вспомнят, как на летних каникулах работали официантами или ремонтировали городские дорожки, как помогали садовнику обрезать деревья. Упоминая эту особенность, автор отмечает, что «в человеке желание физического труда, кажется, инстинктивно». Поэтому современные люди стремятся показать свое личное знакомство с ним либо свое восхищение, когда благодаря ему улучшается окружающая реальность. Об этой потребности, пусть и косвенно, свидетельствуют высокие рейтинги реалити-шоу, в которых суровые мужчины в суровых условиях заняты тяжелой физической работой или продвинутые городские жители своими руками строят жилье своей мечты.
Почему же физический труд до сих пор интригует и удерживает внимание? Хэнсон видит тому несколько причин. Во-первых, он остается основой изощренной и сложной современной экономики. Инвесторы могут знать о торговле нефтью лучше бурильщиков, но если «некому качать нефть, нечего и продавать». Для успеха дела ключевое значение имеют оба аспекта, но «коммерческие задачи являются интеллектуальными и вторичными, а физические – элементарными и первичными».
Во-вторых, он обеспечивает базовые потребности: «прежде чем преподавать, писать или размышлять, необходимо иметь пищу, кров и безопасность». Не существует приложений или 3D-принтеров для производства продуктов питания. Даже в высокотехнологичном автоматизированном поместье Билла Гейтса требуется сантехник, чтобы прочистить канализацию, или стекольщик, чтобы заменить разбитое окно. «В каком-то смысле исчезновение тяжелой физической работы – это заблуждение», – утверждает автор.
Кроме того, физическая работа приносит внутреннее удовлетворение: «она реальна в изначальном смысле в отличие от нефизической работы». Есть нечто особенное в том, чтобы, преобразовав своими руками окружающую материальную реальность, увидеть и почувствовать это действие, а не просто сказать о нем или написать: «С помощью физического труда абстрактная идея обретает свою реальную плоть, напоминая о разнице между разговором и действием».
Особая ценность физического труда, по мнению Хэнсона, заключается в том, что он формирует трезвый взгляд на мир, его природу и его ограничения, во многом способствуя осознанию и принятию трагичности человеческого существования. Совмещая много лет преподавание в университете с фермерством, автор отмечает, что ключевое различие двух миров заключается не столько в статусе и материальном благополучии (фермеры и сельскохозяйственные рабочие, имея зачастую незавидное положение, жаловались на него гораздо реже, чем ученые с большими зарплатами и отпусками), сколько взглядом на жизнь: «Работа на открытом воздухе – часто в одиночку и руками – побуждает к трагическому принятию природы и ее ограничений. Разговоры и переписка – в помещении, с подобными себе людьми – способствуют более терапевтическому ощущению, что жизнь можно изменить с помощью дискуссий и аргументов».
Важно и то, что физический труд обеспечивает определенную независимость и автономность человека, а также развивает его разносторонность. Человек, владеющий автомобилем и не имеющий элементарного представления об его устройстве, будет физически и психологически зависеть от механика. В то же время умение что-то делать своими руками дает определенные представления и о тех, кто таким способом зарабатывает себе на жизнь – об их мыслях, действиях, образе жизни. И в этой связи экономически вполне обоснованные решения, например, ограничение произвольного роста минимальной зарплаты, получают этическое измерение, радикально меняющее угол зрения.
«Низкая культурная осведомленность» о тех, кто работает физически, является, по мнению Хэнсона, лакмусовой бумажкой нынешних социальных проблем. В качестве показательного примера автор приводит историю с Йельским университетом, из которого в 2015 году была вынуждена уволиться чета преподавателей – Николас и Эрика Кристакисы. Причиной стала реплика Эрики по поводу избыточной политкорректности администрации в отношении студенческих костюмов на празднование Хэллоуина. В результате видео, где на ее супруга – известного ученого-социолога Николаса Кристакиса – кричит одна из студенток, относящаяся к этническим меньшинствам, собрало миллионы просмотров. По мнению Хэнсона, участники истории, в подавляющем большинстве выходцы из богатых и привилегированных семей, находясь в своем «элитарном коконе», утратили связь с реальностью: «К несчастью для студентов Йельского университета и для нашей элиты в целом, мир за пределами привилегированных пузырей работает на совершенно иных основаниях. Возможно, эта учебная изоляция отчасти объясняет, почему наши правящие классы так плохо понимают мировое сообщество в последние годы».
И возвращает к реальности именно физическая работа. Как отмечает автор, его студенты из Калифорнийского государственного университета во Фресно, подрабатывавшие во время учебы на низкооплачиваемых должностях, имели более широкий жизненный опыт, были более осторожны относительно своих претензий и страхов: «как будто они уже научились на незавидной работе вне кампуса, что мир не обязательно добр и уступчив». Поэтому для любого человека, независимо от ученых степеней и доходов, остается возможность видеть подлинную реальность и взаимодействовать с ней, сохранять некоторую автономность и способность своими руками преобразовывать окружающий мир. И эта возможность – физический труд.