Site icon Идеономика – Умные о главном

Эффект Тувалу: как климат изменит понятие границы и суверенитета

Фото: Joey Nicholas/Flickr

В ноябре прошлого года Саймон Кофе, министр иностранных дел Тувалу — государства, образованного из ряда низменных атоллов южной части Тихого океана, — выступил на конференции по климату в Глазго с деревянной трибуны. Как раз то, чего можно ожидать от международного саммита. За исключением того, что трибуна и Кофе в костюме с галстуком были погружены в океан на несколько футов. В своей речи, которая была предварительно записана на месте в Тувалу, он рассказал делегатам, что его страна «живет в реальности»‎ изменения климата. «Когда море постоянно поднимается вокруг нас, — говорил он, — на первый план должна выйти климатическая мобильность»‎.

Тувалу давно считают лабораторией по изменению климата — это первое в истории государство, которое, вероятно, уйдет под воду ввиду повышения уровня моря, а 12 тысяч человек, его населяющих, станут одними из первых климатических беженцев. Многие жители Тувалу возмущаются тем, что их бедственное положение превращают в фетиш. Они не хотят, чтобы их представляли жителями тонущего мира — это заставляет их чувствовать себя не совсем людьми. Вместо этого они разрабатывают другой подход к физическому исчезновению суши. Фраза Кофе «климатическая мобильность»‎ считается сокращением для радикального понятия в международном праве: страна сохраняет государственность, даже если теряет физическую территорию.

Идея границ насчитывает порядка тысячи лет, но наша текущая система возникла сравнительно недавно: это продукт разрушительной европейской религиозной войны, длившейся десятилетиями, которая закончилась в 1648 году Вестфальским миром. В соглашении был установлен совершенно новый политический порядок, во главе которого стоял принцип cuius regio, eius religio — «чьё царство, того и религия»‎, или право монарха навязывать собственную религию своим подданным. Более того, данное соглашение утвердило исключительную власть, которая касалась правительства, налогообложения, права и вооруженных сил в пределах определенной географической области.

Такое понятие суверенитета нуждалось в разграничении. Политическое господство в феодальной Европе — сложное сочетание прав для сбора налогов, обязательств верности и иерархии вассалов и лордов — невозможно отобразить на карте в каком-либо реальном смысле. Теперь подданные определялись картографией. Со временем процесс эволюционировал и стал включать в себя предпочтение не только общей религии, но и языка, культуры и этнической принадлежности, а также потребность в историях, которые говорили бы об общей идентичности тех, кто находился внутри границ. Из этого возникли нации как четко очерченные территории с отдельным населением и ресурсами.

Тем не менее, за 300 лет, прошедших с тех пор, как мы активно начали разграничивать землю (с совершенно новой степенью конкретности в результате научных достижений эпохи просвещения), они демонстрируют сопротивление тому, чтобы оставаться на месте. Мысль, что границы каким-то образом фиксированы или неизменны, выдумана, и в настоящий момент люди с трудом справляются с целым рядом проблем, от глобализации и интернета до массовой миграции и изменения климата.

Сейчас мы видим, как ультраправые отходят от отрицания климата и переходят к понятиям «климатического национализма»‎, делая акцент на опасность, которую представляет изменение климата для национальных интересов. Австрийская партия свободы (FPÖ) заявила, что «изменение климата никогда не станет признанным оправданием для предоставления убежища»‎. По их словам, если это произойдет, то «плотины в конце концов прорвутся, и Европу и Австрию наводнят миллионы климатических беженцев»‎. Итальянская партия Lega призвала к «национальной адаптации климата»‎, или тому, что FPÖ вкладывает в концепцию Heimattreue («быть верным родине»‎). Согласно этой логике, границы не будут нарушены, а наоборот, станут выше и крепче — будто отделяя кусочек земли целиком, от коры до стратосферы. Это мрачное видение. Есть ли альтернатива? 

На самом деле, существуют различные прецеденты государственности без границ. Лапландия в Скандинавии — это «страна»‎ последнего оставшегося коренного народа Северной Европы, саами. Она расположена в Швеции, Норвегии, Финляндии и России. У нее есть определенное население и парламент, но нет собственной территории с границами. Саами, некоторые из которых до сих пор ведут полукочевой образ жизни, занимаясь оленеводством, полагаются на права пользования, чтобы исповедовать свою культуру на далекой северной родине. И без конфликта здесь не обойтись. Правительства Скандинавии стремятся использовать тундру для получения энергии ветра, разработки месторождений меди и даже строительства высокоскоростных железнодорожных линий. Но саами имеют законные полномочия оспаривать это и сохранять свой образ жизни и территорию, которая составляет его центральный элемент. С этим связано быстро развивающееся правовое экологическое движение, которое стремится распространить права и защиту не только на людей, но и на саму землю (в прошлом году озеро во Флориде подало иск против застройщика жилья, который угрожал его уничтожить).

В других странах экологические инициативы пытались пересечь политические границы или подорвать их. Амбициозная «Великая зеленая стена»‎ в Африке — это план создания экологической границы не между странами, а между Сахелем и Сахарой. Первоначально задуманная как пояс деревьев шириной 15 км и длиной 8000 км, протянувшийся от побережья до побережья, она превратилась в «безграничную мозаику»‎ ландшафтных вмешательств, с посадкой сельскохозяйственных культур и деревьев в регионе, пострадавшем от опустынивания и эрозии почв. По словам Камиллы Нордхейм-Ларсен, координатора программы в Конвенции ООН по борьбе с опустыниванием (UNCCD), это первая стена, призванная объединить людей, а не разделять их. «Я бы хотела видеть повсюду большие зеленые стены‎, — говорит она. — В Латинской и Центральной Америке или по всей Центральной Азии»‎.

Дают ли подобные проекты представление о новой модели государств будущего перед лицом грядущих беспрецедентных потрясений? Не владение выделенным участком земли, не границы вокруг территории, а «коридоры»‎ сквозь нее? Это кажется чужеземным (в буквальном смысле). Но границы всегда были неспокойными. Вестфалия дала название системе, которая доминировала последние три столетия. Определит ли будущие столетия «тувалуанское урегулирование»‎, воплощающее в себе концепции климатической мобильности и суверенитета без территории?

Источник

Exit mobile version