Беглый поиск в интернете предлагает около 100 млн веб-страниц, посвященных «внутрипартийным разборкам левых». Это подталкивает людей, раздираемых противоречивыми взглядами, к мысли о том, что солидарность и коллективная работа невозможны. Вместо того чтобы направить оружие на врагов, мы целимся в друзей. Предполагаемые результаты такой борьбы — отмена культуры, нелиберализм, трайбализм, гиперпартийность. Другими словами: мы становимся нетерпимыми и стремимся исключить любого, кто выдвигает иные идеи.
По мнению политического философа Роберта Талисса, исключение различий возникает из-за слишком большой демократии. Он утверждает, что политическая поляризация — это «замкнутый круг», и когда политика захватывает нашу жизнь, мы оказываемся в «ловушке», из которой чрезвычайно сложно выбраться. Это приводит к поляризованным убеждениям. По словам Талисса, «мы очаровываемся глубоко антидемократическим мнением, что демократия возможна только среди людей, похожих на нас».
Известно, что демократические решения имеют катастрофические последствия для меньшинств и приводят к жесткой политике, направленной на их ликвидацию. По сути утверждается, что основной недостаток дисфункциональной политики — это демократическое стремление к чрезмерному разжиганию конфликтов в сочетании с тенденцией к предвзятости внутри группы или к предпочтению людей, похожих на нас. Демократия внедряется там, где ей не следует быть и, как следствие, вызывает то, что она призвана решать: слишком много разногласий.
Талисс не единственный, кто считает конфликт проблемой для политики. Большинство форм политической организации находят способы управления и смягчения конфликтов между членами государства. Здесь стоит признаться, что разногласия — это более или менее постоянная черта человеческой социальной жизни. Это означает, что демократии следует найти способ справляться с конфликтными тенденциями. Итак, какие же типы конфликтов требуются демократии и как они угрожают демократической практике?
Чтобы вписать конфликт в теорию демократии, сначала следует перестать воспринимать его как что-то единое. Идея конфликта порождает призрак насилия, ругани и общих оскорблений. Безусловно, это все часть конфликта. Но это ничего не говорит нам о характере конфликта — в чем его необходимость и почему мы это делаем?
Согласно книге Льюиса Козера 1967 года «Продолжения в изучении социальных конфликтов», конфликты бывают двух видов: реалистичные и нереалистичные. Реалистичные конфликты возникаю, когда на карту поставлено что-то реальное. Если в конфликте присутствует существенный элемент, например, разногласия, из-за которых два человека или группа людей не в состоянии добиться своего. Когда профсоюз и руководство конфликтуют из-за содержания контракта, на карту поставлено нечто очень реальное. С одной стороны, это условия труда, жизни и перспективы работника. С другой, прибыль акционеров, цены на товары и услуги, зарплата менеджеров и руководителей. Реалистичные конфликты не ограничиваются заработной платой, они возникают из-за любой ситуации, в которой не учитываются чьи-то нужды. Реальный конфликт возникает, когда один требует то, что другой отказывается дать: зарплата, право голоса, медицинское обслуживание, уважение или признание.
Напротив, нереалистичный конфликт имеет психосоциальную функцию. Это ссора ради удовольствия досадить или, например, уничтожить врага. Многие популярные виды троллинга — это варианты нереалистичного конфликта. Здесь нет конкретного спорного содержания. Оно просто отражает желание психологического удовлетворения. Когда люди нападают на окружающих, обзывают друг друга или участвуют в том, что некоторые политические комментаторы современности называют «трайбализмом», — это тот тип конфликта, который они высмеивают. Предполагается, что он существует исключительно ради удовлетворения потребности делить группы на свои и чужие и ставит тех, кто его использует, в иерархическое положение по отношению к тем, на кого он направлен. При этом никаких требований не выдвигается, и не поставлены под угрозу цели ни одной из групп.
Если тщательно подумать о том, как конфликт действует в обществе, то мы увидим, что не всегда следует его избегать, даже если есть возможность. Резонно счесть, что нереалистичный конфликт лежит в основе многих неприятностей социальной жизни. Можно даже подумать, что такие конфликты, движимые формами идентичных предрассудков, следует полностью устранять. В целом, было бы хорошо отказаться от расистских оскорблений в обществе, от унижающего достоинство обращения с женщинами и желания членов общества доминировать над другими в силу произвольных моральных характеристик, таких как религиозные убеждения. Но часто стремление устранить конфликт, связанный с историческими системами господства, влияет на другой вид доминации, исключая некоторых участников, проблемы или средства конфликта из демократической жизни.
Роль конфликта в демократической общественной жизни не нова, хотя сейчас она, кажется, усилилась. Мыслители эпохи просвещения утверждали, что человеческие существа обладают «антисоциальной общительностью» — социальной склонностью к конфликтам. Как писал Иммануил Кант в 1784 году в «Идее всеобщей истории во всемирно-гражданском плане», такая тенденция считается частью естественного стремления к совершенству. В конфликте мы истощаем друг друга, делая более совершенными в процессе. Погрузившись в свои гаджеты и отстранившись от мира, мы не развиваемся полноценно, потому что не сталкиваемся друг с другом в конфликтах. Вступать в конфликт — значит участвовать в общении. Например, если мы не хотим вступать в социальные связи с окружающими, то просто отказываемся участвовать в конфликте с ними. Возможно, мы считаем, что они ошибаются или заблуждаются, но если мы не видим себя участниками какого-то коллективного проекта, то оставим их в покое. Устранение разногласий — это способ показать, что мы в определенной степени что-то значим друг для друга.
Однако справиться с разногласиями, возникающими в результате конфликта, можно по-разному. Исторически это было изгнание, исключение или уничтожение людей, которые либо придерживаются политически маргинализированных взглядов, либо относятся к маргинализированным классам. Думая о конфликте, мы затрагиваем не только его важность, но и опасность, считает Карл Шмитт. Нераскаявшийся нацистский юрист, Шмитт разработал политическую теорию, основанную на структуре отношений «друг-враг». Как он написал в 1932 году, такой тип отношений считается основополагающим для политики, которая сама по себе подразумевает переживание конфликта. По этой причине быть политиком значит быть в конфликте. Агонизм, представление о том, что конфликт иногда полезен для политики, взято из сочинений Шмитта.
Однако, агонистический взгляд также опирается на представление о том, что мы живем в непреодолимо плюралистическом мире — мы просто не соглашаемся друг с другом по поводу важных моментов. Тем не менее, создается впечатление, что следует разжигать все больше конфликтов. Если конфликт и неизбежен, и полезен, то еще больший конфликт будет еще более полезным. Часто именно такой взгляд на конфликт изображается как несовместимый с демократической политикой и образом жизни, например, как описано у Талисса выше. Чего бы ни требовала демократия, в основном, по крайней мере, в малой степени, она предполагает достижение согласия. Демократия заключается в самоорганизации, когда мы в корне расходимся во мнениях о ценностях, тактике, политике и о том, какая жизнь лучше. Это говорит о том, что хоть конфликт и считается стимулом демократических процессов, но эти процессы также направлены на его прекращение. Но наряду с этими договоренностями следует быть готовыми к противоречиям, учитывать разногласия и допускать конфликты.
Существует два традиционных способа устранения конфликта — либеральный и авторитарный. Зачастую либеральный ответ — это форма исключения. Если вы не согласны, то ваша позиция не может быть рациональной. Это позволяет либералам отвергать многие формы конфликтов как нереалистичные. Отчасти такое исключение основывается на допущении, какие типы конфликтов возможно спровоцировать и как следует использовать жалобы.
Авторитарные средства устранения конфликтов — это то, что мы в целом считаем классическими формами государственных репрессий: запрет книг, свободы совести, свободы прессы, свободы мысли и убеждений. Но авторитарные средства устранения конфликтов не ограничиваются попытками контролировать поведение людей (что в какой-то степени делают все правительства с помощью законов). Авторитарные средства устранения конфликта используют не только формы подавления, но и истребление, изгнание и уничтожение тех, кого считают источником конфликта.
Как в либерализме, так и в авторитаризме конфликт уменьшается, чтобы упорядочить процесс легитимации, — освобождая место для соглашения, которое служит оправданием использования государственной власти. Представьте ситуацию, в которой все, кто не согласен с политическим порядком, попадают в тюрьму, депортируются или уничтожаются. То, что осталось, было бы порядком, способным к демократической легитимации, в понимании большинства людей — это специфически антидемократическая угроза, которую идентифицирует Талисс. Но процесс достижения такого порядка выдал бы весь ужас и несправедливость преднамеренного исключения, изгнания и уничтожения инакомыслия. Дело не в том, что демократия требует создания конфликта. Дело в том, что демократия требует реального решения уже существующего конфликта в нашем мире. Мы не можем сделать вид, что согласны или были бы согласны, если вели себя рационально (а не склочно).
Какие бы средства мы ни использовали для предотвращения, минимизации или устранения конфликтов, нельзя ставить телегу впереди лошади, определяя, какие конфликты, возникающие по чьей вине, считаются допустимыми для демократического общества. Какие конфликты необходимы, а какие сами по себе излишни, требует демократического рассмотрения. Также понятно, что членов государства не следует исключать за неудобные убеждения или идентичность. Вопрос о том, кого исключать и какие взгляды подлежат обсуждению, — фундаментальный для демократического порядка. Это говорит о существовании конфликтов первого порядка по поводу фактического содержания процесса принятия политических решений, а также второго — касающиеся процесса, содержания или субъектов конфликта первого порядка. Если мы не будем осторожны, это легко станет бесконечно регрессивным.
Возбуждение конфликта внутри организации считается попыткой сделать ее более демократичной в той степени, в какой она прекращает несправедливые исключения. В отсутствие конфликта организация не смогла бы реализовать свои ценности и достичь целей, поскольку у нее нет четкого представления о природе рассматриваемой проблемы. Конфликт может быть связан с прекращением несправедливых исключений или существенного разногласия по поводу целей или тактики, которые ставит перед собой группа. В любом случае, конфликт заключается не просто в психологических отношениях притяжения и отталкивания (что часто отвергается), а скорее в чем-то конкретном, с реальными ставками для вовлеченных. Если они проигрывают борьбу, то теряют что-то существенное, а не просто психологическое ощущение успеха.
Именно такой реалистичный тип конфликта лежит в основе демократии, понимаемой не только как структура политических институтов, но и как социальный и политический процесс. Когда люди объединяются в группы для достижения цели, демократия функционирует там, где они оспаривают собственное исключение, формирующие ценности или основные цели организации, а также средства, с помощью которых группа намеревается достичь этих целей. Содержательный конфликт необходим из-за неизбежного плюрализма человеческих существ, а также из-за истории структуры и влияния систем власти, предназначенных для структурного доминирования. Вероятно, группы начнут воспроизводить системы господства, существующие в более широком мире. Таким образом, конфликт становится частью процесса построения будущего мира, который будет менее исключающим и менее доминирующим.
Люди считают, что конфликт разрывает группу на части именно потому, что они сталкивают его реалистичные и нереалистичные формы. Трудно отделить обзывательства от более существенных требований. Часто это происходит потому, что требования по существу сопровождаются видимостью обзывательства. И тогда оно становится причиной для отказа в удовлетворении требования. Например, белые американцы склонны рассматривать слово «расист» не просто как точное определение какой-либо особенности мира, а как закодированное оскорбление для белых людей. В таком случае попытки добиться расовой справедливости воспринимаются как нереалистичный конфликт, где люди просто хотят получить удовольствие от того, что обозвали кого-то расистом, а не положить конец конкретной итерации расистского подчинения.
Реалистичный конфликт функционирует в демократической жизни таким образом, что устраняет исключения, оттачивает и развивает позиции группы, а также приводит к изменениям в индивидах, которые делают их пригодными для жизни друг с другом. Таким образом, исключение конфликта из демократической жизни не только чревато возникновением авторитарных тенденций к исключению, изгнанию или уничтожению, но и неспособностью признать субъективные изменения, которые считаются моментами участия в демократической жизни. По сути, атомизированные версии демократической жизни не видят, каким образом участие в коллективном проекте демократии влияет на изменения внутри нас через процесс конфликта. Человек не меняется просто благодаря опыту общения с другими людьми (которые представляют новые проблемы и новую информацию). Эта особенность конфликта — и есть функция интеграции, необходимая для демократической легитимации.
Одна из положительных черт конфликта заключается в том, что он меняет и формирует нас. Участие в конфликте из-за того, что имеет ценность для совместной жизни, дает возможность инвестировать друг в друга и в проект совместной жизни, а не просто жить рядом друг с другом. В конфликте нет ничего демократического, но как в либеральной, так и в авторитарной мысли и движениях существует явная антидемократическая тенденция к устранению конфликта.