Если бы пандемия была фильмом, в нем не было бы никакого смысла. Даже если не брать в расчет страдания и монотонность сюжета, это кино невозможно было бы смотреть из-за изнурительной продолжительности, ложных концовок и непостижимого злодея — вируса. Профессор психологии Университета Юты Мониша Пасупати, изучающая жизненные повествования, невысоко оценила кинематографический потенциал пандемии, заметив лишь, что «всегда найдется такой контингент историков кино», которым нравится авангардизм.
Два года жизни с коронавирусом по очевидным причинам истощили дух, но усталость усугубляется еще и тем фактом, что нам никак не удается вписать пандемию в рамки удовлетворительной истории. Профессор психологии в Колледже Святого Креста Марк Фримен считает, что это похоже на «усталость от повествования» — «истощение, вызванное не только неумолимостью пандемии, но и безжалостностью постоянно изменяющегося описания, сопровождающего ее».
Вспышки пандемии нарушили основной человеческий импульс к структурированию жизни. Люди на уровне инстинктов пытаются осмыслить события в мире и в жизни, представляя их в виде рассказа. По мнению исследователей, изучающих психологию повествований, попытки сделать что-то во что бы то ни стало приводят к неприятным последствиям: стрессу, тревоге, депрессии, чувству фатализма и, как выразился один эксперт, «паршивому самочувствию».
Особенно тяжелый отрезок истории пандемии пришелся на 2021 год, когда стали доступны вакцины. На первый взгляд они казались спасением, о котором люди мечтали. Но пришел штамм «дельта», который свел на нет весь оптимизм и вызвал шоковое чувство. Разве история не должна была закончиться или хотя бы перейти в антракт?
Что сделало историю пандемии еще более невыносимой, так это то, что люди не могли прийти к единому мнению по основным фактам. Многие утверждали, что пандемия — это обман, а вакцины наносят вред. По словам профессора психологии Северо-Западного университета Дэна Макадамса, расхождения в убеждениях препятствуют созданию коллективной истории. В других коллективных трагедиях такого диссонанса не было. Во время Второй мировой войны национальный нарратив было легче выстроить: «Никто не утверждал, что войны не было».
С точки зрения психологии, история была бы иной, будь в ней основной дьявольский антагонист, против которого нужно вести борьбу. Но пандемия лишила нас этой возможности — у вируса нет свободы воли и мотивов.
Профессор сюжетных наук в Университете Огайо Ангус Флетчер поделился мнением, что люди жаждут сюжетной линии отчасти потому, что Дисней создал огромное количество фильмов с одним и тем же повторяющимся сюжетом — битва добра со злом, где добро торжествует и убеждает зло отказаться от плохих намерений. Без разумного врага «мы не можем поступать так, как обычно поступаем, когда оппонент из другой политической партии делает что-то, что нам не нравится … борьба заключается в том, чтобы вынудить противника признать зло и сдаться», говорит Флетчер.
Вы хотите видеть реальность, соответствующую привычной для вас сюжетной линии, а когда этого не происходит испытываете стресс. Макадамс заметил, что люди жаждут «спасительных» повествований — историй, которые превращаются из плохих в хорошие. В проповедях, торжественных речах и национальных мифах люди постоянно слышат рассказы о победе над трудностями, но история пандемии не дает такого позитивного решения и просто отказывается заканчиваться, не говоря уже о хорошем исходе. В этом и кроется причина, почему появление новых штаммов сделало людей особенно уязвимыми — был разрушен счастливый конец, которого мы всегда ждем, и который уже казался в пределах досягаемости.
Пандемии в целом не хватало связного повествования, и людям оказалось проще найти для нее место в историях собственной жизни. Пасупати видела, как эти личные процессы разворачиваются в письменных размышлениях, которые она и ее коллеги по исследованию собирали у сотен студентов колледжа, начиная с апреля 2020 года и периодически повторяя опросы. «Одна из приятных особенностей несоответствия истории и реальности заключается в том, что со временем люди научатся управлять этим», — говорит она.
Результаты этой борьбы меняются. По словам Пасупати, некоторые студенты открыли в себе страсть к общественному здравоохранению. Одни пишут о том, что пандемия изменила их отношение к жизни, другие называют ее катализатором, побудившим, например, к переезду к любимому человеку. Другие эксперты рассказывают, что люди рассматривают пандемию как паузу, перезагрузку или просто временное отступление в истории жизни.
Флетчер считает, что с самого начала повествование, за которое ухватились многие люди — это история о вмешательстве. «Представьте, что вы смотрите фильм в кинотеатре, а кто-то встает перед вами и начинает спорить с партнером по телефону? Я думаю, что именно это и произошло — вирус стал этим парнем, — говорит он. — Я думаю, мы раздражены и злы на произошедшее, потому что нарушился общепринятый ход истории». По его мнению, мысль о том, что мы лишились той жизни, которую хотели прожить, вызывает стресс, так как это воспринимается как потеря авторства личного повествования.
Тем временем Пасупати в своем исследовании обнаружила, что студенты, которые рассматривали пандемию как возможность для роста — как тот начинающий ученый в области общественного здравоохранения — демонстрировали более низкий уровень тревоги и депрессии. Это согласуется с результатами предыдущих исследований, говорящих, что чем больше искупительных сюжетных линий в жизни человека, тем он счастливее.
Это не означает, что ключ к счастью заключается в позитивном отношении к ужасным событиям. Макадамс считает, что культивирование оптимистичного взгляда действительно улучшает самочувствие людей, но нужно с осторожностью относиться к культурному давлению, которое требует счастливого конца. В некоторых событиях он просто невозможен.
По словам Макадамса, не стоит хвататься за искупительную историю пандемии: больше спокойствия принесут скромные и реалистичные рамки. «Мне нравится мысль, что нам придется «научиться жить с вирусом». Я думаю, что это правильно — это не похоже на войну, которая закончится, и «мы станем победителями», — говорит он. Следует признать, «что всегда будут трудности». Мы должны «четко это видеть и научиться справляться с невзгодами, которые невозможно полностью преодолеть». Принять эту историю, даже если она горько-сладкая, лучше, чем ожидать голливудского финала, который никогда не наступит.