Спекуляция фортуной: как средневековые купцы изобрели «риск»

В последнее время мы много размышляем, разговариваем и пишем в Twitter о рисках, на которые идем, занимаясь, казалось бы, обыденными делами. Трудно представить себе жизнь без риска, ведь это аналитический инструмент, который мы используем для расчета целесообразности начинаний, которые могут привести к прибыли или убытку. Тем не менее, когда в XII веке слово «риск» вошло в западноевропейские языки (примерно в то же время, что и другие слова, описывающие балансирование на весах фортуны: азарт и случай), ему потребовалось некоторое время, чтобы прижиться.

Никколо Макиавелли (1469-1527) и Франческо Гвиччардини (1483-1540) — два великих итальянских писателя XV и XVI веков, которые повествовали о случайности и силе, когда все вокруг рушилось, — не использовали итальянское слово rischio в своих самых известных произведениях. Даже несмотря на то, что итальянцы были первыми, кто стал применять этот термин и спекулятивные модели поведения, которые он означает.

Первое известное использование латинского слова resicum — дальнего предка английского risk — относится к нотариальному договору, зарегистрированному в Генуе 26 апреля 1156 года. В нем капитан корабля заключает договор с инвестором на поездку в Валенсию с вложенной суммой. По контракту инвестору назначается «resicum».  Капитан получает 25% прибыли в конце пути, а инвестор или инвесторы — «resicum», то есть оставшиеся 75%. Этот договор также напоминает нам, что команда средневекового итальянского корабля была эгалитарным обществом. В нем указано, что перед возвращением в Геную из Валенсии корабль отправится для торговли в Александрию, но только при условии согласия большинства людей на борту.

В этих ранних контрактах resicum был своего рода практической магией. Каноническое право в средневековой Европе запрещало выплату процентов по ссудам (в отличие от исламского права в восточном и южном Средиземноморье). В качестве бонуса, выплачиваемого инвестору в случае успешного завершения поездки, resicum стал обходным путем для инвесторов и капитана, ищущего капитал. Также он предоставил возможность тем, кто не мог отправиться в путешествие, получить доход от инвестиций. Небольшую, но значительную часть инвесторов этих морских контрактов составляли моряки на пенсии или женщины. По договору они брали на себя часть риска тех, кто отправлялся в эти транс-средиземноморские плавания.

Судоходство по Средиземному морю было чрезвычайно прибыльным, но рискованным. Внезапный шторм мог уничтожить корабль, команду и груз. Процветало пиратство. Капитан не имел возможности узнать условия в порту назначения, отправляясь в путь. Он мог отправиться в Валенсию с намерением купить прекрасный шелк, и обнаружить, что смена режима или чума разрушили экономику и разорили прядильщиков и продавцов шелка. До появления resicum, капитан и команда брали на себя риски в одиночку: только они несли бремя (и получали прибыль). Но resicum распределил потенциальные доходы и убытки между большим количеством людей. Он учитывал непредвиденные обстоятельства и тем самым делал риск рациональным.

Откуда же взялось это чудо-слово?

Историки считают, что слово resicum произошло от арабского слова al-rizq. Арабское rizq относится к Корану. В этом стихе, например, используются существительное и глагол, происходящие от одного и того же лексического корня, и говорится о пропитании, которое Бог дает всему сущему: «И сколько тварей не имеет своего пропитания [rizq]! Бог обеспечивает их и вас: Он Всеслышащий, Всезнающий». В средние века словом rizq называли суточные выплаты солдатам. На диалекте аль-Андалус (арабская Испания) оно означало случай или удачу. Rizq, похоже, переплывал из порта в порт по всему Средиземному морю, пока не попал на рабочий стол писца в Генуе, который описывал стратегию разделения риска средиземноморских торговых путешествий.

И с того момента resicum стал куда популярнее. То, что подошло для дальнего судоходства, одинаково хорошо работало и для широкого спектра контрактов — от страхования ущерба на основе взносов до полисов, выписанных на жизни порабощенных людей, особенно беременных женщин. Предприимчивые люди могли даже заключить договор resicum на продолжительность жизни известных людей. К концу XIV века виды договоров, подписанных в Генуе и Венеции, варьировались от формы страхования до того, что мы бы назвали азартными играми.

Когда новое слово вошло в обиход, оно стало изредка появляться у итальянских писателей. На протяжении XIV века итальянское rischio мелькает в поэзии, историях и моральных трактатах, а также в ранних кодексах законов, чаще всего как синоним опасности. Значение выплаты, используемой для стимулирования инвестиций в рискованные предприятия, было утрачено. Слово стали использовать для указания того, что в данной ситуации возможен убыток — без уточнения степени вероятности этого события.

В XV и XVI веках в Италии было множество возможностей для размышлений об опасности и риске. Первая половина XV века была ознаменована наемниками, приглашенными сражаться от имени итальянских группировок от Милана до Рима, и раздорами между анжуйскими и арагонскими претендентами на Неаполитанское королевство на юге. Завоевание Константинополя османами в 1453 году стало моралите взлета и падения в другом масштабе, поскольку мусульмане оттеснили византийских христиан и заявили права на древнюю имперскую столицу, которую сами итальянцы завоевали в 1204 году во время Четвертого крестового похода. На протяжении XVI века полуостров штурмовали французская и испанская армии.

Никто из писателей не связан с потрясениями этих веков более тесно, чем Макиавелли и Гвиччардини — назначенцы в политике, описывавшие политические механизмы. «Государь» Макиавелли стал одним из самых известных трактатов о государственном искусстве эпохи Возрождения, который переиздается до сих пор. Гвиччардини изложил свои мысли в книге «Заметки о делах политических и гражданских», которая была опубликована только после его смерти. Оба размышляют о случае или судьбе, и оба пишут об удаче. Макиавелли создал знаменитый образ фортуны:

«…фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать — таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, — подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают». (перевод Галины Муравьевой)

Поскольку Гвиччардини писал только для себя, а сам он не был господином, его размышления были более неосторожными:

«Тот, кто хорошо разбирается в этом вопросе, не может отрицать, что фортуна имеет огромную власть в делах человеческих, ибо мы видим, что ежечасно случайности дают толчок большим переменам и не во власти людей предупредить их или избежать; как ни много зависит от человеческих усилий и хлопот, их одних недостаточно, необходимо еще благоприятствование фортуны». (перевод Галины Муравьевой)

Оба автора описали бурные изменения своей эпохи. Они писали о римской богине Фортуне, о судьбе и опасности. Тем не менее, ни Гвиччардини в «Заметках», ни Макиавелли в «Государе» не использовали слово «риск» и появившуюся тогда количественную аналитику для тщательного изучения извилистого пути судьбы. Почему так? Возможно, потому, что они думали на латыни. Фортуна, судьба, опасность: в итальянском языке эти слова произошли от латинского. Их использовали философы и богословы. Однако риск — слово, восходящее к Корану — еще не нашел себе места в мире Макиавелли и Гвиччардини.

Риск по-прежнему ассоциировался с приблизительными расчетами диванных предпринимателей и моряков и жесткими сделками, зафиксированными на грубой латыни нотариусов. Рисками управляли участники нижнего сегмента социального спектра. Те, кто вкладывал деньги в дальнее судоходство или проводил политику resicum в отношении жизней богатых и знаменитых, не были господами и губернаторами, чьей благосклонности жаждали Макиавелли и Гвиччардини.

К концу XVI века слово и описываемые им практики достигли Франции, Испании, Англии, Нидерландов и Германии. Resicum вошел в обиход, причем в каждом языке слово имело несколько вариантов написания и произношения. Практика оценки и управления рисками будет совершенствоваться в течение последующих столетий, пока (по выражению Ульриха Бека) не появятся «общества риска»: современные режимы управления рисками, которые используют вероятность и статистику для расчета вероятного исхода событий.

Мы думаем, что оценка риска — это дело экспертов с их актуарными таблицами и калькуляторами, дело тех, кого мы нанимаем, чтоб они сказали, что произойдет и во что это нам обойдется. Но нам не нужны эксперты, чтобы торговаться с судьбой. Риск — это история, которую мы рассказываем себе о будущем. Когда я в 2021 году оцениваю риски светского мероприятия, мне хочется вспомнить тех мужчин и женщин, которые рассчитывали свои риски на причале в Генуе в 1156 году, глядя одним глазом на горсть монет, а другим — на горизонт.

Источник