Большую часть детства Ник провела, избегая людей. Ее воспитывали вспыльчивый отец и мать, которая перенесла большую часть пережитой травмы на дочь. В итоге Ник была напуганной и изолированной. «Мой примитивный мозг был запрограммирован на то, чтобы бояться всех, потому что все злые и собираются причинить тебе боль», — признается она. (Ник попросила называть ее только по имени, чтобы защитить ее конфиденциальность.)
Страх Ник — не редкость в стране, где превалирует идея «опасных незнакомцев», из-за которой все незнакомые люди воспринимаются как угроза, которой следует опасаться. Впрочем, Ник все-таки поняла, что это нездорово, поэтому предприняла шаги, чтобы взаимодействовать с миром. Став старше, она начала путешествовать в поисках новых знакомств. В 17 лет Ник вместе с одноклассниками улетела на 10 дней в Европу и заметила, что люди начали с ней разговаривать. «Если случайные незнакомцы в Европе заговаривают со мной, то, может быть, я не так уж и плоха, — подумала она. — Может быть, я не умру, если тоже заговорю с кем-то». Так что она стала больше путешествовать и общаться с большим количеством людей. Она переживала из-за этих встреч, боялась и ожидала худшего, но все всегда проходило хорошо. Она обнаружила, что, вопреки навязанному страху, эти незнакомцы не были опасными или страшными. На самом деле они были источниками комфорта и сопричастности. Они расширяли ее мир.
Сегодня у Ник есть название для этих спонтанных разговоров: «терапия избегания». В том смысле, в каком она его использует, этот термин относится к разговору с соседом в автобусе дальнего следования, но может применяться к беседам с незнакомцами где угодно — в ресторане, на автобусной остановке, в продуктовом магазине. Эта форма связи изменила ее жизнь. Когда в ее жизни случались тяжелые времена, она обращалась к незнакомцам за утешением и «чтобы предотвратить одиночество».
«И это сработало?», — спросил я.
«О Боже, да, — ответила она. — Я уносила домой невероятные истории — конечно, мне не с кем было ими поделиться, но у меня они были. Они были моими».
Опыт Ник весьма красноречив. Большое количество исследований показало, что чрезвычайно сильным предсказателем счастья и благополучия служит качество социальных отношений человека. Но в большинстве этих исследований рассматривались только тесные связи: семья, друзья, коллеги. В последние полтора десятилетия профессора начали задаваться вопросом, может ли быть полезным общение с незнакомыми людьми: не как замена близким отношениям, а как дополнение к ним. Результаты исследований поразительны. Снова и снова они показывают, что общение с незнакомцами делает нас менее одинокими, более счастливыми, включенными в сообщества, более здоровыми, более доверчивыми и оптимистичными. Тем не менее, как и Ник, многие из нас опасаются этих взаимодействий, особенно после того, как пандемия коронавируса сильно ограничила нашу социальную жизнь.
В наши дни Ник — успешная медсестра с особенным даром общения с пациентами, и она счастлива в браке с добрым и общительным мужчиной. Она по-прежнему любит путешествовать, и в поездках присматривается к соседу по креслу или к кому-то, кто сидит в одиночестве за столиком или в баре. Если человек в наушниках или выглядит безразличным, она его не трогает. Но если он кажется восприимчивым, она скажет: «Привет, я Ник», и посмотрит, к чему это приведет. Она не безрассудная или наивная, она умеет читать людей и обнаруживать их проблемы. Но разговоры, как правило, идут хорошо, убеждая ее, что в этом мире есть добро. Она говорит, что этот опыт научил ее кое-чему бесценному: «Никогда не стоит недооценивать силу даже самой короткой позитивной связи».
В психологии виды обмена мнениями, о которых говорит Ник, известны как «минимальные социальные взаимодействия». Психолог Джиллиан Сандстрем около десяти лет назад пережила похожее прозрение. Она выросла в Канаде в семье экстравертов, которые любили разговаривать с незнакомцами. Однажды Сандстрем, которая всегда считала себя интровертом, поняла, что всегда смотрит вниз, когда идет по улице. «Я подумала, что это глупо», — говорит она. Так что она начала смотреть людям в глаза и обнаружила, что чувствует себя вполне неплохо. Вскоре она тоже начала разговаривать с незнакомцами. И была удивлена, насколько это легко и приятно. Однажды в метро она увидела женщину, держащую коробку искусно украшенных кексов, и спросила о них.
«Я не знаю, как разговор повернулся в эту сторону, но она рассказала мне, что люди могут ездить верхом на страусах, — вспоминает Сандстрем. — Я была поражена. Это был просто восхитительный разговор. Мне захотелось повторить этот опыт». Позже, во время стрессового периода в аспирантуре, Сандстрем нашла утешение в еще меньшем рутинном взаимодействии: махала рукой и улыбалась женщине, продающей хот-доги, мимо которой проходила каждый день. «Я поняла, что когда узнавала ее, а она узнавала меня в ответ, мне сразу становилось хорошо. Я чувствовала, что я здесь, я принадлежу к чему-то большему».
Сандстрем решила изучить это явление вместе со своим научным руководителем из Университета Британской Колумбии. Они попросили группу взрослых пообщаться с бариста за утренним кофе. У них была идея, что не общаясь с работниками за стойкой — по сути, обращаясь с ними как с бездушными сервисными модулями, а не как с живыми людьми — мы отказываем себе в потенциальном «скрытом источнике принадлежности и счастья». Как оказалось, они были правы. Участники, которые поболтали с бариста, ощутили более сильное чувство общности и подъем настроения, а также в целом были больше удовлетворены процессом покупки кофе.
Другие исследователи пришли к аналогичным выводам. В эксперименте, разработанном психологом из Чикагского университета Николасом Эпли и его тогдашней студенткой Джулианой Шредер, группа людей, которым было поручено разговаривать с незнакомцами в общественном транспорте, оценила свои поездки на работу как значительно более позитивные и приятные, чем группа тех, кто этого не делал. В среднем разговоры длились колоссальные 14,2 минуты, и подавляющему большинству собеседников нравились незнакомцы, с которыми они разговаривали. Хорошо провели время люди всех типов личности.
К настоящему времени скептики думают так же, как и я, когда впервые прочитал эти исследования: конечно, разговор с незнакомцами может быть приятным, если вы — тот, кто начал разговор. Но нравится ли это другому человеку? В конце концов, каждый из нас в то или иное время попадал в замкнутое пространство с собеседником, который оказывался мучительно невосприимчивым к социальным сигналам о том, что вы не в настроении. Поэтому, чтобы проверить реакцию другой стороны, Эпли и Шредер провели еще один эксперимент.
Между задачами, не связанными с текущим исследованием, участники делали перерывы в комнате ожидания. Часть из них попросили поговорить с другим человеком в комнате, а другую часть — не разговаривать. Людям, с которыми они были, не давали никаких инструкций. Те, кто разговаривал — как участники, которые заводили разговор, так и люди, с которыми они беседовали — сообщили, что чувствовали себя гораздо лучше, чем те, кто молчал.
Если разговаривать с незнакомцами так приятно — и так полезно для нас — почему люди не делают этого чаще? Это важный вопрос, связанный с расовым, классовым и гендерным аспектами, культурой, плотностью населения и десятилетиями сообщений (иногда достоверных) об «опасных незнакомцах». Но главное, мы не ожидаем, что понравимся незнакомцам и что они понравятся нам.
В исследовании Эпли и Шредер участники, которых просили поговорить с незнакомцами во время поездок на работу, переживали, что их собеседникам не понравится общение. Они предполагали, что в среднем поддержат разговор меньше половины людей, к которым они обратятся. Участники ожидали, что начать разговор будет сложно. Но людям было интересно с ними поговорить, и ни один не был отвергнут.
Похожий феномен обнаружился в работе Сандстрем с другой группой психологов под руководством Эрики Бутби, названный «разрыв в симпатиях». Их исследование показало, что участники эксперимента (особенно самые застенчивые) полагали, что незнакомец им понравился больше, чем они — незнакомцу. Из-за такого искаженного восприятия люди воздерживаются от подобных взаимодействий и, в свою очередь, лишаются не только краткосрочного повышения счастья и сопричастности, но и более длительной пользы, такой как появление новых друзей, романтических партнеров или деловых контактов.
Но и здесь действует более глубокая сила. Участники этих исследований очень мало ожидали от самих бесед. Когда Эпли и Шредер попросили пассажиров представить, что они почувствовали бы, поговорив с новым человеком, вместо того, чтобы оставаться в одиночестве, те, кто представлял разговор с незнакомцем, решили, что их поездки на работу значительно ухудшатся. Этот прогноз красноречив. Почему это стало такой неожиданностью, что незнакомец может быть отзывчивым, сердечным и интересным?
По словам Шредер, вдохновением для экспериментов в метро отчасти послужила идея о том, что «абсолютно бесчеловечно находиться в окружении людей и никак с ними не общаться и не взаимодействовать». Это дегуманизирует меня, потому что я теряю возможность быть социальным существом — а это заключено в моей природе — и дегуманизирует незнакомцев, потому что я бросаю на них как на людей лишь поверхностный взгляд. Особенно в городах люди часто относятся к незнакомцам как к препятствиям, поэтому никогда не разговаривают с ними. И поскольку мы с ними не разговариваем, нам никогда не приходит в голову, что они на самом деле тоже люди.
Это «проблема меньшего разума», названная так Эпли и психологом Адамом Уэйцем в 2010 году. Теория такова: поскольку мы не можем видеть, что происходит в головах других людей, мы предполагаем «что их разум менее сложен и более поверхностен, чем наш собственный», как пишет Эпли в своей книге 2014 года «Интуиция. Как понять, что чувствуют, думают и хотят другие люди». Возможно, поэтому мы ожидаем, что взаимодействие с незнакомцами будет плохим: мы подсознательно полагаем, что им просто нечего нам предложить.
У Сандстрем было иное (и более простое) объяснение того, почему мы не разговариваем с незнакомцами: она считала, что люди просто не умеют этого делать. Поэтому она решила научить их.
В сотрудничестве с ныне несуществующей лондонской группой Talk to Me, Сандстрем провела серию мероприятий, призванных показать людям, насколько приятным может быть общение с незнакомцами, и узнать больше о том, почему люди не решаются этого делать. С тех пор она разработала несколько методов, помогающих развеять эти страхи. Например, она советует людям быть любопытными — замечать детали, делать комплименты человеку или задавать вопросы. Однако обычно она позволяет подопечным разобраться в этом самим. Преодолев первоначальное стеснение, они обнаруживают, что все происходит вполне естественно. «Потом их не заставишь замолчать, — говорит она. — В конце концов, они не хотят прекращать разговаривать. Это увлекательно. Мне это нравится».
Хотя Сандстрем добилась успеха в этих изолированных событиях, она столкнулась с более коварным препятствием в своем стремлении к прочным изменениям — это социальная норма, запрещающая разговаривать с незнакомцами. В ее экспериментах участники неизменно получали положительный опыт, но «если спросить людей о следующем разговоре, они снова начинают переживать». Поэтому она попыталась создать ситуацию, в которой общение с незнакомцами стало бы для людей достаточно естественным, чтобы они просто делали это по привычке, свободные от всех обычных страхов. Уловка, по ее мнению, заключалась в том, чтобы «заставить людей много разговаривать».
Используя приложение под названием GooseChase, Сандстрем создала списки типов людей, с которыми можно завязать беседу: улыбающиеся люди, люди с «экставагантным» видом, люди, которые несут много вещей, грустные люди, люди, которые выглядят красивыми или модными, люди с татуировками или в «эффектном галстуке». Результаты, опять же, превосходны. Участники обнаружили, что им намного легче начать и поддерживать разговор с незнакомцем, а разговоры длились в три раза дольше, чем они предполагали. Около 80% сказали, что узнали что-то новое. 41% — что обменялись контактами с новым знакомым. Некоторые участники нашли друзей, ходили на свидания, пили вместе кофе. И, как и предсказывала Сандстрем, их пессимизм по поводу разговора с незнакомцами уменьшился. Через неделю после эксперимента участники стали более уверенными в своих разговорных способностях и меньше боялись быть отвергнутыми. Изменилось и их отношение к другим людям. Как написал один студент, «незнакомцы, как правило, дружелюбны и готовы помочь».
Читая другие ответы из исследования Сандстрем, я задавал себе вопрос: «Почему я чувствую облегчение после приятного разговора с незнакомцем?» Когда я спросил об этом Сандстрем, ее ответ вернул меня к истории Ник, ее страшному детству и опыту с «терапией избегания». «Я думаю, это облегчение связано с тем, что нам навязали это ощущение, будто мир — ужасное место, — говорит Сандстрем. — А вы болтаете с каким-то случайным человеком, и все идет хорошо, и вы думаете: «Может, мир в конце концов не так уж и плох».