Одним людям пандемия принесла слишком много свободного времени, а другим — слишком мало. «Поездки на работу» из кухни к письменному столу и сокращение социальных обязательств кому-то удлиняет утро и выходные, в то время как медработники и удаленные сотрудники истощены постоянными, накладывающимися друг на друга обязательствами дома и на работе.
Поэтому неудивительно, что праздность сейчас в тренде. Такие понятия, как «никсен», что по-голландски означает «ничего не делать», и «винтинг», то есть отдых в ответ на превратности судьбы, вошли в лексикон любителей здорового образа жизни. Безделье даже называют новым приемом повышения продуктивности, поскольку эта практика согласуется с культурой постоянной активности, направленной на оптимизацию каждой минуты бодрствования.
Хотя такие рекомендации нацелены в основном на привилегированных людей, которые могут себе позволить составлять собственный график, безделье также может быть формой сопротивления капиталистической машине. Дженни Оделл в бестселлере «Как ничего не делать» утверждает, что нужно использовать свободное время для создания сплоченных сообществ, взаимодействуя с окружающей средой, а не со смартфоном.
Другими словами, существует этика праздности. И дебаты по поводу этой этики восходят к спорам тысячелетней давности, к философам и теологам, которые различали гражданскую праздность (otium) и лень (accidia)
Хотя досуг и праздность по-разному хвалили и презирали, в истории безделья красной нитью от Римской империи и до наших дней проходит вопрос: какие обязательства есть у людей перед обществом? И дозволено ли кому-то бездельничать только потому, что он может себе это позволить?
Античные корни
Многие древние римляне пренебрегали отиумом, считая, что он ведет к политическим распрям, угрожающим стабильности республики. (От его противоположного значения, «неготиум», произошло слово negotiation, то есть переговоры.)
Другие стремились использовать досуг и праздность в положительных политических целях. Цицерон и Сенека выступали за отиум, подразумевавший работу над собой ради служения обществу. Они утверждали, что изучать историю, политику и философию нужно вдали от городских дел. Граждане, изучившие эти предметы, помогают обеспечивать мир и стабильность в республике. Оба старались отличать отиум от праздности гедонистических слабостей, таких как выпивка и секс.
Средневековое христианское общество более резко разделило праздность на два вида. Монашеские общины занимались «Opus Dei», или работой Бога, которая включала в себя то, что римляне назвали бы отиум, например, созерцательное чтение.
Но средневековая система пороков и добродетелей осуждала праздность. Джеффри Чосер писал, что это «сточная канава для всех злых мыслей, всех пустяков, шуток и грязи». Лень мешала многим делам: производительному экономическому труду, духовной работе покаяния и благотворительным «актам доброй воли», которые поддерживали самых уязвимых членов общества.
Праздность и промышленность
Разделение праздности на полезный «otium» и предосудительную «accidia» вызвало новую критику в индустриальную эпоху. Экономист и социолог XIX века Торстейн Веблен едко заметил, что свободное время — это символ статуса, который отличает имущих от неимущих. Он считал основными видами досуга капиталистической элиты «правление, войну, религиозные обряды и спорт». По сути, Веблен осуждал классические и средневековые занятия, такие как обучение и досуг, с язвительностью, когда-то предназначенной для безделья.
В то же время другие мыслители истолковывали даже самые запущенные формы праздности как смелое сопротивление величайшим бедам современности. Роберт Льюис Стивенсон видел в праздности противоядие от капиталистических стремлений, которое знакомило бездельника с тем, что он называл «теплыми и трогательными фактами жизни» — чем-то вроде непосредственных переживаний современника и природного окружения, которые в противном случае оказывались растоптанными капиталистической машиной.
Если в отношении Стивенсона к праздности прослеживался ироничный дилетантизм, то отношение Бертрана Рассела было смертельно серьезным. Он видел решение серьезного идеологического конфликта 1930-х годов между фашизмом и коммунизмом в неторопливых исследованиях и дискуссиях. По мнению Рассела, то, что он гордо называл «ленью», способствовало развитию добродетельной привычки разума, которая поощряла созерцательный дискурс и защищала от экстремизма.
Однако позже в XX веке производительность снова стала символом статуса. Если судить по капиталистическим ценностям, длительный рабочий день и плотный календарь говорят о статусе — и даже о добродетели.
Нужно ли вам бездельничать?
В основе этой раздвоенной концепции праздности лежит парадокс. По определению, это бездействие, которое вряд ли повлияет на мир.
Тем не менее, когда люди перестают крутиться, как белка в колесе, у них могут родиться идеи, которые изменят мир. Для глубоких мыслей и озарения нужно время вдали от «неготиума». Форум Reddit отмечает идеи, родившиеся в душе во время блуждания мыслей, а компании Кремниевой долины предоставляют сотрудникам творческий отпуск для поощрения инноваций. Но со стороны сложно определить, гедонистическая ли это праздность или созидательная.
Если сегодняшний всплеск интереса к праздности позиционируется как панацея от специфического современного состояния, основанного на карантинной скуке и вездесущности технологий, то порой ему не удается справиться с политическими последствиями своих рекомендаций.
Дополнительный сон, время для хобби и уход от повседневных забот восстанавливают тело и разум и способствуют креативности. Тем не менее, слишком часто отношение к праздности любителей здорового образа жизни — которое превращает средневековый грех лености в добродетель — усиливает ее привилегированность.
В худшем случае это выливается в редкие продукты и впечатления — от подушек для глаз до дорогостоящих ретритов против выгорания — для тех, у кого есть средства и время, еще больше изолируя их от остального общества.
Всем нужен отдых, и легко испытать притяжение свободы. Но праздность слишком часто считали ресурсом по отношению к имущим и леностью — к неимущим.
То есть можно ничего не делать?
Какой бы выбор вы ни сделали, нужно помнить, что у личного безделья совсем другая функция, чем у гражданской праздности. Личное безделье восстанавливает и обновляет, но также может вести к антиобщественному или эксплуататорскому поведению. Праздность гражданской позиции признает нашу связь с обществом, даже когда мы отдаляемся от него, давая нам пространство для исследований, игр и открытий. В конечном итоге это должно привести к более справедливому обществу.
Оба вида праздности могут быть общественным благом. И чем больше у людей возможностей ничего не делать, тем лучше для всех.