Потребность занять свое место в групповой или семейной иерархии — одна из важнейших и сложнейших биологических программ. Мы часто можем видеть, как даже двухлетний ребенок пытается «строить» родителей, бабушек и дедушек, причем порой достигает успеха. Для представителей многих видов этот комплекс программ значим, но для некоторых он значим чрезвычайно. Кто оказывается в коллективе лидером и по каким причинам? Об этом одна из глав книги доктора биологических наук, профессора Вячеслава Дубынина «Мозг и его потребности».
Мозговые центры, связанные с лидерством и подчинением
Ключевым центром оказывается миндалина, расположенная в глубине височных долей больших полушарий. Это не должно удивлять, поскольку деятельность нейросетей миндалины действительно является основой для реализации самых разных типов социального поведения, за исключением, пожалуй, полового и родительского.
Миндалина (амигдалярный комплекс) представляет собой сложную систему структур, в пределах которой взаимодействует десяток ядер: латеральные, базолатеральные, центромедиальные, кортикальные. Они имеют большое количество входов от сенсорных систем, связаны с гипоталамусом, голубым пятном, гиппокампом, лобной корой, покрышкой среднего мозга. Интенсивно исследуется участие миндалины в формировании эмоциональной памяти; существует много информации по половому диморфизму данной области (у мужчин она крупнее), роли в развитии социофобий, посттравматических расстройств и даже в становлении политических взглядов человека.
В целом, судя по всему, имеет место функциональная специализация различных областей миндалины: одно ядро преимущественно занимается территориальным поведением, другое — лидерством, третье — агрессией, четвертое — контролем половой мотивации. Но все же чрезмерно жесткая привязка амигдалярных структур к определенным функциям не является оправданной, поскольку многие задачи решаются нейросетями разных областей миндалины совместно.
В ходе эволюции и при оценке индивидуальных вариаций объем миндалины оказывается сопряжен со степенью сложности внутривидовых отношений. Люди (и животные) с более крупной миндалиной социально активнее, они поддерживают больше связей с сородичами, а степень сложности таких связей выше.
Известно, что существует корреляция между размером (объемом) миндалины человека и его стремлением взаимодействовать с другими людьми. Например, установлена статистическая связь с числом номеров адресатов в мобильном телефоне или количеством друзей в социальных сетях. Если миндалина повреждается, то стремление к социальному взаимодействию (в том числе к лидерству) может вообще исчезнуть.
Нейроны миндалины возбуждаются, когда кто-то нарушает нашу индивидуальную дистанцию. Уже было упомянуто, что комфортное индивидуальное расстояние для разных людей весьма различно. Но в любом случае у каждого из нас есть представление об индивидуальной дистанции, и, когда собеседник подходит слишком близко, ощущается дискомфорт. В этот момент активируются и правая, и левая миндалины; при двустороннем повреждении этих зон человек перестает отслеживать дистанцию. Миндалина очень мощно активируется, когда мы видим или слышим (или обоняем) различные проявления эмоций. С ней связаны зеркальные нейроны, которые переносят на нас эмоции, испытываемые другим человеком. Например, зеркальные нейроны работают, если врач представляет себя на месте пациента. Здесь же, в миндалине, находятся клетки, которые активируются, если подражание доставляет нам удовольствие. Подражать вожаку стаи очень значимо, это важный источник положительных эмоций. Если подчиненной особи удалось сделать то же самое, что и вожаку, то, соответственно, у этой особи в мозге выделился дофамин и вызвал позитивные переживания.
Установление социальной справедливости в сообществах
Миндалина очень значима для выстраивания глобальной иерархии, она отслеживает не только отношения «вожак–подчиненный», но и взаимодействие между равными особями. В больших стаях часто встречаются ситуации, когда десять павианов или мартышек примерно одинаковы по своему статусу. Миндалина следит, чтобы мартышка вашего статуса не получила слишком много. Можно называть это завистью, а можно — социальной справедливостью в отношениях с равными по рангу.
В книге приматолога Франса де Вааля описан очень показательный эксперимент с двумя равными по рангу в стае обезьянками-капуцинами (видеозапись данного опыта вы без труда найдете в интернете). Оба капуцина обучены выполнять одно и то же задание, причем животные находятся в соседних клетках и прекрасно видят, что делает сосед. Исследователь кладет жетон-камешек с наружной стороны клетки рядом с решеткой. Капуцин должен взять этот камешек и отдать ученому, за что получает немного еды (то есть идет «обмен» жетона на пищу). Если обезьянке, сидящей в правой клетке, в награду давать виноградину, а той, которая находится в левой клетке, — кусочек огурца, то у второго капуцина очень быстро начнется истерика. В первый раз он, конечно, возьмет огурец, даже откусит его. И с недоумением посмотрит на соседа, который ест виноград. Если во второй раз дать обезьянке в левой клетке огурец, то овощ будет выкинут наружу. А на третий раз капуцин устроит бунт, будет трясти клетку и возмущенно кричать. Так он протестует против нарушения справедливости.
Мозг отслеживает подобные ситуации, и, судя по всему, они направленно детектируются нейронами миндалины.
Многие философы и психологи были абсолютно уверены, что представление о равенстве и братстве свойственно только человеку и возникло не раньше времен Великой французской революции. Но даже такие небольшие обезьянки, как капуцины, демонстрируют понимание справедливости. Что уж говорить о шимпанзе — они порой даже готовы отказаться от винограда (да-да, именно так; справедливость плюс эмпатия), если сосед получает всего лишь огурец!
Однако, если в распределение труда и награды вмешивается иерархия, тут все меняется, и ни о какой справедливости речи не идет. В одном из экспериментов четыре вороны некоторое время находились в общей вольере, и у них выстроился порядок клевания. Далее ворон обучили для получения пищи нажимать рычаг — давали небольшие порции еды только после совершения правильного действия. Что произошло спустя некоторое время? Обнаружилось, что в этом небольшом сообществе больше всех нажатий совершает самая низкоранговая особь, а меньше всех — доминант: 80% против 2%. При этом, конечно, низкоранговая птица не получает львиную долю еды, а лишь 30–35% корма. «Заработанной» ею пищей пользуются другие вороны, присваивая по 20–25%, хотя доминант нажатий почти не совершает. Вот такая «эксплуатация» низкоранговых (как правило, молодых) особей.
Аналогичного рода эффекты, демонстрирующие, как на представление о справедливости накладывается социальная иерархия, выявляются также в опытах на крысах и, конечно, на обезьянах. Разделение труда в сообществах — очень важный фактор, это позволяет стае функционировать более эффективно. Разделение труда можно видеть и у грызунов — голых землекопов, бобров (кто-то валит деревья, кто-то строит плотину).
В стаях с временными вожаками, без четкой иерархии и явного разделения функций, например в мигрирующих оленьих стадах или стаях диких гусей, которые летят в Лапландию, огромное значение имеет подражание наиболее опытному члену сообщества. В этом случае работают зеркальные нейроны, и с их помощью на вожака (часто это пожилая самка) ориентируются все остальные особи.
В иерархически организованной стае все гораздо сложнее. Происходит выстраивание нескольких степеней подчинения, и чем больше и сложнее стаи, тем четче разделение труда и тем более ритуализированы отношения между подчиненными и вышестоящими. К примеру, стая павианов в боевом порядке идет по саванне. На них может напасть леопард или лев, и нужно быть готовыми ко всему. Поэтому мощные молодые самцы идут по краям, самки с детенышами — в центре. Впереди стаи — разведчики, это, как правило, пожилые опытные самцы. Такой «поход» очень хорошо организован и сконфигурирован.
В обезьяньих стаях вожаками, как правило, являются самцы. У самок существует параллельная иерархия, которая связана с тем, насколько близка овуляция, беременна ли эта самка, кормит ли она детеныша грудью. В случае беременности или наличия детеныша статус самки повышается. Статус самок, с которыми спаривается вожак, самый высокий.
Примером сложных обезьяньих стай являются сообщества гелад. Это павианоподобные крупные мартышки, которые живут в Эфиопии на высокогорных плоских территориях и питаются злаками. В стае примерно 50 членов, они бредут по равнине, разыскивая и собирая пищу. У гелад очень четкое разделение труда. Члены сообщества разделяются на часовых, разведчиков и собирателей. Различные стаи движутся по равнине недалеко друг от друга. Иногда несколько сотен гелад могут идти в одном направлении. Конечно, у них устанавливаются очень интересные отношения и внутри стаи, и между стаями. Именно на геладах показано, как, например, пожилой, но опытный и заслуживший уважение самец долго сохраняет власть, несмотря на притязания молодых и нахальных.
Мозг — арена конкуренции многих программ
Еще раз подчеркнем, что, несмотря на то что лидерство —очень важная программа, она активно установлена в мозге далеко не каждого. Есть люди, которые стремятся вырваться и вырываются из сетей и стереотипов иерархии, подчинения, лидерства. Их называют дауншифтерами, и они рассуждают примерно так: «Зачем я буду работать больше, чем нужно? Уже заработал достаточно, чтобы скромно жить где-нибудь в теплых странах или хотя бы отдыхать там по полгода… Не буду работать больше, чем необходимо!» Такой подход в числе прочего поддерживается программами экономии сил: «программой лени» и тем, что мы называем «стремлением к свободе».
Важно понять, что нервная система — арена конкуренции очень многих программ. Есть программы лидерства, подражания вожаку, агрессивности. Но также есть программы, которые говорят о важности свободы для нашего мозга. О них еще Иван Петрович Павлов писал: «Рефлекс свободы — преодоление ограничений в свободе перемещений: основа свободолюбия человека».
Подобные программы и поведение иногда позволяют животному или человеку вырваться из социальной иерархии, существовать в какой-то мере свободно и независимо от стаи и коллектива. Пусть не всегда успешно или не очень долго, но все же подобное существование вне сообщества возможно.
Так, в обезьяньих стаях далеко не все особи встроены в иерархию. Бывает, что живет стая, а рядом, где-то не очень далеко, ходит группа из двух-трех самцов или даже одинокий самец, который не ощущает особого дискомфорта. И он не желает быть членом структуры, выполнять какие-то общественные функции, а является таким своеобразным подобием отшельника и дауншифтера.
Подробнее о книге «Мозг и его потребности» читайте в базе «Идеономики».