Сейчас время вопросов без ответов. Заболею ли я? Когда будет вакцина? Стабильна ли моя работа? Когда жизнь снова станет нормальной? Эксперты делятся догадками или оценками некоторых трудностей, но уверенности нет, и это сводит с ума.
Люди ненавидят неопределенность и готовы на все, чтобы ее избежать, даже предпочитают заведомо плохой результат неизвестному, но, возможно, хорошему. В одном британском исследовании первой части участников сказали, что их шанс получить удар электрическим током равен 50%, а другой части — что 100%. Первые пережили больший стресс, чем вторые. Нетерпимость к неопределенности подвергает людей большему риску таких заболеваний, как депрессия и обсессивно-компульсивное расстройство.
Мы по умолчанию считаем, что неопределенность — это всегда плохо, а уверенность — всегда хорошо. Однако древняя философия, а также растущее количество научных данных говорят об обратном. Неопределенность не должна мешать нам, и «в правильной форме и в нужном количестве она на самом деле несет большое удовольствие», — говорит профессор психологии из Гарварда Дэниел Гилберт.
Мы занимаемся определенными видами деятельности — например, смотрим триллеры или читаем детективы, — именно потому, что результат неизвестен. Или, скажем, вы получаете записку от тайного поклонника. По словам Гилберта, тайна о том, кто ее послал, порождает «такую неопределенность, которую вы сочтете изумительной и восхитительной». Тем не менее, мы по большей части не обращаем внимания на свою любовь к приятной — назовем ее безвредной — неопределенности. По данным Гилберта и его коллег, даже несмотря на то, что неуверенность в позитивном событии продлевает людям удовольствие, мы в целом убеждены, что будем счастливее, когда неопределенность будет устранена.
А как насчет более мрачной неопределенности, с которой мы столкнулись сейчас? Речь не только непосредственно о болезни или потере работы из-за пандемии, но и об отсутствии видимых ее границ. Мы не знаем, когда она закончится. Вы могли заметить, что такого рода неуверенность — назовем ее пагубной неуверенностью, — только ухудшает настроение. Но, опять же, это всего лишь тенденция, а не предрешенный исход. Мы не обречены на страдания, сталкиваясь с пагубной неопределенностью. У нас есть выбор.
По моему опыту, есть два способа решить «проблему» неизвестного: уменьшив величину воспринимаемого риска или увеличив терпимость к неопределенности. Большинство из нас сосредоточены в основном на первом. Многие философы считают это ошибкой.
Философы борются с неопределенностью и непостоянством как минимум со времен древних греков. Стоицизм — философия, процветавшая в III веке до нашей эры в Афинах, — особенно хорошо подходит, чтобы помочь людям справиться с неопределенностью. Стоики жили в особенно неспокойные времена. Афины потеряли большую часть своей независимости как город-государство, а смерть Александра Македонского несколькими годами ранее оставила в регионе вакуум власти. Старый порядок рухнул, а новый еще не возник.
Стоики считают, что жизнь главным образом находится вне нашего контроля, но мы контролируем самое главное: свои мнения, импульсы, желания и антипатии, свое психическое и эмоциональное состояние. «Измени то, что можешь, и прими то, чего не можешь изменить», — известное стоическое кредо. Говорят, стоит овладеть этим навыком, и вы станете «непобедимыми». Стоики признают, что это непросто, но возможно. Принять неопределенность, присущую жизни — особенно жизни во время пандемии, — лучше, чем вести с ней постоянную битву, которую мы неизбежно проиграем, сказали бы стоики.
В фильме «Лоуренс Аравийский» есть сцена, где Лоуренс, которого играет Питер О’Тул, спокойно гасит спичку между большим и указательным пальцами. Его сослуживец пробует сделать то же самое и вскрикивает от боли.
«Ой! Чертовски больно», — говорит он.
«Конечно, больно», — отвечает Лоуренс.
«Ну, а в чем же тогда фокус?»
«Фокус, — говорит Лоуренс, — в том, чтобы не замечать эту боль».
Ответ Лоуренса — чисто стоический. Конечно, он чувствовал боль, но она оставалась ощущением, рефлексом. Она не перерастала в панику. Лоуренс не обращал внимания на боль в буквальном смысле слова: он не позволял своему разуму задерживаться на этом и усиливать то, что чувствовало тело.
Точно так же пандемия изменила обстоятельства нашей жизни — это реальность, которой мы не можем избежать. Но наш разум и наши реакции по-прежнему принадлежат нам.
Чтобы показать силу мышления, стоики используют метафору цилиндра, катящегося с холма. Гравитация гарантирует, что цилиндр начнет катиться, но то, насколько плавно и быстро он катится, зависит от его формы. Мы не можем контролировать холм или гравитацию, но можем контролировать форму своего цилиндра, состояние своего разума.
Например, предположим, что вы, как и многие родители, работаете из дома, присматривая в то же время за маленьким ребенком. Эти факты — холм, их изменить невозможно. Что вы можете скорректировать, так это ваше отношение. Это не обязательно должен быть фундаментальный сдвиг — это может быть плавное смещение от сопротивления если не к полному принятию, то по крайней мере к терпимости.
Способность справляться с неопределенностью может принести и большую пользу. В конце концов, неуверенность вынуждает искать новые знания. Выдающиеся ученые знают это интуитивно и готовы жить с неизвестностью, исследуя новые рубежи. «Мне не нужно знать ответ, — говорил физик-теоретик Ричард Фейнман. — Я не пугаюсь того, что ничего не знаю, потерявшись в таинственной вселенной без всякой цели». Терпимость к неопределенности и двусмысленности также связана с более творческим мышлением, как показали несколько исследований. Английский поэт-романтик Джон Китс ввел термин «негативная способность» для описания подобного явления. В письме братьям в 1817 году он утверждал, что писатель творит в полной мере, «когда предается сомнениям, неуверенности, догадкам, не гоняясь за нудными фактами и не придерживаясь трезвой рассудительности».
Японские философы пошли еще дальше. Они советуют не просто мириться с неопределенностью и ее близким родственником непостоянством, но и приветствовать их. «Самое ценное в жизни — это ее неопределенность», — писал буддийский монах XIV века Ёсида Кэнко.
Посмотрите на сакуру или цветение вишни. Их цвет мимолетен. Цветут они всего неделю или две, а потом лепестки опадают. Другие цветы — например, сливы — сохраняются значительно дольше. Зачем же стараться взращивать что-то столь же хрупкое, как цветущая сакура?
Потому что «красота заключается в ее собственном исчезновении», — говорит Дональд Ричи в своей книге «Трактат о японской эстетике». Жизнь эфемерна. Все, что мы знаем и любим, однажды перестанет существовать, включая нас самих. Это определенность жизни. Сакура прекрасна не вопреки своему мимолетному цветению, а благодаря ему. Так было всегда. Пандемия вернула нас к нашей мимолетности. И хотя при таких ужасных обстоятельствах воспевать эту истину может быть чересчур, мы можем научиться терпеть неизвестность и, возможно, даже мельком увидеть красоту, лежащую в основе неопределенности жизни.